Сегодня утром в онлайновой конторе Ladbrokes.com ставки на триумф турецкого прозаика принимались из расчета 7 к 1, и в букмекерском рейтинге он занимал третье место после сирийского поэта Адониса и американской романистки Джойс Кэрол Оутс. Третье, а не триста тридцать третье: в кои-то веки логика шведских академиков покорилась стороннему анализу.
Итак, на данный момент их избранник должен удовлетворять двум критериям -- относительная элитарность творчества и умеренная гражданственность имиджа. (Именно поэтому никаких шансов в 2006-м не было, скажем, у Амоса Оза и Харуки Мураками: израильско-ливанские царапины чересчур свежи, овечьи квесты чересчур популярны в среде интернационального офисного планктона.) Пишет лауреат скупо и непопсово, но мастерски, великолепно, безупречно. На протяжении минувшего года его имя не раз фигурировало в заголовках политических новостей, но не первополосных: он высказался насчет необходимости объективистского пересмотра официальной версии событий 1915-1918 годов (тогда Османская империя неоднозначно обошлась с армянами), турецкие власти решили засадить его в тюрьму для острастки, но затем передумали.
На вопросы российских читателей по поводу этой полускандальной истории Памук, весной посетивший Москву и Санкт-Петербург, отвечал крайне сдержанно, до обтекаемости деликатно. Он вообще производит впечатление человека уравновешенного и ироничного, но притом чуждого и чванства, и цинизма. Чистопородный европейский интеллектуал в костюме с иголочки. Столкнувшись с ним во франкфуртском кафе, вы не заподозрили бы в нем турка; фамилия Памук означает «хлопок», светлый цвет кожи в семье писателя наследственный. А если верить автобиографической книге «Стамбул» (М.: Изд-во Ольги Морозовой, 2006), он, выросший и по сей день живущий в квартале Нишанташи, заселенном свободомыслящими, прозападно ориентированными интеллектуалами-прогрессистами, и не ощущает себя турком по преимуществу. Относится к национальной специфике с ее суфизмом и ятаганами отстраненно, как к любопытной канве для метафорических построений, которая ему по праву рождения оказалась доступной во всех фактурных частностях. Появился бы на свет в Намангане -- писал бы об узбеках, словно какой-нибудь Сухбат Афлатуни, но вдесятеро талантливей.
Талант автора «Белой крепости», «Черной книги», «Меня зовут Красный», «Стамбула» отечественная аудитория может оценить в полной мере, как если б умела читать по-турецки. К сожалению, хронологически последний роман свежеиспеченного нобелиата, кафкианско-достоевский «Снег», нам до сих пор, по сути, недоступен. Вряд ли эта лакуна заполнится в обозримом будущем. Конгениальный переводчик произведений Памука Вера Феонова безвременно скончалась, и петербургское издательство «Амфора» в цейтноте поручило обработку «Снега» заведомо некомпетентным интерпретаторам. Сейчас эта решающая книга, которая, по-видимому, и обеспечила благосклонность шведских академиков, присутствует на русской полке лишь номинально, для галочки. Однако не будем расстраиваться: 54-летний профессионал далеко не стар, визуально здоров и сочинит еще не один и не два блестящих романа. Отыщется и переводчик на них. Нам повезет.
