Когда в 1348 – 1349 гг. Европу косила Черная смерть, рабочие на всем континенте почувствовали, что впервые в жизни у них есть власть. Текстильщики в городе Сент-Омер на севере Франции потребовали и добились последовательного трехкратного увеличения заработной платы в течение года, во время которого свирепствовал Черный мор. Многие гильдии рабочих добились более высокой оплаты труда и сокращения рабочего времени. Правительство Франции попыталось заглушить эти требования в 1351 году, но все же позволило повысить заработную плату в три раза по сравнению с уровнем до начала чумы. Колумнист Bloomberg обобщил опыт минувших эпидемий.
К 1352 году Парламент Англии, который в 1349 году принял закон, ограничивающий выплаты, превышающие уровень до начала чумы, предпринял действия, направленные против работодателей, которые несмотря на это повысили выплаты рабочим в два или три раза.
Эти цифры озвучила историк Барбара Такман (Barbara Tuchman) в своей книге «Загадка 14 века» (“A Distant Mirror”), посвященной бедствиям Европы в 14 веке. Опубликованная в 1978 году, когда она думала, что книга отражает современную бедственную ситуацию 1970-х годов, книга повышает рейтинги «Амазон» (Amazon), поскольку ученые всех дисциплин изучают историю пандемий, чтобы понять какое будущее ожидает нас после коронавируса.
Пандемии сформировали цивилизации, и даже есть доказательства того, что они привели к положительным изменениям. Черная смерть, наступившая в то время, когда католическая церковь была разобщена Папским расколом, изменила отношение к религии и привела к тому, что европейцы стали еще более неохотно подчиняться властям. По мнению Такман, «Черную смерть можно считать непризнанным фактором становления современного человека», несмотря на то, что Возрождение, Реформация и Просвещение произошли несколькими веками позже.
Один из самых ярких уроков заключается в том, что труд получает власть над капиталом. Это может показаться слишком большой экстраполяцией выводов, вытекающей из одного действительно экстремального исторического события. Черная смерть сократила население Европы примерно на 40% менее чем за два года. Естественно, это укрепило влияние уцелевших рабочих. Ни одна другая эпидемия не оказывала такого сильного воздействия, и эта не сможет.
Но исследования, только что опубликованные Федеральным резервным банком Сан-Франциско, показывают, что и менее разрушительные пандемии имеют аналогичные последствия. Они изучили дюжину эпидемий, от чумы до гриппа H1N1 в 2009 году, который унес как минимум 100000 жизней. Окончательное число погибших в результате некоторых из этих вспышек было намного ниже, чем по текущим оценкам от Covid-19, хотя они, как правило, более непосредственно затрагивают население трудоспособного возраста. Ученые также пересмотрели свои данные, исключив бубонную чуму (безусловно, самую смертоносную) и испанский грипп 1918 года (потому что Великая депрессия, последовавшая чуть позже, могла бы исказить результаты), и обнаружили ту же картину. В течение десятилетий после пандемии реальная заработная плата в Европе (по которой имеются наилучшие непрерывные данные) неизменно повышается.
Рисунок 1: Изменения реальной заработной платы в Европе после пандемий.
Эти цифры показывают, что можно было бы ожидать в случае отсутствия эпидемий (и это в реальном выражении: после Черной Смерти цены на зерно взлетели, поэтому более высокая заработная плата первоначально только поддерживала инфляцию) и то, что пандемии увеличили спрос на трудовые ресурсы почти на четыре десятилетия. Это было достигнуто за счет капитала; акционерам следует готовиться к более низкой прибыли, чем они ожидали.
Взглянув на любой заголовок, можно убедиться в том, что эта модель повторяется. В условиях чрезвычайной ситуации правительства по всей Европе субсидируют заработную плату и платят рабочим, чтобы они не работали. Работники, которые по-прежнему вынуждены работать, в то время как другие соблюдают социальную дистанцию, и которые ранее были готовы получать небольшую зарплату и работать в плохих условиях, становятся гораздо более настойчивыми и начинают громче заявлять о себе. Наиболее известный случай, когда работники «Амазон» (Amazon), которые долго жаловались на условия работы на своих складах, вышли на улицы в знак протеста против того, что их заставили работать в непосредственной близости друг от друга после того, как их коллеги были инфицированы Covid-19; и компания «Амазон» отреагировала на это, наняв еще 80000 работников.
Другим тревожным результатом исследования было то, что не стоит ждать мощного подъема. Пандемии не похожи на войны. Здания и техника не разрушены, и поэтому нечего восстанавливать. Некоторые европейские политики, включая премьер-министра Испании, уже призывают к «новому Плану Маршалла», который мог бы стать «величайшей мобилизацией экономических и материальных ресурсов в истории». Но можно с оптимизмом провести параллель с Планом Маршалла, грандиозной инвестиционной программой, с помощью которой США поддерживали восстановление Западной Европы после Второй мировой войны.
Когда ученые посмотрели на реальные естественные процентные ставки после пандемий и сравнили их с последствиями войн, они обнаружили абсолютно противоположные эффекты. Естественная процентная ставка по их определению - это «уровень реальной доходности по надежным активам, который уравновешивает предложение накоплений и спрос на инвестиции при сохранении стабильных цен в экономике». Чем выше экономическая активность, тем выше темп роста при прочих равных условиях, в то время как более слабая экономическая активность принесет с собой более низкий темп роста. В замечательной статье, опубликованной Банком Англии в начале этого года, реальный естественный темп роста был рассчитан еще в 1311 года, до Черной смерти.
Их вывод был предельно ясен. Войны приводят к более высоким реальным процентным ставкам, что подразумевает большую экономическую активность, которую необходимо контролировать. За пандемиями следует снижение роста, что подразумевает вялую экономическую активность.
Рисунок 2: Поведение реальной естественной процентной ставки в Европе после пандемий и войн
Суть заключается в том, что нет недостатка в капитале, который необходимо возмещать, как это было бы после войны. Кроме того, очевидно, существует тенденция к сбережению, а не к инвестированию. Когда экономика получает удар, многие чувствуют необходимость больше экономить и, следовательно, потреблять меньше, что означает замедление экономического роста.
Существуют также важные психологические различия. После войны, какой бы травматичной она ни была, победители получают удовлетворение от победы, в то время как проигравшие могут направить всю свою энергию на восстановление и спасение национальной чести. Вторая половина 20-го века и экономический подъем таких стран, как Германия, Япония и Южная Корея, показывают эти перспективы.
После пандемии в людей буквально вселяется страх Божий, и после ее окончания нет замечательного ощущения победы. Часто выжившие чувствуют себя виноватыми. Таким образом, модели потребления и инвестиций могут быть подвергнуты влиянию синдрома посттравматического стресса. Цитируя инвестиционного аналитика Питера Этуотера из «Financial Insyghts»: «Мы не оправляемся от травмы, а приспосабливаемся к ней. Мы учимся жить с этими шрамами и двигаться вперед в условиях боли».
К специфическим последствиям коронавируса также относятся более высокие требования к правительству, поскольку этот зарождающийся кризис показал по крайней мере один случай, когда четкое направление сверху может быть очень полезным. Деятели в сфере политических прав уже встревожены тем, что эпоха коронавируса приведет к “коллективистским стремлениям” и росту привлекательности левых и социалистических политических движений.
Еще большую тревогу вызывает потенциальная возможность беспорядков и волнений. Общей линией поведения во время пандемий была попытка обвинить во всем посторонних и иностранцев. Массовые убийства евреев во время Черной смерти вынудили их переселиться в Восточную Европу. Утрата веры в авторитет церкви приводила к дезориентации, равно как и попытки рабочих отстаивать свои права. В течение двух столетий после эпидемии чумы Европа была разделена последствиями ненужных войн. Восстания крестьян и ремесленников были частыми и всегда заканчивались жестокими подавлениями.
Как и ранее, эта паника, вероятно, склонила чашу весов в пользу труда и против капитала. Это приведет к усилению недоверия к правительствам, а также к усилению стремления правительств играть более активную роль в обществе и на рынках. И хорошо бы, чтобы эти конфликты были разрешены мирным путем.
Автор статьи Джон Отерс является старшим редактором отдела рынков. До работы в издании «Bloomberg» он посвятил 29 лет работе в «Financial Times», где возглавлял колонку «Lex» и был главным обозревателем рынков. Он является автором книги “Пугающий подъем рынков " и других книг.
