Когда полгода назад директора нескольких художественных музеев Центральной России решили показать в разных городах свои лучшие произведения, никто не думал о какой-то необычной экспозиции. Есть Третьяковская галерея и Русский музей, где отечественное искусство живет в соответствии с давно принятым хронологическим принципом. По их образцу устроены и все остальные аналогичные собрания. Когда же для выставки было найдено место ("Новый Манеж" в Москве) и отобраны произведения (многие из них - хрестоматийные шедевры), встал вопрос о том, создавать из них очередную "Третьяковку в миниатюре" или решиться на эксперимент.
Иная логика
Приглашенный в качестве дизайнера известный искусствовед Георгий Никич предложил организаторам выставки взять за основу экспозиции то, что Велимир Хлебников когда-то назвал "странной логикой миров живописных", то есть тематические, цветовые, пластические, фактурные свойства самих произведений, а не время их создания. Ведь не побоялись же в Британском музее поместить среди древнеегипетских статуй одну работу крупнейшего скульптора ХХ века Генри Мура. И правильно сделали - мощная пластика Мура оказалась им сродни.
Директора российских музеев тоже проявили склонность к эксперименту и поддержали идею Никича. Куратор выставки Анна Пахомова подтвердила: "Ни от кого из них я не слышала возражений. Всем хотелось посмотреть на знакомые произведения в необычном контексте".
Если пытаться выделить более или менее общий принцип устройства экспозиции в "Новом Манеже", то это - жанровый. В центральном зале - иконы и религиозная живопись Нового времени, включая эскизы Александра Иванова и Кузьмы Петрова-Водкина. В тех залах, что по сторонам от него, вместе собраны портреты, пейзажи, натюрморты, жанровые сцены. Казалось бы, что может существенно измениться в наших представлениях о русском искусстве от того, что один формальный (то есть жанровый) принцип пришел на смену другому (хронологическому)? Возможно, коренным образом ничто и не изменится. Но именно непривычно тесное соседство пейзажей разных эпох, равно как и натюрмортов, и портретов, на этой выставке обострило до предела одно свойство русского искусства - ту быстроту, с которой оно, распрощавшись со средневековьем, освоило неведомые до поры до времени вещи - материальный мир и человеческую индивидуальность.
Мир и человек
Портретные "галереи" являются в этом отношении самыми впечатляющими частями выставки. Едва ли не каждое полотно XVIII века - это шаг на пути, где из условного, почти иконописного изображения вылупился человек, который постепенно отвоевывал право на индивидуальность. Среди портретов есть настоящие открытия: например, из Костромского музея - серия трогательных изображений дворовых людей, по шесть персон на каждом полотне (начало XIX века). Это один из первых, опережающий передвижников, пример внимания художника к человеку неблагородного звания. Финал портретной эпопеи - многоярусная композиция, составленная из произведений художников конца XIX - начала ХХ века. Полотна разделяют иногда несколько десятков лет и приверженность их авторов разным направлениям (среди них передвижники, мастера "серебряного века" и 1930-х годов). Но когда картины оказались рядом, стало видно, что сближает их нечто гораздо более важное: для их авторов человеческая индивидуальность является безусловной ценностью.
Пейзажи и натюрморты - памятник решительности, с которой русские художники осваивались в природном и предметном мире. Кажется, пропасть лежит между недоверием, которое испытывали к материальному миру художники петровского времени, и виртуозной властью над ним, свойственной XIX веку. Не успеваешь оглянуться, а материя растворилась снова, но теперь уже в метафизических пространствах мастеров авангарда. За два века - XVIII и XIX, отведенных нашему искусству на освоение европейского опыта, не несколько стилей, а несколько художественных миров успели сменить друг друга, пока русский авангард не оказался во главе мирового художественного опыта.
Не то чтобы мы раньше об этом не знали, но заново пережитое сродни открытию. Такие открытия мы совершаем, по-новому глядя на привычные вещи.
