В аэропорту Сочи погибли тысячи редких рыб, прилетевших из Китая (подробнее). Обстоятельства неясны. 24 августа таможня консультировала получателей по оформлению груза. 28 августа таможня узнала (как?), что к моменту прилета рыбы в Сочи (1 сентября) груз правильно оформлен не будет, и предупредила руководителя аэропорта (почему аэропорта?). Наконец, прилетевшую рыбу пропустили через 16 часов, за которые она и погибла, – отчего не хватило времени с 28 августа по 1 сентября? Доводы таможни в изложении СМИ выглядят для простого человека издевательски: не могли пропустить рыбу в океанариум потому, что не имелось документов о собственности на океанариум. Что мешало погибавшую рыбу сначала пропустить куда-нибудь, поставив сторожа на месте, а потом решать прочие вопросы?
Разумеется, сделать так было возможно. Если неопытные (иначе в чем загвоздка?) местные таможенники опасались принимать риск на себя, могли позвонить в Москву, губернатору и т. д. Однако действия в интересах дела, а не мертвой буквы инструкции, не типичны для чиновников средней руки. Исходя из интересов дела, теряешь рычаг давления. Это же над тем, кто ждет груз, каплет. Его деньги уходят на временное хранение, его стройка стоит без оборудования, его магазин – без товара. Наконец, его рыба дохнет в перегревшемся контейнере. Что большинство чиновников – и вообще граждан – смотрит на работу только как на источник дохода, а не на то, как их труд «вливается в труд … республики», в целом нормально. И предприниматели чаще «гибнут за металл», а не за пользу, которую приносят. Производство портвейна «777» вряд ли способно вызвать духовный подъем, какой бывает у инноватора, создающего и ставящего на поток новый сердечный клапан или лекарство от рака. Вопрос в том, насколько личный интерес совпадает с общественным.
Что свободная конкуренция обращает эгоизм предпринимателя на пользу людям, писал шотландский таможенный чиновник Адам Смит. Правда, Смит уделял немало внимания и этике, о чем современные его почитатели («либералы») не очень вспоминают. Но этика этикой, а непрофессионализм – непрофессионализмом. Предположим ошибочно, что за затяжками со стороны таможни стоял не вполне законный интерес. Однако нужно ли отличать случай рядовой и чисто торговый от общественно значимого и потенциально рискованного? Вредно ли знать, что президент – любитель аквариумных рыбок, а океанариум строят к Олимпиаде-2014? Если даже в рисках, лично интересных или опасных, люди «не секут», чего желать от них при обычном исполнении служебных обязанностей?
Свободная конкуренция мало пекущихся о согражданах рабочих и предпринимателей вынуждает делать свою работу добросовестно. Как сделать, чтобы и чиновники несли риски, уравновешивающие их тягу к бездействию и мздоимству? Или – на худой конец – чем заменить ее? Начиная с 1987 года (кто помнит – поймет) автору этих строк, в составе и под покровительством самых известных тогда и теперь экономистов, пришлось исследовать проблемы бюрократизма, ведомственности, местничества и т. п. пороков советской экономики. Наш вывод – как теперь видно, в высшей степени упрощенный – заключался в том, что переход к рынку и частной собственности – единственное лекарство. Средство недостаточное. Как и архитекторы приватизации начала 1990-х, мы не понимали, что свобода рынка и права собственности (как и профессиональное поведение чиновников) существуют не сами по себе и зависят не от законов как таковых, а вырастают изо всей институциональной инфраструктуры экономики. Образуемой писаными, но общепринятыми правилами экономической жизни, и ценностями (этикой), и культурой (либо бескультурьем) в самом широком смысле слова, впитываемыми «с молоком матери».
Как абсолютно справедливо заметил господин Привалов (это вообще наиболее глубокая мысль, которая появлялась в информационном пространстве последних десятилетий), великие свершения социализма «случались до тех пор, пока на ведущие в них роли хватало людей, сформировавшихся при старом режиме, или людей, этими осколками прошлого непосредственно обученных. Как только первые иссякли совсем, а вторые большей частью, то есть когда кадровая, социальная и всякая другая политика бессмертного гения и его верных соратников привела наконец к стабильному результату, вышли из моды и великие свершения».
Применяя ход мысли Привалова к современности, мы живем тем культурным багажом (строим экономику на той институциональной инфраструктуре), который сформировался в советскую эпоху. Сегодняшние ублюдочные экономические и общественные явления – монополизм, коррупция, непрофессионализм и т. п., – которые сокрушают сердца современников и препятствуют подлинному предпринимательству и развитию инновационной экономики, – это дети Ленина, Троцкого, Сталина и их более или менее человечных эпигонов: Хрущева и Брежнева, а точнее – всей «сволочи» (по Ивану Солоневичу) социалистической бюрократии. Поэтому, с одной стороны, не пройдя смену двух-трех поколений, трудно ожидать, что чисто экономические (и юридические) реформы дадут тот волшебный эффект, которого мы наивно ожидали во времена перестройки. С другой – если ограничиваться только улучшением законов, упуская из виду воспитание совести, ждать придется гораздо дольше.
Неплохо бы об этом помнить и тем, кто по наивности – а не злобе – протестует против изучения православия школьниками (не католичество же или протестантизм изучать нам, они просто не «лягут» на наши дремлющие в быту, языке и подсознании архетипы, как не ложатся на них импортируемые из Америки законодательство или реформа образования). Это же следует осознавать и правительству (в самом широком понимании). В двух отношениях. Во-первых, подачей собственного благородного примера честности, бескорыстия и самоотверженности. Во-вторых, пониманием проблемы и учетом ее при разработке законов, норм, правил и т. д. – проведении всего комплекса мер экономической политики. Не случись этого – не бывать нашим сочинским (вологодским, псковским и т. д.) таможенникам гордыми наследниками чужого, но честного и благородного Адама Смита. И останутся они (и вместе с ними все чиновное «крапивное семя») выучениками блаженной памяти Павла Ивановича Чичикова.
