Александр Привалов, генеральный директор ЗАО «Группа Эксперт»
Эстонская история уже практически в прошлом. Информационное сражение мы проиграли. Теперь надо сделать выводы и разработать собственную атакующую стратегию, потому что сильной игры на контратаках не бывает.
Пересмотр итогов Второй мировой войны начался давно. Уже к празднованию 50-летия акценты были расставлены весьма жестко, и для мирового сообщества Россия перестала котироваться в качестве одного из главных победителей. А в последнее время стало модно говорить, что просвещенное человечество боролось и с Гитлером, и с Россией. Нас превращают в одного из двух врагов, причем если эта линия пойдет дальше, то мы окажемся главным врагом.
Я прочел занимательное рассуждение одного еврея о том, что все современное мироустройство строится вокруг осинового кола, забитого в могилу Гитлера. Сейчас этот кол расшатывают и раскапывают. Но без кола нельзя, поэтому когда кол выдернут, его постараются забить в русских. Дальше там идет предположение, что русские не дадутся, и кол забьют в евреев, но это мне уже кажется спорным. А вот что постараются забить в нас – это очень похоже на правду. Через некоторое время выяснится, что даже не два симметричных зла терзали Европу и весь мир, а восточное зло было погуще.
Реалий Ялтинского мира больше нет. Те, кто считают себя обиженными, имеют возможность начать свою игру, при этом всем выгодно откусить кусок от нашего статуса, как от непропорционально большого и значимого.
Мы должны, пока не поздно, выдавить из себя официальную позицию и отстаивать ее. Она не может состоять в том, что спаситель всей земли стоит в Трептов-парке с мечом и с девочкой, хотя в этом есть своя правда. Это сейчас уже никто слушать не станет. Надо найти те точки, от которых мы отступать не будем. Эти установки можно обосновать исторически, но это надо делать, этим надо заниматься. Просто плакать о том, что русских людей обижают, – бесперспективно.
Позиция легкой не будет в любом случае. Мы здесь лучше других понимаем, что такое Сталин, но должны быть категорически против разговоров о равной бесчеловечности, поскольку она исходно была неравна. Здесь ничего лучше глазковского четверостишия не придумано: «Господи! Вступися за Советы, / Защити страну от высших рас, / Потому что все Твои заветы / Нарушает Гитлер чаще нас».
Говорить надо быстро. Как только что-нибудь непоправимое скажет президент США или премьер Англии, будет поздно. Тут дело даже не в дипломатических тонкостях, необходимо громогласно настоять на том, что мы являемся одним из победителей зла. И этот рубеж не сдавать.
Игорь Петров, писатель
Интересно рассмотреть шаблоны общественного мнения, которые создаются немецкими масс-медиа и затем приживаются (сужу по интернет-форумам) в среде читающей публики. К примеру, если речь идет о последнем годе войны и страданиях немецкого гражданского населения, то обязательно будут упомянуты Солженицын и Копелев (свидетели обвинения) и Эренбург (разжигатель и подстрекатель). Западная историческая наука давно доказала, что печально известная листовка с призывом «брать германских женщин, как законную добычу» является подделкой, скорее всего, еще нацистских времен, тем не менее минимум раз в год во вполне респектабельных немецких газетах (в последний раз в Die Welt) авторство этой листовки приписывается Эренбургу. До «пересмотра итогов» тут, конечно, еще далеко, но тенденция налицо: если имеется несколько версий описания некоего события, то зачастую выбирается не наиболее достоверный, а наименее, условно говоря, прорусский.
Реакции прессы, насколько я мог видеть, не выходили за рамки все тех же привычных шаблонов. Вот несколько бросившихся мне в глаза моментов:
1. Не проводилось границы между людьми, вышедшими протестовать против переноса памятника и людьми, грабившими магазины и сжигавшими машины. То есть создавалось впечатление, что вышедшие на улицы противники переноса в полном составе участвовали в погромах. Более того, акцент зачастую делался на погромах, а перенос памятника играл второстепенную роль причины, их вызвавшей.
2. О реальных проблемах русскоязычного меньшинства Прибалтики не упоминалось вовсе или упоминалось мимоходом. Обычно с пояснением, что русских туда завезла Советская власть, желавшая русифицировать Эстонию. Т.е. (между строк) «сами виноваты».
3. То, что суверенная страна вправе сама решать, где и какие памятники должны в ней стоять, повторялось неоднократно. О том, что суверенная страна параллельно с этим устанавливает памятники, которые в Германии, скорее всего, были бы запрещены, как антиконституционные, умалчивалось.
4. На жесткую реакцию эстонских властей смотрели сквозь пальцы. Реакцию властей российских наоборот рассматривали через лупу. Скандалу вокруг эстонского посольства в Москве придавалось поэтому значение не меньшее, чем событиям в Таллинне. Почему для российских властных структур такой сценарий оказался сюрпризом - для меня загадка. То есть я понимаю, что чемпион мира по шахматам находится в оппозиционном лагере, но ведь просчитать на два хода вперед способен и третьеразрядник.
У меня создается впечатление (возможно, ошибочное), что сегодняшняя историческая наука в России делается энтузиастами-одиночками.А ведь стоит задача, вообще говоря, создать историческую базу, которая оттеснит и советский официоз, и постсоветские нигилизм и погоню за тиражами в ущерб фактам на маргинальные позиции. И, боюсь, без государственной поддержки тут не обойтись. Нужно работать с архивами, с первоисточниками на разных языках, с уже имеющимся аналитическим материалом... Силами одних энтузиастов эту задачу не решить.
Инициировать международную конференцию по Второй мировой войне, которая должна заново закрепить ее итоги, как мне кажется, имеет смысл, когда у страны есть твердая позиция по всем вопросам своего недавнего прошлого, в том числе и по больным вопросам. Есть сейчас у России такая позиция? Я не уверен.
Алексей Киличенков, кандидат исторических наук, доцент РГГУ
Говоря о пересмотре истории, необходимо раздельно оценивать три параллельно существующих информационных потока: научное историческое знание (совокупность достоверно установленных фактов и предлагаемое объяснение их взаимосвязи), приращением которого занимается историография любой страны; нормативная совокупность исторических фактов и их трактовка, изложенные в учебниках истории; и, наконец, формируемый текущей государственной идеологией и пропагандой образ исторических событий. Результирующей этих трех взаимосвязанных потоков является историческая компонента общественного сознания, представленная, как правило, в виде совокупности исторических мифов. Если говорить о состоянии зарубежной историографии, то ее палитра традиционно остается весьма многообразной. Как прежде, так и теперь можно найти и работы, и оценки самые противоположные, что, впрочем, является совершенно нормальным состоянием любой профессиональной общности. Проблема в другом. Какие из существующих оценок оказываются наиболее востребованными в настоящее время и почему? А вот это уже вопрос национальной, государственной идеологии. Поэтому объяснение тенденции пересмотра в ряде стран итогов Второй мировой войны нужно искать, безусловно, вне научно-исторического поля знаний, но в целях текущей политики.
Роль историков в данном процессе должна сводиться к функции экспертов, но не более, все остальное, действительно, дело политиков и дипломатов. Хрестоматийным примером в этом отношении может послужить история пересмотра политической и правовой оценки советско-германского договора о ненападении 1939 г., в которой историки выполнили роль экспертов, а II Съезд народных депутатов дал политическую оценку.
Следует также помнить, что история занимается поиском не правды, но научной истины. В условиях современной России осложнение отношений с некоторыми странами Восточной Европы скорее инициирует, активизирует обращение исследователей ко всей той совокупности событий, что лежат в основе нынешнего политического действа.
Олег Морозов, ЕР, первый зампред Госдумы
Надо разрабатывать правовые нормы защиты от пересмотра истории. Указ президента о защите воинских захоронений за рубежом, который, как мне известно, готовится, -- это одна из возможных форм защиты наших памятников. Также эффективным будет давление на общественное мнение, на европейцев. Известно, что далеко не все они солидарны с тем, что сегодня делается в Эстонии и Польше.
Санкции же хороши тогда, когда можно прогнозировать, что они приведут к искомому результату. В данном случае нужно искать морально-политические пути воздействия на наших оппонентов. Надо влиять на них. У них действительно сейчас со слухом неважно. Заявления известных, авторитетных европейских лидеров, которые выразили бы несогласие с действиями властей Эстонии, -- это самый эффективный путь. На поведение болонки надо влиять через поведение хозяина.
Глеб Павловский, президент Фонда эффективной политики
Изменения, которые происходят в отношении ко Второй мировой войне, происходят не только в Европе, прежде всего они происходят в России. Страна взрослеет, она начинает ставить вопросы о цели своего существования, осмыслять свою историю, вырабатывать собственную модель существования и развития. Можно называть это формированием нации, русской, российской – как угодно, но это неизбежный процесс, который, в свою очередь, неизбежно вызывает негативное отношение у Запада.
Ревизионизм, как таковой, не есть какая-то особенная прерогатива Запада. Ревизионизм есть и у нас, и в его основе лежит русский нигилизм, страсть к разрушению, он не «ползет с Запада», как многие думают.
Однако новость, что к востоку от Европы находится страна, претендующая на собственную модель развития, отличную от европейской, никогда особенно не радовала западный мир. В 1945-м Европа проиграла попытку ликвидировать российскую модель развития и смириться с этим проигрышем не может. Не стоит персонифицировать – Польша, Эстония, это больше напоминает выяснение отношений на коммунальной кухне.
Мы практически не предлагаем внятных объяснений этой нашей модели. У того же Евросоюза есть четкое позиционирование себя, оно может быть лживым, лицемерным, каким угодно, однако оно есть. У России его нет. Все наши объяснения сводятся к тому, что «ну мы же нормальная страна, мы такие, как все, у нас европейские ценности, у нас демократия». Нужно внятно объяснить миру себя.
К сожалению, в этом объяснении есть огромная проблема хотя бы в том, что мы даже не знаем, каким языком это делать. Российская власть говорит чудовищным либерально-экономическим канцеляритом. Его, безусловно, нужно менять.
Россия как-то привыкла обижаться на Запад. У нас несколько невротическое отношение к своей нормальности, даже в ситуации с переносом памятника русская община в Эстонии повела себя куда более достойно, нежели Россия, у нас было больше всхлипов и рыданий.
Победа – это как раз одна из важнейших составляющих этой «русской нормальности». Причем это отношение сформировано вовсе не официозом, оно пошло снизу. Официоз шел за общественным мнением и зачастую опаздывал, Кремль до сих пор не очень понимает, что с этим делать. Взять ту же акцию с георгиевскими ленточками -- это сейчас их начали изготовлять промышленным способом, три года назад их еще было сложно найти, люди делали их сами. Победа, по сути, стала нашей гражданской религией, по крайней мере, центральной ее частью. И об этом ни в коем случае не стоит забывать.
Иван Мельников, первый зампред ЦК КПРФ, депутат Государственной думы
Я убежден, что никакие дискуссии на эту тему делу не помогут. Наоборот, необходимо всевозможными способами противодействовать самой постановке вопроса о том, что может быть иная версия событий, чем та, что уже укоренилась в сознании во всем цивилизованном мире.
Что нам доказывать европейским странам, которые бросают пробный провокационный шар? Устроить семинар в Эстонии на тему подвига советского народа в то время, когда в их газетах нас называют «русскими выродками»? И в Польше, и в Эстонии, и в Венгрии немало настоящих героев Второй мировой войны. Но как государства они не внесли никакого значимого вклада в защиту мира в XX веке. Тактически действия властей этих стран – это отражение комплексов неполноценности. И эти их комплексы неполноценности в своих интересах стратегически используют более сильные страны, заинтересованные в пересмотре итогов войны как в инструменте изменения современного соотношения сил на международной арене.
Нам сегодня пора отрезвить головы и подумать об общенациональных интересах. У нашей страны – одна единственная и единая история. Это наш фундамент и наш плацдарм для защиты национальных интересов. Вокруг этого надо объединить усилия, продумать стратегию действий и выдать жесткие решения. Экономические, политические. Не оглядываясь на интересы бизнеса. Пока мы ничего подобного от власти не увидели. И на нашем шествии соберутся люди не просто возмущенные происходящим в некоторых странах Европы, но и недовольные фактическим бездействием российской власти.
Что касается законопроекта о защите памятников, то это верная идея. Но это не решение проблемы. Это может быть одним из средств -- в рамках серьезно продуманной линии поведения. Но, еще раз повторю, пока этой линии не видно.
