Два года назад работавшие в Сеуле западные дипломаты и бизнесмены были искренне поражены реакцией корейского общества на разразившийся глубокий финансовый кризис. Стремление противостоять последствиям экономического спада объединило только что избранного президента и оппозиционный ему парламент, крупный и малый бизнес, работодателей и наемных рабочих. Многим памятно, как в порыве охвативших общество патриотических настроений в кратчайшие сроки в пользу государства было собрано более 2 млрд долларов добровольных пожертвований.
В апреле 2000 года, когда в стране проходила кампания по выборам в парламент, уже ничто не напоминало об общенациональном единстве двухлетней давности. Выборы проходили с применением всего спектра предвыборных технологий, включая взаимные обвинения в коррупции, сокрытии доходов или криминального прошлого. Средства массовой информации жестко критиковали политику президента Ким Дэ Чжуна. Наибольшую поддержку избирателей (39% голосов) получила оппозиционная Партия великой страны, которая построила свою избирательную кампанию на агрессивных нападках в адрес проправительственной Демократической партии нового тысячелетия.
Все это свидетельствует о том, что в Южной Корее, которая, если судить по статистике, успешно преодолевает спад трехлетней давности, на самом деле существуют серьезные разногласия относительно дальнейших путей реформирования экономики.
Новый бизнес
Демократическая партия нового тысячелетия, казалось бы, имела все основания быть довольной результатами двухлетнего правления своего президента и рассчитывать на поддержку избирателей. Экономика страны находится на подъеме: прирост ВВП в 1999 году превысил 10% при низкой инфляции и сокращении безработицы с 8 до 5,7%. Положительное сальдо платежного баланса составило 25 млрд долларов. В США вновь популярны южнокорейские автомобили, сбыт которых в первом квартале подскочил на 74%. На этом фоне достаточно странно звучали взаимные обвинения властей и оппозиции относительно ответственности за некий "грядущий экономический спад". Между тем полемика на данную тему отражала борьбу между крупнейшими группами влияния - формирующимся "новым бизнесом", который пользуется поддержкой правительства и пытается привлечь западные капиталы, и традиционными хозяйственными конгломератами (чеболями) - за будущее устройство корейской экономики.
Поразивший Южную Корею глубокий финансовый кризис 1997-1998 годов заставил власти взять курс на создание эффективных предпринимательских структур. Стержнем проводимых администрацией Ким Дэ Чжуна реформ стал курс на свертывание прямого вмешательства государства в экономику и формирование новых взаимоотношений между государством и бизнесом. Он предусматривал самостоятельность финансового сектора, разукрупнение чеболей, обеспечение равных условий доступа коммерческих структур к кредитным ресурсам и усиление конкурентных начал, в том числе за счет расширения доступа на внутренний рынок нерезидентов.
Злободневность перестройки бизнес-среды была связана также с необходимостью оптимизировать пути подключения Южной Кореи к процессам глобализации мировой экономики. Ставка на чеболи в конце концов не оправдала себя: суперконцерны не смогли гибко реагировать на изменения мировой конъюнктуры. Ключевыми звеньями политики Ким Дэ Чжуна в отношении бизнеса стали реструктуризация пяти крупнейших чеболей, создание благоприятных условий для малого и среднего бизнеса, содействие притоку иностранного капитала как в реальный сектор, так и в финансовую сферу.
Жесткость политики Ким Дэ Чжуна в немалой степени способствовала тому, что с 1998 года начался реальный процесс санации крупнейших банков и конгломератов, интенсифицировалось слияние компаний, стала существенно сужаться специализация чеболей. Одновременно улучшились условия кредитования малого и среднего бизнеса, многие малые предприятия были выведены из-под принудительной опеки чеболей, что расширило им возможности для маневра. Идет массовый переток кадров из чеболей в небольшие компании, что вынуждает крупные фирмы менять корпоративную культуру и предоставлять служащим опционы на акции. В 1998-1999 годах наметился интенсивный приток иностранного капитала, объем иностранных инвестиций за два года превысил 24 млрд долларов. Все эти факторы способствовали прошлогоднему бурному экономическому подъему.
Тем не менее формирование "нового бизнеса" - процесс далеко не однозначный, так как во многом он происходит за счет перераспределения уже имеющихся ресурсов в пользу поддерживающих президента кланов. Если все предшествующие правящие администрации были связаны с политическими группами, лоббировавшими интересы юго-востока страны, то при Ким Дэ Чжуне началось перераспределение экономического влияния в пользу юго-западного района, с которым связано руководство Демократической партии нового тысячелетия.
Сопротивление
Неудивительно, что чеболи оказались недовольными таким развитием событий. Вдобавок первые успехи реформ заставили их поверить в то, что низшая точка кризиса пройдена, можно ожидать определенного смягчения правительственной политики и, соответственно, сохранения своего влияния. Одобряя стратегический курс реформ президента Ким Дэ Чжуна, крупный бизнес выступает сегодня за то, чтобы правительство учло, выражаясь российской терминологией, "структурообразующую роль" чеболей. Во всяком случае, разделяя точку зрения, что реструктуризация суперконцернов является насущной необходимостью, лидеры бизнеса дают понять, что этой процедуре целесообразно подвергнуть другие компании, а их фирмы должны быть сохранены и заслуживают финансовой поддержки.
Десятипроцентный прошлогодний рост, вызванный девальвацией воны и восстановлением функционирования кредитной системы, породил среди владельцев и топ-менеджеров ведущих чеболей иллюзию возможности воссоздать прежний механизм развития. В частности, в СМИ началась кампания по дискредитации программы реструктуризации крупного бизнеса, как отвечающей интересам исключительно зарубежных конкурентов южнокорейских компаний. Кроме того, стремясь сохранить за собой некоторые подразделения, чеболи избрали тактику завышения цен на продаваемое имущество. Предлагаемая чеболями правительству альтернативная политика очевидна - обращение за кредитами к "оживающим" банкам, лоббирование в правительстве "особого" подхода к нуждам конкретных крупных конгломератов и реанимация уже знакомой по недавней истории Южной Кореи системы клановых отношений в треугольнике "правительство-банки-крупный бизнес".
Казалось бы, в нынешних экономических условиях возрождение в прежних масштабах "доверительных" отношений между бизнесом и государством невозможно из-за отсутствия адекватной финансовой базы и уже опасно для самого бизнеса, а значит, атаки на правительственный курс бесперспективны. Однако ситуацию обострило решение правительства начать юридические процедуры против лидеров южнокорейского бизнеса Korea Air, Huyndai и некоторых других, обвиненных в уклонении от налогов и в неправомерных действиях на фондовой бирже. Одновременно правительство усилило нажим на чеболи, установив потолок показателя отношения долговых обязательств к активам предприятий в 200%, а также добиваясь более широкого привлечения к руководству крупнейших чеболей внешних, в том числе иностранных, управляющих. Наконец, сильный общественный резонанс вызвал характер проведения реструктуризации ряда крупных банков (Korea First Bank, Seoul Bank) и ведущих машиностроительных компаний (Daеwoo Motors, Korea Heavy Industries), подразумевающий предоставление приоритета корейскому малому и среднему бизнесу, а также иностранным инвесторам в ущерб интересам чеболей.
Реакция крупного бизнеса на правительственные решения была моментальной и крайне негативной. Противодействие правительственному курсу резко усилилось. Даже в этих условиях, если бы сопротивление реформам ограничивалось лишь узким кругом крупных корпораций и близким к ним политикам, администрация Ким Дэ Чжуна скорее всего достаточно уверенно решила бы возникшие проблемы в свою пользу. Однако руководящие чеболями семейные кланы сумели, как это ни странно, объединить свои усилия по противодействию правительству с могущественными южнокорейскими профсоюзами.
За права трудящихся
Парадокс ситуации состоит в том, что именно Ким Дэ Чжун, придя к власти, поддержал профсоюзное движение, в том числе легализовал деятельность таких радикальных профсоюзных организаций, как Корейская конфедерация профессиональных союзов. Стремясь укрепиться на политической сцене, профсоюзы резко активизировали свою деятельность, тем более что повод для выступления долго искать не пришлось. Неприятие рабочих лидеров вызвал курс правительства на изменение системы трудовых отношений.
Традиционно в Южной Корее господствовала система пожизненного найма, в соответствии с которой продвижение по службе было, хотя и медленным, но стабильным и предсказуемым процессом. Компании в строго определенное время проводили отбор молодежи, которая впоследствии терпеливо преодолевала ступени карьерного возвышения. Многим корейцам больно видеть, как эта патриархальная система рушится на глазах: прием в крупные компании проводится на постоянной основе, часто через Интернет, при этом большим спросом пользуются молодые, образованные специалисты, быстро получающие возможность проявить себя на ответственной работе. Расширяется практика приглашения опытных, квалифицированных сотрудников из других, в том числе конкурирующих компаний. В этих условиях многие кадровые рабочие и служащие, не дождавшиеся ожидаемого повышения по службе, чувствуют свою ущербность.
Серьезные трудовые конфликты возникли и при приватизации предприятий госсектора, в ходе которой намечалось провести значительное сокращение персонала. Особое недовольство вызвало участие иностранных инвесторов в приватизации частных компаний, поддержанное, а подчас и направляемое чеболями. Наконец, агрессивность профсоюзных боссов спровоцировал пересмотр положения, согласно которому освобожденные профсоюзные работники получали на своих предприятиях полную заработную плату. Демократизация 90-х годов привела к резкому увеличению численности такого рода рабочих активистов. Если в Японии один освобожденный профсоюзный работник приходится на 600 занятых, то в Южной Корее - на 230. Попытка правительства отложить пересмотр оплаты труда профсоюзным деятелям на два года не смогла их успокоить. Накопившееся недовольство вылилось в антиправительственные демонстрации и активно использовалось оппозиционной Партией великой страны в ходе предвыборной борьбы.
На вулкане
Сегодня в Южной Корее вопрос стоит следующим образом: смогут ли корейцы в результате своих широко разрекламированных реформ организовать бизнес каким-либо иным образом, не использовав в качестве основы новой экономической модели все те же родственно-земляческие отношения, которым органично присуща форма пресловутых чеболей и с которыми сегодня ведется борьба? Если реформы в конечном итоге просто сведутся к перераспределению экономической власти от одной группы к другой, корейская экономика останется экономикой чеболей (как бы они ни назывались), со всеми плюсами и недостатками, и не сможет перейти на более высокий уровень развития.
Характерно, что прошедшие выборы показали - избиратели по-прежнему голосуют, ориентируясь на принадлежность партии к тому или иному землячеству, на что публично посетовал даже нынешний корейский президент. Корейские партии - как и многие партии на Востоке - вне зависимости от политической окраски носят прежде всего характер региональных или этнических группировок.
Здесь, помимо воспроизводства уже отработанной модели чеболей, кроется еще одна опасность. Местные эксперты сходятся во мнении, что политико-экономические сдвиги последних лет в Южной Корее серьезно уменьшили устойчивость всей системы. Как отмечает южнокорейский политолог О Су Ен, если раньше авторитарный диктатор мог позволить себе находиться "над схваткой" и дистанцироваться от лоббистских групп, даже если последние оказывали финансовую помощь правящей партии, то в нынешней Южной Корее влиятельный политик (и его ближайшее окружение) оказывается под постоянным прессингом земляков-лоббистов. Переход власти к партиям и движениям, в которых ведущую роль играет "земляческое" объединение политиков, бюрократов и представителей крупного бизнеса, чревато для страны деструктивными последствиями.
"Переходный характер корейского общества проявляется в размытости общественных ценностей и ослаблении порядка, в неразвитости системы общественно признанных правил и процедур, а также в усилении борьбы общественных групп за повышение своего влияния, - соглашается политолог Ким Ен Рю. - Для такого типа общества весьма вероятно возникновение конфликтов". А подобные конфликты вряд ли могут положительно сказаться на проводимых правительством экономических реформах, судьба которых становится все более неопределенной.
В настоящее время чеболи представляют собой конгломераты, объединяющие в среднем двадцать-тридцать юридически независимых фирм в разных отраслях промышленности, а также финансовые (инвестиционные, страховые), сбытовые, внешнеторговые, строительные, транспортные компании. Чеболи формировались в реальном секторе экономики, формально не включая в себя банки, однако имеют с рядом кредитных институтов "особые" отношения. Чеболи возникали как семейные фирмы и до сих пор остаются под контролем какого-либо одного семейного клана. Именно семейный контроль, а не юридические обязательства, превращает разнородные фирмы в единый, чрезвычайно диверсифицированный хозяйственный организм.
Сеул-Москва
