Чтобы понять, какую роль играет азиатская китайская диаспора в экономическом развитии Китая, важно уяснить, что представляют собой «деловые сети зарубежных китайцев» (OCBN — Overseas Chinese business networks). Этот термин (его сокращенный вариант — «бамбуковая сеть») наиболее приемлем, если учесть высокую степень переплетения деловых связей между десятками тысяч китайских компаний.
Даже в тех случаях, когда речь идет о действительно большой китайской корпорации, ее функционирование — если абстрагироваться от внешней атрибутики — подчиняется законам семейного клана. Неотъемлемые атрибуты китайской клановой организации — институт гуаньси (связей), перекрестное владение акциями, тесные межсемейные взаимоотношения, а также практика неочевидных, не всегда логически просчитываемых корпоративных приемов, направленная на достижение экономии и делающая упор на взаимодействии с другими китайскими компаниями.
В результате проведенных опросов и изучения статистических материалов недавно был подтвержден известный факт: основная масса китайских фирм в странах Восточной Азии — это небольшие и средние семейные компании с высокой концентрацией власти и менеджерских функций в руках их хозяев. Они опираются на низкий уровень прибыльности (компенсируя это высокими темпами оборота), предпочитают иметь дело с другими китайскими компаниями, строят свой бизнес в основном на торговле, сфере обслуживания, а также операциях с землей и недвижимостью.
Согласно исследованию, большинство хозяев этих фирм главными слагаемого своего успеха считают «нацеленность на упорный труд, хорошие связи и способность сохранять расходы на низком уровне». К прочим необходимым составляющим достижения успеха опрошенные отнесли высокий уровень образованности, умение планировать на долгосрочную перспективу и предпринимательские способности. Типичная модель расширения бизнеса для зарубежной китайской компании предполагает следующие стадии: рост и экспансия на местном рынке; открытие офиса в Гонконге; прямое инвестирование в Китае (или, как альтернатива, прямое инвестирование в других восточноазиатских странах с дешевой рабочей силой).
Оценивая потенциал функционирующей в масштабах всего мирового хозяйства сино-экономики, следует сказать, что она в целом превосходит экономическое хозяйство собственно Китая как по своему технологическому уровню, так и по степени интеграции. Последняя выстраивается чаще всего по принципу «коротких цепочек»: материковый производитель — гонконгский (тайваньский) партнер, он же зачастую инвестор — зарубежный заказчик или покупатель. Свыше 90% производственного потенциала прославленных свободных экономических зон так или иначе «пристегнуто» к мировому рынку, в то время как внутренний товарооборот КНР крайне неразвит, уступая, например, объему внешнеторгового оборота между странами ЕС. Статистические данные показывают, что в последние годы на внешнюю торговлю приходилась почти половина ВВП Китая, при этом предприятия с иностранными инвестициями к 1998 году вышли по объемам экспорта на уровень 42% от общего объема экспорта КНР. При нынешних темпах прироста этот показатель уже в ближайшие годы может превысить отметку 50%.
Резко возросшая за годы реформ составляющая внешней торговли в национальном ВВП, по мнению Государственного статистического управления КНР, свидетельствует о том, что иностранные (а значит, «зарубежнокитайские») инвестиции стали «главными контрибьютерами» устойчивого экономического роста. Таким образом, можно с полным основанием утверждать, что усилиями гонконгцев, тайваньцев и отчасти зарубежных китайских общин создается до четверти ВВП КНР.
