Учителя математики Михаила Эпштейна не устроила карьера в обычной школе, и он создал свою собственную. Спустя 23 года его «Эпишкола» успешно работает, в ней учится 50 детей. А ее создатель пошел дальше, теперь он — один из первых в стране, кто нашел подходы к сотрудничеству с бизнесом и сумел заинтересовать РОСНАНО. Сегодня он — директор федеральной образовательной сети «Школьная лига», одного из проектов Фонда инфраструктурных и образовательных программ РОСНАНО.
Из метро быстрым и уверенным шагом выходит мужчина небольшого роста, плотной комплекции, руки в брюки. У него черная борода, как у моряка, и очки с тонкой оправой. За ним следует группа людей, одетых разношерстно и не по погоде тепло. Мужчина много улыбается, периодически отвечает на вопросы, поднимает в воздух руку, чтобы за ним поспевали... Группа людей — это учителя государственных школ, приехавшие из разных городов России на конференцию по инновационному образованию, мужчина с рюкзаком — Михаил Эпштейн, главный идеолог перемен в школах и директор «Школьной лиги РОСНАНО».
— Дорогие коллеги, позвольте представить, это одна из самых престижных школ в Санкт-Петербурге. Эту школу заканчивали Борис Гребенщиков, Алиса Фрейндлих, Андрей Толубеев, Григорий Перельман, Юрий Матиясевич... Недавно лицей стал президентским, — Михаил Эпштейн рассказывает о знаменитом физико-математическом лицее No239, в которой, кстати, он сам учился. Учителей он привел на экскурсию в школьную нанолабораторию.
Просторные коридоры, технически оборудованные классы, огромный кабинет робототехники — здесь учатся только умники, прошедшие строгий отбор по физике и математике. На стене в фойе — написанные золотыми буквами фамилии победителей всероссийских олимпиад.
Школа без оценок
— Работать в государственной школе я долго не стал, у меня рос ребенок, ему очень кушать хотелось... А во-вторых, у меня были свои педагогические закидоны, — смеется мой собеседник. — Я мечтал придумать школу, точно такую же хорошую, как 239, только не такую! Я же сам в ней учился и помню, какая была конкуренция за оценки. Мы все гнались. А мне мечталось сделать школу, в которой бы ребятам хотелось учиться и без оценок.
— Смелая идея.
— Начало девяностых — это было время педагогической революции. Тогда вдруг прорвалось большое количество различных идей... С помещением нам помог Дом пионеров, пластилин и бумагу принесли из дома, смогли набрать первых учителей. Поначалу школа начиналась как кооператив, еще закон об образовании не вступил в действие.
— Сложно было в девяностые?
— Наоборот, проще. Знаете, в девностые я гораздо меньше боялся бандитов, чем прихода государственных проверяющих. У меня тогда был один приятель, с рождения инвалид. Он смог организовать клуб для таких, как он. Скоро к нему пришли бандиты: плати, говорят, ты на нашей территории. А он им: «Посмотрите на меня, я ж дэцэпэшник». Отвели его к своему «начальнику», тот проговорил с парнем целый час, после чего решил финансировать их организацию. Поэтому я знал, что бандитам всегда смогу объяснить.
Пока учителя разглядывают лаборатории по физике и химии, мы прогуливаемся по коридору школы.
— И какие педагоги работали в вашей школе?
— Мы набрали учителей из обычных школ. Первое время это была настоящая битва. Они спрашивали: как это — работать без оценок? Приходилось их долго убеждать. Однажды решил провести эксперимент. Целый месяц дети учились по оценкам, за игрушечные денежки. И мы заметили: дети бумажки постоянно теряли, они были им не важны. Первое, что спрашивали мамы у детей дома: «Сколько денежек принес сегодня?» А вот когда без отметок учились, они задавали другой вопрос «А что интересного сегодня было на уроке?» Мы постоянно придумывали, как включить в урок игру. Знаете, почему детям в школе неинтересно? Почему они не «пашут»? Во-первых, они не чувствуют, что это вообще кому-то надо! А во-вторых, для них важно участвовать в большом деле. Когда они ловят драйв, тогда готовы пахать сутками. Вот как у Макаренко было в его колонии подростков... Представьте себе, тридцатые годы, с помощью чекистов создан завод, где дети сами выпускают суперсовременные фотоаппараты ФЭД! Это и есть тот самый драйв для ребят — понимать, что «мы делаем то, что востребовано!» Поэтому они там пахали.
— А что же придумали вы?
— Мы искали разные форматы. Один из них — погрузить ненадолго детей в производственную среду, отвести их на предприятие. Ведь руководство не пускает к себе школьников — техника безопасности, всякие сложности... И мы придумали игру «Журналист». То есть ребята в течение одного дня как десант проникают на завод, смотрят, щупают, а потом про это рассказывают в своем репортаже. Это оказалось очень ново, необычно! Потом, наши дети занимались каждый своим проектом. Это, во-первых, развивало мышление на межпредметном уровне, а во-вторых, требовало личной ответственности ученика. Ребенок сам придумывал и сам реализовывал. В процессе обучения мы установили рваный ритм. Несколько раз в месяц дети погружались в конкретную тему предмета. Погружения — замечательная вещь! Ведь у нас как обычно? обучение моното-о-онное, — мой собеседник рисует руками прямую горизонтальную линию, изображая лицо скучающего человека, — а тут — бах, и...
— Просыпаешься...
— Вспышка, от которой повышается работоспособность и лучше усваивается материал. Мы постоянно искали возможность практиковать идеи педагогов Корчака, Тубельского, Ривина...
— Но разве это инновации? Я думала, что тут надо что-то самому придумать.
— Что-то — да, самому. Но, понимаете, в педагогике все основные идеи давно придуманы! К тому же, я считаю, брать чужие модели не грешно, главное — научиться прикладывать их идеи к жизни и ссылаться на авторов. Потому что инновации — это не только то, что придумано, а то, что, главное, внедрено. Приезжаем мы как-то в Казань, там нам рассказывают коллеги, что их педагоги из Сингапура обучают новому сингапурскому методу образования. А я человек въедлевый, дай-ка разберусь, что за новый метод... И тут выясняется, что китайцы прочитали наши книжки, которые были написаны в СССР в шестидесятые годы педагогом Махмутовым. Написано-то было, но не реализовано. А в Сингапуре прочитали и реализовали. И теперь в Татарстане огромные деньги тратятся на то, чтобы иностранцы приезжали и обучали нас своему «новому методу» образования. А все почему? Потому что смогли внедрить.
РОСНАНО
Уже поздний вечер, а у Михаила Марковича через полчаса еще занятие со студентами.
— Если в девностые мы выживали на деньги родителей, то в двухтысячных уже мыслили о развитии образования глобально. Я приходил к бизнесменам и говорил: «Ребята, надо вкладывать в развитие учителей». Первые лет пять отвечали: «Миша, ты, конечно, молодец, а теперь вали отсюда». Тогда считалось, что школа — это прерогатива государства, и только. В 2006-м нашелся первый неравнодушный предприниматель. И мы реализовали проект «Школа завтра». В нем участвовало 13 государственных школ. Помню, учителей было сложно раскачать. Это были уставшие от жизни люди, замученные государственным контролем, в основном женщины, у которых дома дети... Мы для них устраивали выезды за город, семинары, тренинги. Была создана целая сеть педагогов, как бы клуб, где они как бы «клубились». Тогда мы увидели, как они почувствовали себя нужными, и у них загорались глаза, стали появляться свои проекты, смысл жизни появлялся! Стало понятно, что это и есть основное условие развития школы.
— Как началось ваше сотрудничество с РОСНАНО?
— Как-то мы прочитали на сайте их концепцию развития: воспитать поколение новых специалистов, не только в одной науке сидеть, а сразу несколько наук понимать. А это как раз то, чем мы и занимались. Мы написали коллегам письмо с предложением сотрудничества, и в 2010 году стартовал пилотный проект.
— И что вы предложили?
— Во-первых, мы заявили, что понимаем, как нужно развивать образование, поддерживать обычные школы. Тогда и многие обычные дети смогут заинтересоваться учебой. Во-вторых, предложили выстроить сеть учителей, вузов, предприятий, исследователей — и мы в этом стали одни из первых в стране. В-третьих, мы начали искать способы сотрудничества школы и бизнеса и показывать им их взаимный интерес. Мы также придумали очень хороший формат летней школы, в ходе которой школьники решают кейсы реальных предприятий. Создавать прорывные события, которые разрывают школьную рутину. Например, сейчас это — неделя нанотехнологий, а в этом году это будет Всероссийская школьная неделя высоких технологий.
— И какой получилась «Школьная лига»?
— По сути, сейчас «Школьная лига» — это сеть с масштабами целой страны. С одной стороны — различные школы, во главе с инициативными педагогами, которые в своей работе практикуют образовательные программы лиги, а с другой — представители индустрии и бизнеса, вузы и ученые. И одна большая цель на всех — продвигать в школы идеи, направленные на развитие современного образования, и в первую очередь — естественнонаучного.
— А почему бизнесу должно быть это интересно? Им бы издержки поменьше, да прибыль побольше.
— Финансирование и сотрудничество со школами — это инструмент взаимодействия с государством, хороший пиар для компаний. Если раньше таких бизнесменов было не найти, то сегодня я могу вам пачками называть. Я много разъезжаю по регионам, таких уже больше ста. Многие бизнесмены сначала думают: «Ну что дети могут?» Зато потом, когда дети выстреливают, у них загораются глаза. Вот пример с летней школой. Был «Наноград» в Казани. Ребята решали задачу для местного технопарка — придумали, как организовывать пространство, удобное для сотрудников. На защиту приехал гендиректор, без особого энтузиазма, у него было ровно 45 минут на встречу. Но ребята придумали такие дизайнерские ходы нестандартные, что ему так это понравилось, — он перенес все встречи, сел на ступеньку и полтора часа не отходил от детей, обсуждал вопросы производства. Теперь он наш постоянный партнер.
— А если говорить о том, из чего конкретно состоит ваша работа каждый день?
— Если честно, наша работа — это рутинный труд, отслеживать, чтобы «сеть» плодотворно работала, поддерживать инициативу. Вот, кстати еще пример, который в муках родила наша программа. Студенты, выпускники одной из школ нашей лиги, участники нашей летней школы, придумали наглядное пособие по наноэкспериментам — наночемоданчик. Теперь успешно разъезжают по стране, и дети эти наноматериалы могут буквально потрогать руками. Другой пример — многие школы давно закупили новые наномикроскопы. Проблема в том, что их поставили в школы, закрыли «в шкаф», и они до прихода нашей программы там пылились! Они стоят огромных денег, там если сломаешь кантилевер, это много денег сразу стоит, как с ними работать, учителя не понимают. Наши иркутские коллеги разработали пакет экспериментов, написали методички. Вот так мы вместе нарабатываем базу для того, чтобы «нано» вошло в жизнь школы и стало частью образовательного процесса. Но важно, чтобы и сам образовательный процесс стал интересней.
***
Я в центре дополнительного образования, он же «Интерактивный музей математики», созданный Эпштейном и его командой. В просторном помещении на стенах крупные фотографии наночастиц, на полу по периметру всей комнаты — покрытие с нарисованным математическим лабиринтом. За столом вкруг сидят семь студентов, в центре — преподаватель. За семинаром все пьют чай с пирогами, бурно обсуждают тему.
— ... И у ребят не один, а сразу пять уроков математики. Математика в рисовании, в физике, логика... И это другая математика — не лекцию тебе читают, а она придумана так, что там обязательно надо что-то делать руками, мастерская. Пятый, шестой, седьмой класс так и надо делать! По-другому их не заинтересовать.
Семь молодых ребят — это студенты кафедры образовательного менеджмента. В этом году они напишут дипломы и пойдут работать в школы.
Ольга Макарова
