Праздничное новогоднее настроение российских экспортеров быстро улетучилось. Выдвинутое главой Центробанка Виктором Геращенко и мягко поддержанное премьером предложение об увеличении норматива обязательной продажи валютной выручки с 75 до 100% вызвало дружный ропот деловых кругов и просто истерику либеральных СМИ. Вместо профессионального анализа плюсов и минусов предлагаемой меры начались идеологические выпады и обвинения руководства ЦБ в стремлении ни много ни мало "закрыть" валютный рынок и вернуться во времена госмонополии внешней торговли.
Решение о 100-процентной продаже отложено, как минимум, на полгода (да и процедурно оно должно быть оформлено как утвержденные Думой поправки к валютному законодательству). Однако вопрос этот достаточно важен для того, чтобы попытаться спокойно разобраться в причинах и следствиях предложенной ЦБ меры.
Долговой поводок все короче
Причины, побудившие ЦБ выступить со столь непопулярной инициативой, абсолютно прозаичны. Обслуживание собственно российской части наших внешних долгов, позволяющее поддерживать - причем не только государству, но и бизнесу - хоть какое-то реноме в мире международных финансов, потребует в первом квартале наступившего года 3 млрд долларов. Причем половина этой суммы должна быть выплачена уже в январе. С другой стороны, девальвация рубля привела к рекордному росту положительного сальдо внешней торговли и к образованию у экспортеров заметного финансового "жирка". Правда, уже в прошлом году им пришлось основательно поделиться с бюджетом, выплачивая повышенные вывозные пошлины. Теперь очередь дошла до ЦБ, взявшего на себя в посткризисный период ответственность за обслуживание внешних долгов. Как сообщил Виктор Геращенко, выступая на Брюссельской конференции по российским финансам, в 1999 году за счет своих резервов ЦБ выплатил 5,2 млрд долларов по внешнему долгу из причитавшихся к выплате 6,5. К чести ЦБ надо отметить, что комплекс принятых им мер и верная игра на бирже позволили ему эти платежи осуществить, не просаживая сумму текущих остатков резерва.
В этом году придется выплатить уже более 10 млрд долларов - сумму, сопоставимую со всем объемом валютных резервов Банка России, а Минфин пока не предложил никаких мер, как эти деньги изыскать за пределами ЦБ. Добавим к этому, что в 2000 году может сильно обесцениться золотая составляющая резерва, ибо, как известно, Цюрих, Лондон и Амстердам готовы сбросить на открытом рынке свое золото и только ждут, кто первым начнет.
Для того чтобы поддерживать при этом достаточный для контроля над темпами девальвации уровень валютных резервов, и нужна дополнительная валюта. Тем более что в декабре последовал внятный отказ МВФ от предоставления России кредитов на реструктуризацию внешней задолженности. "Предложение ЦБ отнюдь не продиктовано стремлением 'закрыть' валютный рынок, - рассуждает Александр Хандруев, проректор Академии народного хозяйства при правительстве РФ. - Напротив, увеличение предложения иностранной валюты на внутреннем рынке в ситуации непропорционально разбухших остатков на корсчетах банков в ЦБ будет содействовать на первом этапе увеличению объемов внебиржевого и биржевого сегментов валютного рынка. Переход год назад от пятидесяти- к семидесятипятипроцентной продаже позволил в числе других жестких мер увеличить в 1999 году, по данным ЦБ, среднемесячные поступления валютной выручки на один миллиард долларов - почти вдвое по сравнению с докризисным периодом 1998 года".
Впрочем, сам факт пропорционального роста централизованных валютных поступлений в ответ на увеличение норматива обязательной продажи достаточно сомнителен. "Теоретически рассуждая, введение этой меры может увеличить валютные поступления, но может и стимулировать бегство капитала. Точнее, будет происходить и то и другое, и тогда главным становится вопрос: какой процесс окажется более мощным, доминирующим? В стабильных экономиках с эффективно действующим законодательством более вероятно увеличение объемов продаж (хотя в стабильных экономиках меры подобного рода в принципе не нужны). При наличии же слабой власти и неэффективного законодательства более вероятно увеличение объемов невозвращения капитала", - считает Владимир Мау, руководитель Рабочего центра экономических реформ при правительстве РФ. Александр Хандруев более категоричен: "Если учесть, что предложение о стопроцентной продаже - косвенное признание неэффективности уже применяемой системы валютного контроля, то не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы предсказать грядущий успех 'гениев финансовых проделок'. Пострадают же честные (без кавычек!) экспортеры. Лоббисты всех мастей обязательно выбьют льготы для избранных".
Перепрыгнув через ступеньку
Стопроцентная продажа валютной выручки - отнюдь не изобретение Банка России. В системе мер валютного контроля и регулирования она применялась в 60-х годах во Франции, до 80-х годов в Южной Корее, в 90-х годах до перехода к плавающему курсу кроны в Чехии, а также целым рядом других стран. Согласно статистике МВФ, из 150 стран - членов этой организации более чем в 90 существуют разного рода требования по продаже экспортной выручки. Среди крупных стран - это Китай, Индия, Бразилия, а среди стран, переживающих переходный период, - Турция, Чили, Венгрия, Малайзия, Пакистан, Ирак и некоторые другие. Среди названных стран только Китай предъявляет требования к экспортерам о стопроцентной продаже валютной выручки. Причем это требование сохранилось даже после перехода к конвертируемости юаня по текущим операциям в декабре 1996 года.
"Наша большая ошибка заключалась в том, что с самого начала рыночных преобразований мы не пошли по пути стопроцентной продажи валюты, - размышляет Александр Некипелов, директор Института международных экономических и политических исследований РАН. - Между тем эта мера практиковалась в целом ряде зарубежных стран, и международным финансовым организациям даже в голову не приходило обвинять их в использовании антирыночных мер. Все прекрасно понимали, что это было связано с необходимостью создания якоря для экономики".
Насколько уместно в нынешней макроэкономической обстановке возвращаться к менее либеральной валютной политике, вопрос открытый. "В конкретной исторической ситуации, как это было осенью 1998 года в России, жесткий валютный контроль бывает попросту необходимым, - говорит Александр Хандруев. - Если уж и надо было ставить вопрос о стопроцентной продаже выручки, то год назад, сохранив льготы отдельным группам экспортеров. В тех условиях подобная инициатива могла быть хотя мало эффективной экономически, но оправданной с политической точки зрения. Она логично увязывалась с системой мер по ужесточению валютного регулирования и валютного контроля в кризисной ситуации. Когда же в условиях беспрецедентно высокого положительного сальдо торгового и платежного баланса по текущим операциям, ужесточения лимитов открытой валютной позиции, тотального таможенно-банковского контроля и т. д. стране пытаются 'прописать' лекарство в виде стопроцентной продажи, то закономерно возникает подозрение, что применяемая система валютного контроля неэффективна".
Неоднозначны и макроэкономические последствия введения стопроцентной выручки. Значительное повышение объемов продаж иностранной валюты оборачивается усилением рублевой эмиссии на покупку этой валюты. А в условиях неблагоприятного инвестиционного климата и высоких рисков вложения капитала растущая рублевая масса будет или оседать на счетах коммерческих банков (а депозиты их в ЦБ и без того значительны), или ринется на валютный рынок. Поскольку резервы будут использоваться на погашение госдолга, Центробанк не сможет противостоять давлению, что приведет к резкой девальвации и ускорению инфляции.
Теоретически переход к стопроцентной продаже выручки способен сократить валютную составляющую в балансах банков. То есть ресурсов для предоставления валютных кредитов станет меньше. "Ну и чудненько, - скажут защитники расширения зоны действия национальной валюты. - Стройными рядами перейдем к рублевому кредитованию". Однако в этом случае в процентные ставки по рублевым кредитам будет заложен механизм хеджирования от курсовых рисков. Общее повышение ставок затронет интересы тех, кто работает в рублевой зоне и валютой не интересуется. Рано или поздно конечный потребитель ощутит давление цен как расплату за дорогой кредит для производителя или торговца.
При этом потребность в валютном займе у клиентов не исчезнет, лучшие экспортеры пойдут за кредитами в иностранные банки. Можно работать в национальной валюте, если открыт доступ к международному ссудному рынку, но пока этого нет.
"Я абсолютно не вижу каких-либо позитивных последствий данного шага. Даже если такое решение не сопровождается никакими сопутствующими шагами, оно порождает нервозность на рынке, заставляет покупать валюту впрок, кроме того, возлагает дополнительные транзакционные издержки на российский реальный сектор - валюту нужно сначала продать, а затем купить. Одного этого достаточно, чтобы недоверие бизнеса к власти, к ее способности проводить адекватную экономическую политику существенно возросло", - считает директор Центра развития Сергей Алексашенко.
Экспортерам действительно не позавидуешь. В случае увеличения норматива обязательной продажи их ожидают дополнительные комиссионные расходы на покупку валюты для осуществления необходимых платежей по импорту и возврату корпоративных внешних долгов. На них ложится также риск падения курса рубля в период между обязательной продажей и последующей покупкой валюты на рынке. "У нас ведь есть внешние обязательства по обслуживанию кредитов и есть, безусловно, потребности в валюте для импортных закупок. Поэтому, если конкретный механизм будет учитывать наличие этих объективных потребностей, то в принципе не важно - продавать сто или семьдесят пять процентов. Если это будет учтено, то по нашим расчетам 'Газпром' может потерять около семи миллионов долларов в год на банковской комиссии по дополнительным объемам валютообменных операций. При десятимиллиардной экспортной выручке - это не такие уж огромные деньги. Лишь бы нас государство не втянуло в выгодную для себя игру на разнице в курсе. Ведь опасность скрывается в деталях механизма. Если грамотно подойти к проблеме, то для экспортеров не будет значительных лишений. Если же детали не будут продуманы, то может быть огромный ущерб. И не только для экспортеров, но и для бюджета, когда выручку начнут прятать. Поэтому хотелось бы, если этот механизм вырабатывается, если это нужно для страны, чтобы к работе над ним подключили экспертов от ведущих экспортеров", - считает Петр Родионов, заместитель председателя правления ОАО "Газпром".
Как минимизировать ущерб
Таким образом, если рассматривать переход к стопроцентной продаже экспортной выручки как неизбежное зло, вызванное экстраординарными фискальными потребностями государства, то он должен сопровождаться набором мер, которые предотвращали бы курсовые потери экспортеров при импорте и связывали бы избыточную рублевую ликвидность. "Это абсолютно необходимо и технически реализуемо, - убежден Виктор Ивантер, директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. - Скажем, ЦБ мог бы обеспечить возможность открытия индексируемых рублевых депозитов для экспортеров, защищенных от обесценения рубля. Переход к стопроцентной продаже выручки должен быть пакетным решением, о чем, собственно, и упомянул премьер".
Ряд опрошенных нами банковских экспертов предложили и еще одну пакетную меру, на наш взгляд, вполне разумную. Если уж вводить стопроцентную продажу, правильней было бы Минфину зафондировать дополнительно собранную валюту и следить за ее целевым использованием только на платежи внешнего долга и до тех пор, пока эта необходимость не станет менее острой. Подобная попытка была предпринята Россией в начале 90-х годов, когда с целью мобилизации валюты для платежей по внешнему долгу был создан так называемый республиканский валютный фонд (его еще именовали "горбачевским"), в который экспортеры обязаны были отчислять 40% выручки.
В подготовке материала принимали участие Павел Быков и Елена Маковская
