Почти тридцать лет имя Адольфа Шапиро было связано с возглавляемым им Рижским молодежным театром - одним из лучших в советской Прибалтике. В 1992 году стараниями чиновников независимой Латвии театр был по сути ликвидирован, а его главный режиссер отправился в странствия: за восемь лет он сделал спектакли в Варшаве, Таллине, Петербурге, Самаре. В Москве к настоящему моменту насчитывается с полдесятка его спектаклей. После продолжительного перерыва Шапиро вновь выпустил постановку в столице - "На дне" в Театре под руководством Олега Табакова.
Небольшая сцена "Табакерки" с залом на сотню мест в точности подошла задумке Шапиро. Актерам он отвел несколько деревянных скамеек, рядами (наподобие лестницы) возвышающихся друг над другом. Эта нехитрая конструкция, будучи фактически игровой площадкой, занимает почти всю авансцену, оставляя сбоку лишь место для прохода. Тем самым нам показывают: в ночлежке - невыносимая теснота, собственного угла нет толком ни у кого. Отсутствие личного пространства (и вообще сколько-нибудь существенной ровной поверхности) отвечает напряженной, лишенной покоя, общей атмосфере, где даже чистая, мечтательная Настя (Евдокия Германова) в спектакле превращается в неуравновешенную, стервозную и слегка помешанную дамочку. Главный здесь - хитрый и прожженный жизнью Сатин (Александр Филиппенко), и чувствуется, что именно он во многом создает нестерпимую обстановку. Единственным, кто пытается привнести спокойствие и некоторое душевное равновесие, как и положено, оказывается Лука. Олег Табаков играет простого, чуть наивного, житейски мудрого старика так, что все рассуждения на тему "нужно ли доводить сострадание до того, чтобы пользоваться ложью", как бы снимаются: людям просто не хватает внимания и человеческого тепла. Главное - сочувствие, а связано ли оно с религиозным "возвышающим обманом", вокруг которого критика вела долгоиграющие споры, не имеет значения.
Работа актеров в спектакле очень неровная - от лидирующих Табакова и Филиппенко до студенток Школы-студии МХАТ, которые при всем старании пока сильно уступают мастерам. Что немаловажно: ведь когда строго по тексту ставится общеизвестная пьеса, она, дабы не навевать скуку, требует от исполнителей эмоционального заряда повышенной силы. А этого как раз недостает - несмотря на две-три свежие трактовки хрестоматийных персонажей, зрителя порой одолевает скука. И наличие в спектакле нескольких забавных моментов позволяет, кажется, оживить публику. Но смех в зале, будучи вполне адекватной реакцией на конкретные сцены, по отношению к столь серьезной пьесе выглядит вообще как-то странно. И это в который раз демонстрирует, что столичный (по крайней мере) театр без веселья обойтись не может уже никак.
