Август во Франции – не сезон политики. События словно бы подстраиваются под ритм французской жизни, проще сказать – отсутствуют. Предполагается, правда, заседание совета министров, посвященное снижению валового национального продукта. Министры съедутся с каникул в Париж на неделю раньше, чем обычно. Все боятся кризиса – но кризис, скорее всего, не минует, хотя бы потому, что никто не знает, как его избежать. Предлагаются различные полумеры, но в управлении государством своя арифметика: сложение двух полумер одной целой не дает. Во всей зоне евро падение валового продукта достигло 0,2%, во Франции – 0,3%. Это критично, даже весьма. Но коль скоро грядущий рабочий год обещает быть тяжелым, в особенности для бюджетников, французы и Франция старательно отдыхают.
Если нечто политическое и происходит, то скорее характера анекдотического. Сеголен Руаяль встретилась у себя в Нанте с далай-ламой. Прежде всего, конечно, в пику Николя Саркози, который на всякий случай с ним встречаться не стал: действующему президенту, в отличие от политической покойницы, приходится оборачиваться на Китай. Секуляристка и лама обсудили по ходу встречи проблему Тибета. Руаяль весьма эмоционально обещалась немедля получить визу и подъехать на место. С таким неизъяснимым апломбом, что всем и сразу сделалось ясно: на месте она ситуацию тут же и разрулит.
По французскому интернету, как и у нас, гуляет на редкость удачная фотография Саакашвили: упакованный в бронежилет герой с совершенно непередаваемым выраженьем лица пытается спрятаться за одетых в белые рубашки телохранителей: ему почудился подозрительный звук с неба. Решил, что русские прилетели бомбить, причем точечно – строго по президенту. Волосенки у Миши при этом взмокшие и стоят почти что дыбом. У всех прочих присутствующих лица совершенно спокойные и недоумевающие. В ролике же СNN – с перебивками из российских танков – Саакашвили внимает кому-то по телефону и жует собственный галстук. Не покусывает, а именно что жует, основательно набив несчастным галстуком рот. (Привычка, приобретенная, надо думать, гарантом грузинской демократии еще в пионерском детстве.) Но это все так, курьезные детали. Вообще, хотя война в Южной Осетии и позиционируется как «русско-грузинская», французские СМИ все же значительно адекватнее, например, германских, где начало конфликта породило первые полосы газет с огромными шапками: «Россия вторглась в Грузию: 2000 жертв».
Но все же август – не сезон политики, как и не сезон устриц. Устрицы, как известно, настоящие ценители едят только с буквой «р»: в сентябРе, октябРе, ноябРе, декабРе, янваРе, февРале, маРте и апРеле. А вот для мидий – самое что ни на есть время. Включаясь в безмятежную французскую бессобытийность, я ездила вчера с друзьями к устричным садкам – охотиться там на мидий. До вчерашнего дня, признаться по чести, я представления не имела о том, почему за мидиями ездят к устричным садкам. А вот теперь разобралась, о чем и спешу с гордостью поведать.
В отлив, когда вода в Ла-Манше отступает на несколько километров, обнажаются длинные ряды железных столов, покрытых похожими на рытый бархат черно-зелеными водорослями. Под этими роскошными скатертями к железякам прикручены набитые устрицами плоские сетки. Это и есть прославленные садки. Устрицы в садках, конечно, имеют законных владельцев, которые начнут их деятельно продавать, когда календарь заРычит. Но вот мидии, любящие лепиться около устриц, они как бы ничьи. Железяки садков сплошь заросли их черными раковинами. В часы отлива отдыхающие французы целыми семьями отправляются бродить по серому песку меж садками. С ведерками в руках, кто босиком, кто в резиновых сапогах, но все в куртках – в Нормандии редко бывает жарко. Некоторые вооружены еще и сачками – для отлова креветок и мелких крабов. Собирать мидии можно только руками: нащупать сквозь водоросли раковину покрупней, подцепить, оторвать. Пальцы покрываются мелкими царапинами, маникюру конец. На всю охоту – часа два с половиной, не больше. Дальше надо быстренько направлять стопы к берегу: там, где ты сейчас безмятежно разгуливаешь, скоро будет два-три человеческих роста глубины.
Возни с мидиями предстоит еще много. Часа два придется обивать с них устричными ножами мелких белых ракушек, колониями цементирующихся на каждой мидии. Чем-то этот процесс напоминает чистку картошки. Всем надоело, у всех вконец распухли руки. Но за поздним французским ужином будет час торжества: отваренные с сельдереем, свежайшие, нежно сливочные мидии несказанно хороши под белое вино и неторопливый разговор. Ничего общего с тем, что мы покупаем в московских супермаркетах! Потомки свирепых норманнов любят, чтобы к мидиям подавалась сметана.
Кстати, о сметане. Решительно непонятно, откуда взялось бытовавшее в первой эмиграции твердое убеждение, что во Франции ее не бывает. Между тем этот миф был довольно популярен, встречается, например, в рассказах Тэффи. Моя подруга, русская француженка, полагает, что путаница происходила из-за того, что сметана и сливки по-французски обозначаются одним словом «крэм». Просили в лавках сметаны, а им в ответ все предлагали сливки. Надо было просить «крэм фреш». Строго говоря, это подтверждает мое предположение, что повсеместно бытовавший в старой России французский язык был предназначен скорее для общения русских между собой, нежели для взаимопонимания с французами. Авторские переводы, например, стихов Николая Гумилева на французский совершенно чудовищны, в особенности перевод знаменитой «Персидской миниатюры». Не лучше и собственные «французские» вирши представителей самых что ни на есть сливок общества, чтоб не сказать, самой его сметаны. Попадались мне, помнится, стихи одного синего кирасира (а уж это элита из элит). Даже мне было понятно, насколько это плохо. Право же, мы, русские, в большинстве своем не самый лингвистически одаренный народ на свете. Хотя можем, конечно, если постараемся.
А съесть за один ужин все вчерашние мидии мы не успели. Будем, стало быть, и сегодня лузгать эти черные морские семечки, макая содержимое скорлупок в сметану. Сами же ракушки-скорлупки, растертые в муку, пойдут в клумбу с гортензиями: чтоб на следующий год цветочные шары окрасились в синий цвет.
Одежда все еще пахнет йодом и солью – запах Ла-Манша.
