Удержится ли на завоеванных рубежах резко возросшая капитализация глобального фондового рынка - с 9,3 триллиона долларов в 1990 году до примерно 25 триллионов сегодня? В результате положительной динамики рынка на Уолл-стрит на Соединенные Штаты ныне приходится около половины капитализации мирового фондового рынка по сравнению с 30% в 1990 году. Напротив, доля Японии сократилась с 40% до почти 11%, и это самый низкий показатель за весь период с начала 1950-х годов. Рост капитализации американского фондового рынка сыграл решающую роль как катализатор роста потребительских расходов и капитальных вложений. Но при капитализации фондового рынка, достигшей 150% ВВП (при том, что в среднем за последние 60 лет этот показатель равнялся 49%), существует риск, что корректировка окажет более негативное воздействие на внутренние расходы, нежели предыдущие периоды "медвежьей" конъюнктуры рынка. Такая инфляция активов - и ошеломительное воздействие, которое на реальную экономику окажет корректировка в размере, скажем, 25%, - станет в 2000 году самой большой проблемой для Алана Гринспена.
Движущей силой экспансии американского фондового рынка стали поразительные результаты, достигнутые в технологическом секторе. Его рыночная капитализация превысила 2,7 триллиона долларов. На этот сектор сегодня приходится около четверти общей капитализации фондового рынка США по сравнению с 10% в 1990 году. Меняющаяся структура фондового рынка отражает тот факт, что на сектор информационных технологий в настоящее время приходятся около 20% акционерного капитала США, 18% - Британии, 14% - Швеции, 11% - Германии и 8% акционерного капитала Японии. Лидером этого процесса является компания Microsoft, чья рыночная капитализация составила примерно 500 миллиардов долларов. Если Microsoft удастся в течение еще одного года сохранять темпы роста, достигнутые в 1998 году и в начале 1999 года, то вскоре она сможет претендовать на вступление в "большую семерку" - группу из семи самых богатых стран: рыночная капитализация компании превысит ВВП Канады.
Но если технологический сектор переживает бум, то стоимость таких традиционных отраслей, как горнодобывающая и тяжелая промышленность, снизилась. В середине 1999 года общая рыночная капитализация глобальной металлургической отрасли, включая металлургические комбинаты, золотодобывающие шахты, предприятия по добыче медной руды и другие компании по добыче природных ресурсов, составляла всего лишь приблизительно 320 миллиардов, или немногим более 60% рыночной капитализации Microsoft. Интересно понаблюдать, какую прибыль смогут приносить акции высокотехнологичных компаний в 2000 году. Однако отметим, что в последующие годы эта гигантская перемена обусловит и аналогичные перемены в обществе.
Ни один регион мира не изменится в 2000 году сильнее, чем Япония. В своей современной истории Япония придерживалась системы "капитализма участия" (stakeholder capitalism), в которой прибыли играли не столь решающую роль в корпоративном процессе принятия решений, как вопросы продаж, величины активов и занятости. В результате японские компании обеспечивают капиталоотдачу в размере всего лишь 2% (в США этот показатель составляет 20%, а в Западной Европе - 15%). Однако падение нормы прибыли привело к спаду на фондовом рынке, что готовит почву для революции в отношениях между менеджерами и акционерами. Из-за низких доходов, получаемых на фондовом рынке, у японских фирм образовалось непогашенное обязательство по пенсионным отчислениям в размере 80 триллионов иен (730 миллиардов долларов). Они, вероятно, исправят эту ситуацию, внеся в пенсионный "котел" большую долю акций, находящихся в корпоративной кросс-собственности. Такая система перекрестного владения акциями представляет собой финансовый аналог "капитализма участия". Когда ситуация будет таким образом исправлена, в Японии впервые за всю ее послевоенную историю возникнет мощное движение, требующее, чтобы фирмы уделяли больше внимания прибыльности. По иронии судьбы, стареющее японское общество будет вынуждать частный сектор перейти к более динамичной форме капитализма с тем, чтобы обеспечить доходы все большего числа пенсионеров.
Стоит обратить внимание и на радикальные перемены в Европе. Возьмем, к примеру, быстро растущий немецкий рынок - Neuer Markt, на котором зарегистрировано свыше 125 небольших высокотехнологичных компаний, а совокупная рыночная капитализация составила примерно 40 миллиардов долларов. На компании, специализирующиеся на программном обеспечении, приходятся около 22% этого рынка, а на Интернет-провайдеров и другие компании, связанные с Интернетом, - еще 20%. Рост нового рынка знаменует собой "прорыв" в сфере народных инвестиций в акции - самый драматичный за всю историю Германии со времен второй мировой войны. Это не просто новый рынок, это новое мышление. И это является хорошим предзнаменованием для Франкфурта и плохим - для лондонского Сити. В самом деле, если раньше торговля на немецком фондовом рынке замирала в период иудейских религиозных праздников, то теперь объем торговли снижается во время студенческих каникул.
В 2000 году во многих регионах мира возникнут новые - и намного более совершенные - банковские системы. Латинская Америка сделала свою финансовую систему настолько открытой для иностранных инвестиций, что более половины всех банковских активов теперь принадлежат учреждениям, контролируемым иностранцами. Аргентина продвинулась по этому пути дальше всех, поскольку создание в этой стране валютного комитета (currency board) означает, что ее центральный банк более не может быть кредитором последней инстанции. В результате перемен в системе собственности, происходивших с 1985 года, аргентинские банки ныне зависят от кредиторов последней инстанции, которые находятся в Лондоне, Мадриде, Гонконге и Вашингтоне, а не только в Буэнос-Айресе. После недавнего финансового кризиса страны Азии также становятся открытыми для иностранных инвестиций в финансовую систему. Через год иностранные организации будут, вероятно, контролировать по меньшей мере 40% банковской системы в Таиланде, Южной Корее и Индонезии, в то время как пять лет назад этот показатель равнялся нулю. В Восточной Европе - точно такая же история. Германские, голландские, ирландские и австрийские банки в настоящее время контролируют свыше половины всех банковских активов в Польше, а в Венгрии иностранцам принадлежат почти 90% рынка. Эстония, еще одна страна, где существует валютный комитет, продала шведским компаниям около 80% своей банковской системы. В результате этого будущие банковские кризисы будут менее масштабными и более контролируемыми.
Подпортят ли ситуацию развивающиеся страны? Капитализация их фондового рынка в 1998 году снизилась на несколько сотен миллионов долларов после периода 1988-1996 годов, в течение которого она возросла с 488 миллиардов до 2,2 триллиона долларов. Доля развивающихся стран в капитализации глобального фондового рынка составляет сегодня всего 8% по сравнению с 14% в 1996 году. Однако сжатие рынка обусловливает потенциал для последующего гигантского скачка, который даст возможность наверстать упущенное. В самом деле, в первые десятилетия XXI века на те же самые страны будут приходиться 45% мирового объема производства, 70% суши Земли, 85% населения мира и 99% прогнозируемого прироста численности глобальной рабочей силы.
В результате бума на фондовом рынке, имевшего место в 1990-х годах, собственность населения на акции (popular share ownership) приобрела существенно больший масштаб во многих странах. Отрасль взаимных фондов в США ныне располагает большими активами, нежели банковская система. По оценкам, около 45% американцев являются участниками фондового рынка либо непосредственно, либо через взаимные фонды; в 1950-х годах этот показатель составлял всего 5%. В Австралии акционеров сейчас больше, чем членов профсоюзов. Снижение процентных ставок, ставшее результатом валютного союза в Европе, также стимулировало интенсивный рост сектора взаимных фондов в таких странах, как Италия и Испания. За 1998 год итальянские взаимные фонды привлекли сбережения населения на сумму свыше 65 миллиардов евро (37 миллиардов долларов), а взаимные фонды Испании получили почти 10 миллиардов евро. Многие развивающиеся страны внедряют пенсионные фонды с тем, чтобы содействовать формированию более широкой базы акционерной собственности и финансированию приватизации государственных предприятий. Сингапур начал этот процесс в 1950-х годах. В 1980-е годы Чили пошла по этому пути дальше. Сегодня совокупная рыночная стоимость пенсионных фондов нескольких стран Латинской Америки превышает 150 миллиардов долларов. Когда холодная война только закончилась, на всей планете насчитывалось, возможно, всего лишь 100 миллионов людей, которые владели акциями или пенсионными планами. К 2000 году в промышленно развитых и развивающихся странах будет уже свыше 1 миллиарда акционеров. Обусловленные этим изменения в мировой политике осязаемы - и они целиком во благо.
Китай ныне настолько озабочен тем, как стимулировать потребительские расходы, что правительство принялось восхвалять фондовый рынок. В People`s Daily летом 1999 года появились редакционные статьи, призывающие инвесторов покупать акции. Правительство принимает меры по либерализации своих правил, касающихся предоставления банками кредитов брокерским фирмам. Официальные лица также заявляют, что частные фирмы (а не только бывшие государственные предприятия) смогут быть включены в котировочные биржевые списки. Однако для того чтобы растущие цены на акции могли послужить спасательным кругом для экономики, необходимо еще некоторое время проводить политику стимулирования рынка. Рыночная капитализация в Китае составляет всего лишь около 25% ВВП; число акционеров там - всего 35 миллионов.
Рост масштабов собственности мелких акционеров не уменьшает роли институциональных инвесторов на рынке. В случае Соединенных Штатов увеличение стоимости активов взаимных фондов до 6 миллиардов долларов привело к росту мощи крупных институтов. Фирмы, в управлении которых находятся свыше 100 миллионов долларов, ныне контролируют акции, на которые приходится около 51% капитализации рынка США (по сравнению с 27,6% в 1980 году). В результате такой увеличившейся концентрации рыночной доли институциональные инвесторы стали отдавать предпочтение крупным компаниям, что позволило последним в 1990-х годах значительно обогнать более мелкие компании. Это нездоровый путь развития. Посмотрим, как ситуация начнет выправляться в 2000 году.
Новая роль фондовых рынков как хранилищ личного богатства и движущих механизмов в формировании капитала заставляет предположить, что эти рынки будут играть значительно более важную, чем когда бы то ни было, роль и в выработке государственной политики. Повсеместно в мире правительствам приходится предоставлять своим гражданам больший выбор для их пенсионных сбережений, нежели просто вложения в государственные долговые бумаги. Центральным банкам все больше приходится принимать во внимание фондовые рынки при решении вопроса о том, следует ли корректировать денежную политику.
К примеру, не приходится сомневаться в том, что Федеральная резервная система будет выступать за внесение небольших корректировок, касающихся фондовых рынков в Соединенных Штатах, с тем, чтобы замедлить темп роста внутреннего потребления. Каждый год в январе The Wall Street Journal опрашивает американских аналитиков, чтобы выяснить их прогнозы на грядущий год. Начиная с 1994 года они единодушно предсказывали, что рост объема производства составит только 2,3%, в то время как в действительности этот показатель составляет 3,5% в год.
В 2000 году Федеральной резервной системе предстоит обеспечить нечто вроде "мягкой посадки", при которой цены на акции не упали бы слишком низко. Это уникальная задача, поскольку у США в настоящее время существует гигантский дефицит платежного баланса по текущим операциям. Американские семьи были охвачены потребительской лихорадкой, и это удержало остальной мир от спада. Однако этот дефицит финансировался только за счет иностранцев, покупавших акции американских компаний. Если на фондовом рынке произойдет обвал, существует риск и последующего обвала доллара, что будет иметь дестабилизирующие последствия для цен на облигации и все финансовые активы. В результате и экономика Соединенных Штатов, и глобальная экономика в настоящее время зависят от конъюнктуры нью-йоркского фондового рынка сильнее, чем когда бы то ни было.
