Обычно рутинная смена государства - председателя Евросоюза прошла на этот раз на фоне многочисленных визитов, встреч глав государств и оживленных дискуссий о будущем Европы. Это не удивительно. Франции, которая начала председательствовать в ЕС с 1 июля, предстоит курировать общеевропейские дела в течение крайне ответственного периода. Предстоящие шесть месяцев во многом могут определить будущее Евросоюза.
На декабрьском саммите ЕС в Ницце ожидается подписание странами - участницами Союза принципиально нового договора, который должен сделать Евросоюз гораздо более влиятельным и эффективным мировым "полюсом силы". Государства, готовые пожертвовать частью своего суверенитета в сферах внешней политики и обороны, составят интеграционное ядро Евросоюза, фактически Соединенные Штаты Европы. Германский министр иностранных дел Йошка Фишер недавно призвал "создать в рамках Евросоюза федеративное ядро", а президент Франции Жак Ширак - "принять конституцию ЕС" и "провести границы Евросоюза". Германия и Франция, чьи разногласия раньше часто становились камнем преткновения для дальнейшей интеграции, договорились даже по такому чувствительному вопросу, как европейская разведывательная система и создание еврокорпуса быстрого реагирования.
Единая, объединенная не только экономически, но и политически Европа, становится все более наглядной реальностью. Однако сегодня при анализе этого процесса обычно допускаются две ошибки. Во-первых, считается, что реальная политическая интеграция только начинается. Во-вторых, и это в первую очередь касается российских наблюдателей, усиление ЕС оценивается однозначно позитивно - отношение к Европе напоминает благодушные оценки Америки, бытовавшие в позднеперестроечный период.
По всей видимости, оба стереотипа уже не соответствуют действительности. Правильнее говорить о том, что превращение Евросоюза в "полюс силы" не начинается, а вступает в свою завершающую фазу. Причем единая Европа уже довольно давно оказывает огромное, но сознательно не афишируемое влияние на баланс сил в различных регионах мира. Во-вторых, эта трансформация может привести далеко не к столь положительным последствиям, как это сегодня представляется многим в России. Непродуманное отношение Москвы к своему набирающему мощь "соседу" вполне может закончиться тем же, чем закончились наивные попытки наладить "партнерские отношения с Америкой".
Непрошенные наследники
Отношения СССР с европейскими странами были далеко не столь безоблачны, как это иногда представляется. Серьезное раздражение у европейцев, особенно в 50-70-е гг., вызывало параллельное давление на них СССР и США, которые, используя национально-освободительные движения в странах "третьего мира", увлеченно делили колониальное наследство Европы, а также провели разграничительные линии по самому континенту.
"Можно говорить о весьма умело скрывавшемся чувстве неприязни к двум супердержавам, которые в разгар холодной войны использовали Европу в качестве своего излюбленного полигона. В своих стратегических планах Вашингтон и Москва исходили из того, что главным театром потенциальной третьей мировой войны будет Европа", - говорит Александр Бессмертных, бывший советский посол в США и последний министр иностранных дел СССР, возглавляющий российскую Внешнеполитическую ассоциацию. Советский Союз и Соединенные Штаты вполне находили общий язык, когда речь шла о вытеснении европейских держав с Ближнего Востока, из Африки или Латинской Америки. В тот период на смену европейцам в Алжире и Вьетнаме (Франция), Ираке (Великобритания) и Индонезии (Нидерланды) приходили новые "хозяева".
Самым ярким примером такого рода "взаимопонимания" является Суэцкий кризис 1956 года. Национализировавшие Суэцкий канал египтяне подверглись совместной интервенции англичан, французов и выдвинутых в авангард наступления израильтян. Однако под давлением СССР и США, желавших включить Египет в сферу своего влияния, европейцы вынуждены были вывести войска и смириться с утратой контроля над важнейшей транспортной артерией. Похожим образом великие державы вели себя и во время "нефтяного шока" начала семидесятых, когда от эмбарго на поставки нефти Западу в основном пострадала Европа, а Советский Союз и Соединенные Штаты обрели статус "друзей арабского мира".
Однако представлять период холодной войны лишь с точки зрения "заката" бывших метрополий было бы неверно. Одновременно, хотя и менее заметно, протекал обратный процесс - Европа "набиралась сил" в тени геополитических гигантов. От маргинализации Старому Свету удалось спастись, пожалуй, по трем основным причинам, каждая из которых своими корнями уходила в противостояние двух сверхдержав.
Во-первых, свою роль сыграл Карибский кризис. Отказавшись в 1962 году под давлением американцев разместить ракеты на Кубе, Советский Союз проявил слабость, которая не осталась незамеченной "третьим миром". Карибский кризис обозначил предел возможностей СССР, показав, что Латинская Америка находится вне границ его досягаемости. Таким образом, латиноамериканцы оказались вынуждены искать дополнительные противовесы влиянию Вашингтона. Зачастую это были весьма экзотические варианты вроде сепаратных, за спиной СССР, заигрываний Кубы с ГДР, которые описывает в своих воспоминаниях бывший глава восточно-германской политической разведки Маркус Вольф.
Во-вторых, сказалось исчезновение классических колониальных империй. Европейские правительства не испытывали потребности в объединении усилий до тех пор, пока каждая из стран была метрополией и контролировала огромные товарно-денежные потоки. Да и постоянные колониальные конфликты явно не способствовали сближению европейских национальных элит. Но по мере утраты колоний выбор у послевоенной Европы был невелик - политическое забвение на фоне "гигантов" или интеграция в рамках континента.
"Интеграционные процессы исподволь диктовались именно желанием европейских государств подняться на уровень самостоятельной мощной силы, которая бы могла на равных принимать участие в формировании миропорядка наравне с двумя супердержавами, - считает Александр Бессмертных. - Скрытая неудовлетворенность по поводу своей 'второстепенности' играла роль двигателя объединительных процессов в политике и обороне".
Наконец, роль Германии как объединительницы Европы перестала вызывать страх у ее соседей. Германия теперь оказывалась как бы растворена в "семье европейских народов". Кроме того, она находилась под надежным присмотром союзников. Настолько надежным, что, когда на фоне взрывного роста популярности социал-демократических идей правительство Вилли Брандта повело самостоятельную игру на объединение Германии и начался процесс сближения СДПГ и умеренного крыла СЕПГ, СССР и США приложили немало усилий, чтобы поставить во главе обеих Германий консерваторов. Единая Германия в единой Европе им была не нужна.
В центре Европы
К началу восьмидесятых мир был уже более или менее поделен. Урегулировать противоречия между СССР и США за счет третьей стороны стало значительно сложнее, поэтому американо-советские отношения резко ухудшились. Кстати, именно европейцы, например существенно повлиявший на формирование новой американской доктрины в Европе Ватикан, во многом спровоцировали новую фазу холодной войны.
"Крестовый поход" на Восток вызвал перенапряжение сил обеих сверхдержав, но первым искать альтернативу бесперспективной "гонке вооружений" стало руководство СССР. Как утверждают работавшие в те годы в МИДе дипломаты, выход был найден в объединении Германии и развитии контактов с Западной Европой. Сближение с европейцами должно было не только принести экономические дивиденды, но и помочь идейному обновлению власти. Знаменитый "социализм с человеческим лицом" Михаила Горбачева был крайне близок к европейской социал-демократии.
Многие странности, характеризующие поведение высшего советского руководства той поры, объясняются как раз "европейскими планами". На переговорах по объединению Германии американцы никак не могли поверить, что СССР не только не требует роспуска НАТО, но и даже гарантий нерасширения блока. В конце концов, как свидетельствуют участники тех переговоров, Вашингтон сам осторожно предложил Москве оставить свои войска в восточной части объединенной Германии, но не обнаружил у собеседника никакого встречного интереса. И не мудрено - Германия должна была стать главным внешнеполитическим партнером обновленного Советского Союза. Инициированное Кремлем объединение Германии по сути было демонтажом двуполярного мира, зафиксировавшим раздел Европы. СССР признал, что не справляется больше с ролью второго полюса и начал поиск партнеров, не заинтересованных в сохранении статус-кво. Важнейшим из них должна была стать Европа, в которой доминирует Германия. Именно тогда начался реальный процесс превращения Европы в полновесный центр силы.
Но груз внутренних экономических и политических проблем, накопившихся в СССР, спровоцировал распад Союза раньше, чем дали знать о себе позитивные аспекты новой внешней политики. На смену Горбачеву, с его идеями об "общеевропейском доме", пришел Борис Ельцин с проамерикански настроенной командой младореформаторов. Хорошие отношения с Германией были сохранены - части Западной группы войск выводились немыслимыми темпами - но не более того. Ни желания, ни возможностей продолжать прежнюю политику у российского руководства не было. Однако Европа уже оказалась выведена из равновесия. В ее восточной части образовался колоссальный вакуум влияния.
Германия наконец смогла использовать преимущества своего центрального положения на континенте. Правда, нельзя сказать, что, оказавшись в новом, выигрышном для себя положении, немцы проявили сдержанность. Германия совместно с Ватиканом поспешно и недальновидно признали независимость республик бывшей СФРЮ - Словении и Хорватии, которым также оказывалась военно-техническая помощь из "трофейных" арсеналов армии ГДР. Да и в последовавшей череде балканских кризисов неизменно присутствовал германский фактор. Именно на Балканах бундесвер за десять прошел путь от абсолютного запрета на посылку немецких солдат за пределы Германии до участия люфтваффе в бомбардировках Югославии.
"Все более мощной доминантной в Европе становится возрастающая роль Германии, - утверждает Александр Бессмертных. - Париж, который раньше ориентировался больше на себя, чем на кого-то другого, на свою индивидуальную роль, в последние годы пошел на резкий детур в политике, повернувшись к созданию особых отношений с Берлином. Франция увидела в этой альтернативе спасительную возможность для сохранения своей европейской роли. Британия, наиболее остро испытывающая опасения относительно будущей роли Германии (из европейцев Лондон наиболее энергично выступал в 1989 году против скоротечного объединения Германии), всячески пытается, хотя и делает это с характерной английской утонченностью, противодействовать французско-германскому влиянию. Однако эти попытки Лондона гасятся стремлением самого Вашингтона опереться в Европе теперь уже не столько на Англию, сколько на Германию".
Реальная сила
"Централизация" Европы вокруг Германии, определившая экономическую интеграцию и появление единой валюты, все сильнее влияет и на формирование консолидированной внешней и оборонной политики Евросоюза. Последние заявления французского президента Жака Ширака и министра иностранных дел Германии Йошки Фишера при некотором различии подходов свидетельствуют о том, что из аморфного образования Евросоюз в течение нескольких лет станет полноценным государством со своей конституцией, границами и армией. "Германия исходит из того, что Европа должна стать своеобразной федерацией, в которой национальные государства в значительной степени утрачивали бы свою суверенную самостоятельность, - говорит Александр Бессмертных. - Французы предпочитают, чтобы Европа стала некоей конфедерацией, базирующейся на 'национальных государствах' с сохранением их специфики и национальных интересов".
Тем не менее на глобальном уровне европейцы пока предпочитают "не светиться", очень аккуратно обходясь со своими американскими партнерами (хотя одновременно в речах солидных европейских политиков уже фигурирует термин "американский гегемонизм"). Однако к концу 90-х в США многие с удивлением обнаружили, что европейские страны на равных с американцами присутствуют в таких стратегически важных для Вашингтона регионах, как Ближний Восток и Латинская Америка. Набирающей политической вес Европе удается действовать крайне эффективно во многом благодаря своему колониальному прошлому. У каждой страны-участницы есть своя "специализация" (у Германии - Турция, у Франции - Африка, у Испании - Латинская Америка), хотя в конечном итоге выигрывает от этой деятельности весь Евросоюз в целом. Наглядным примером может служить испанская экономическая экспансия в Латинской Америке, которая в итоге привела к росту объема инвестиций самой Испании, а также Великобритании и Германии.
Важные качественные трансформации, способствующие превращению ЕС в серьезное политическое образование, произошли после прошлогодней операции НАТО в Косово. Столкнувшись с тем, что в военной операции НАТО европейские страны играли явно вспомогательную роль, их лидеры на прошлогоднем саммите ЕС в Хельсинки приняли решение о создании еврокорпуса быстрого реагирования (его численность составит 60-200 тысяч человек). При этом главные надежды возлагаются опять же на германский бундесвер. В течение нескольких последних месяцев на страницах европейских изданий Германию неизменно призывали резко повысить военные расходы и модернизировать вооруженные силы.
Германия идет навстречу этим пожеланиям. В июне министр обороны Рудольф Шарпинг заявил, что в этом году его ведомство увеличит расходы на оснащение бундесвера новейшими видами вооружений на 500 млн евро. Другим "ответом" Берлина стало решение закупить у Airbus для бундесвера 75 транспортных самолетов A400M на сумму 10 млрд евро - шаг, который не только стимулирует формирование единого европейского ВПК, но и существенно помогает созданию еврокорпуса. Ведь именно отсутствие собственной "тяжелой" транспортной авиации делало практически невозможным создание эффективных вооруженных сил Евросоюза.
Реванш или партнерство
Что означает для России новый расклад сил в Европе? С одной стороны, от соседства с быстро развивающимся "полюсом силы" немало плюсов вроде доступа к европейским технологиям, капиталу и рынкам, а также возможности использовать ЕС как противовес влиянию США. С другой стороны, у России и Евросоюза, именно в силу сопредельного географического расположения, более чем достаточно и поводов для конфликтов. Достаточно вспомнить критику государствами ЕС войны в Чечне, которая была куда жестче и продолжительнее американской и основывалась не в последнюю очередь на оценке европейцами своих интересов на Кавказе. Склонны в просвещенной Европе не замечать и профашистских настроений в прибалтийских странах, что во многом обусловлено желанием не допустить усиления российского влияния на Балтике.
До последнего времени отношения Евросоюза и России напоминали причудливую смесь исторического реванша и попыток выстроить партнерские отношения. По мере того как Россия самоустранялась от проведения реальной политики на европейском направлении, "доля" реванша в двусторонних отношениях все увеличивалась. Об этом свидетельствует, к примеру, эволюция отношений Германии и России от буквально приятельских до жестко критичных на Стамбульском саммите ОБСЕ.
"России приходится вырабатывать сейчас новые дипломатические задачи, - говорит Александр Бессмертных. - Мы должны, не ввязываясь в существующие разлады между Европой и США, не надеясь, что сможем выгодно разыграть появляющиеся там противоречия, стараться сохранить надежный уровень доброжелательности в отношениях и с США, и с ведущими европейскими державами". По его мнению, необходимо, несмотря на процесс постепенной консолидации европейских элит и перехода значительной части полномочий к ЕС, уделять больше внимания именно двусторонним связям. При этом Россия должна искать более гибкие решения для реализации своей политики в Европе.
"Необходимо, конечно, уделять серьезное внимание связям с объединенной Германией с сохранением, однако, известной осторожности, - полагает глава Внешнеполитической ассоциации. - Какое-то время назад российская политическая мысль допускала создание отдельного 'прогерманского' направления в политике, некоего 'особого курса'. Однако события последних лет, особенно связанные со сменой правительства Германии, показывают, что эта страна вполне подвластна колебаниям политических настроений и склонна совершать ошибки. Ставка только на Германию становится крайне щекотливой.
На мой взгляд, сейчас важно, уделяя внимание расширению взаимоотношений со всеми европейскими странами, выстраивать по-новому политику в отношении Англии. Великобритания долго была нашим честным противником. Возникает возможность превратить ее в честного партнера. С одной стороны, у Лондона сохраняются на будущее особые связи с Соединенными Штатами. С другой стороны, у него достаточно самостоятельная роль в европейских делах: есть своя позиция, своя точка зрения. Великобритания сейчас обретает возрастающий потенциал для того, чтобы сыграть крупную роль в европейских делах. Она в известной степени балансирует французско-германский альянс, внося тем самым в европейские дела необходимый эквилибриум".
Своим взглядом на сегодняшнее положение дел в Европе с "Экспертом" поделился Карл Кайзер, директор влиятельного Исследовательского института Германского общества внешней политики
- Западная Европа сегодня переживает период бурной трансформации. Чего стоит только заявление министра иностранных дел Германии Йошки Фишера о необходимости создать федеративное ядро Евросоюза...
- Евросоюз вступил в критическую фазу своего развития, и это относится ко всем трем ключевым проектам: экономическому и валютному союзу, трансформации из экономического в политический союз и увеличения числа членов ЕС. Причем все здесь тесно взаимосвязано.
Главная проблема заключается в том, что Евросоюз намерен расширяться в Восточную Европу. Германия выступает за этот процесс. Но все понимают, что расширение ЕС невозможно без проведения институциональных реформ. Нельзя перейти из союза пятнадцати государств к союзу двадцати-двадцати пяти или даже тридцати государств, если нет политического единства. Иначе это парализует взаимодействие в рамках союза.
Прежде всего необходимо пересмотреть правило о том, что каждое государство имеет по одному представителю в Еврокомиссии (и шаг этот будет для нас большим испытанием). Мы также понимаем, что не сможем поддерживать нынешний порядок голосования, при котором, следуя договоренностям тысяча девятьсот пятидесятого года, когда Бельгия, Нидерланды, Италия, Франция и Германия создали содружество, мелкие государства имеют очень большие права при голосовании. Сегодня голоса мелких государств могут перевесить голоса крупных. ЕС не может расти, просто присоединяя все новые и новые государства. Все это закончится большим разочарованием, если в какой-то момент голоса Франции или Германии будут теряться в хоре голосов малых стран ЕС. Эту проблему необходимо решить прежде, чем начинать прием новых членов в Евросоюз.
Речь господина Фишера была направлена на то, чтобы продолжить интеграционное движение, несмотря на те трудности, с которыми мы столкнулись или столкнемся. Это значит, что мы возвращаемся к старой идее: Западная Европа централизуется, но некоторые страны интегрируются быстрее, но готовы принять в свой круг другие государства, когда те выполнят определенные условия. Так мы поступили в отношении европейского валютного союза. Мы хотим избежать острых политических разногласий - вот что стоит за словами Фишера. Предложение обсуждалось вместе с министром иностранных дел Франции, и французы его приветствуют.
- Значит ли это, что в рамках ЕС возникает круг привилегированных государств?
- Привилегии - это неадекватная концепция. Если вы готовы пожертвовать частью своего суверенитета, то вы и теряете, и приобретаете. Вы теряете потому, что другие будут решать вашу судьбу вместе с вами. Но вы и выигрываете, потому что вы создаете союз, в рамках которого вы можете получить больше, чем в том случае, если останетесь в одиночестве. Вхождение в федеральное ядро ЕС - это не исключительная привилегия, а открытый процесс. Как в случае с валютным союзом - присоединиться может любой, если он готов выполнить соответствующие требования. Каждый, кто будет согласен с принятием решений большинством голосов, может присоединиться к "ядру".
Речь также не идет о делении на большие и малые страны. Большие страны показали свою готовность отказаться от права вето и сделали немало в этом направлении. Поэтому весьма вероятно, что к ним присоединятся другие, более мелкие страны. Однако верно и то, что некоторым из небольших стран, например северным, нравится порядок голосования, при котором "чем ты меньше, тем тяжелее твой голос". Но если все имеют право вето, принимать решения становится очень тяжело. Особенно когда число стран все увеличивается. Выступление Фишера - это предложение Евросоюзу некой новой философии, неразрывно связанной с процессом дальнейшего расширения ЕС.
Успех или неуспех в этом направлении во многом зависит от того, насколько эффективно будет действовать Франция как страна-председатель в ближайшие полгода. Но в любом случае я скептически отношусь к тому, что возможно достичь единства всех пятнадцати государств по этому вопросу. Скорее всего, хотя полного единодушия не будет, но целый ряд государств согласится двигаться вперед совместно с другими странами, разделяющими их взгляд на процесс политической интеграции.
- Исторически Германия имела большие интересы на Ближнем Востоке. Здесь находится один из ее важнейших партнеров - Турция. Регион является ключом к расположенным в странах Персидского залива запасам углеводородов. И политическая стабилизация в регионе может открыть возможность для таких проектов, как строительство нефте- и газопроводов в Европу.
- Немецкая политика на Ближнем Востоке - во многом часть политики Евросоюза. Из Берлина она видится так же, как из Брюсселя. Германия как индивидуальный игрок имеет очень ограниченные возможности "своей" внешней политики в этом регионе. Есть один особый случай - отношения с Израилем. Это касается нашего прошлого, мы прилагаем все усилия для компенсации жертвам Холокоста и Израилю. Но в остальном никаких отличий нет, и мы проводим политику вместе с Евросоюзом. Мы являемся частью этой политики, и, помогая, например, Палестинской автономии, Германия поддерживает палестино-израильский мирный процесс.
Что касается региона в целом, то ЕС находится в постоянном диалоге со всеми средиземноморскими странами с целью создать зону свободной торговли. Но, повторюсь, это не политика суверенных государств в классическом смысле, это то, что многие внешние наблюдатели недооценивают, - внешняя политика, которую члены ЕС, включая крупнейшие страны союза, осуществляют вместе. Большая часть вопросов - экономические, вопросы поставок нефти и газа из этого региона - касается интересов ЕС в целом, и Германия как крупный член ЕС влияет на них в общих интересах, в том числе и через свои двусторонние контакты.
Интересы союза в регионе в первую очередь состоят в стабильности и продолжении процесса мирного урегулирования. Стабильность и никаких новых конфликтов, которые мы имели в прошлом. Мы заинтересованы в искоренении радикальных исламских режимов. Поэтому турки - наши стратегические партнеры. Поэтому немцы очень сильно поддерживают новое правительство. Если Турция станет фундаменталистским государством, то это может означать появление целого фундаменталистского блока у восточных границ Евросоюза, и поэтому поддержание светского режима в Турции - наш особый интерес.
- Европа, и в особенности Германия, всегда была очень тесно связана с США в области обороны. Но, кажется, с появлением у Вашингтона планов создания национальной системы ПРО евроатлантическая солидарность в военной сфере оказалась под вопросом?
- Глубина отношений на самом деле не изменилась. Общность основных интересов остается. Изменился расклад сил. С концом холодной войны исчезла угроза со стороны СССР, которая была сильнейшим фактором в пользу доминирования США в Европе. Этой угрозы больше нет. В то же время объединенная и суверенная Германия - теперь еще более мощная страна, чем раньше, и объединенная Европа стала сильнее. Европейский союз не только приобретает политический характер, но и стремится затрагивать вопросы безопасности. Все это меняет отношения между Европой и США. Европа уже не старый и полностью зависимый партнер. И Соединенные Штаты, пусть не без определенных трудностей, но должны адаптироваться к новой ситуации.
С исчезновением советской угрозы на первый план вышли экономические вопросы - генетически модифицированные продукты питания, торговые разногласия, смертная казнь в США. Но между США и Европой нет идеологического конфликта. Миллионы людей едут из США в Германию и обратно. Евроатлантический регион - это регион роста торговли и инвестиций, финансовых и личных отношений, поэтому эти вопросы и становятся предметом публичного обсуждения. Мы так близки, и люди, и наши демократические общества, именно потому, что мы существуем в одной экономической системе. Конечно, есть проблемы и в сфере внешней политики, которые вышли в последнее время на первый план. Так, Европа не хочет изменения нынешнего режима контроля над вооружениями. Вашингтон в этих вопросах не должен действовать один, и вряд ли он хочет на самом деле действовать в одиночку.
- Существует мнение, что американцы используют ПРО как стандартный повод вовлечь стратегического конкурента в переговоры с позиции силы. В обмен на отказ от национальной ПРО США могут, например, предложить Европе отказаться от европейского "корпуса безопасности".
- Решение наращивать европейский военный потенциал уже принято. И Евросоюз стремится реализовать это решение в максимально короткий период. Это означает, что изменится весь Cевероатлантический альянс: из альянса, где крупные страны связаны с мелкими, он превратится в альянс, в котором США будут иметь равноправного партнера - Европу, партнера, который способен действовать самостоятельно. Нет европейского политика или силы, выступающей за разрыв отношений с США. Но есть консенсус о необходимости большего учета своих интересов. ЕС станет играть большую роль в мире.
- Очевидно, что такая трансформация роли Европы непосредственно связана с изменениями, происходящими в европейской элите?
- Да, приходят люди из поколения протеста - поколения шестьдесят восьмого года, для которых конец холодной войны - это не поражение или победа, а коллапс нежизнеспособной системы. Представителей этого поколения не беспокоят послевоенные проблемы. Они озабочены современными международными проблемами: загрязнение окружающей среды, глобализация и так далее. Западная Европа стремится адекватно отвечать на вызов. Отсюда институциональные реформы ЕС, пересмотр отношений со всем миром, в том числе и с Россией. Европа должна стать конкурентоспособной в условиях глобализации.
Одно из следствий новой политики - Европа становится более открытой. В Германии, например, где уже проживает почти восемь миллионов иммигрантов, недавно был принят более либеральный закон о гражданстве, позволяющий многим иммигрантам стать немецкими гражданами. Доля иностранцев в населении растет по всей Европе. Мы вынуждены делать это из-за демографического спада. Глобализация также способствует росту миграции. Преобразующаяся Европа станет культурно разнообразнее. Берлин, к примеру, уже сегодня имеет крупные турецкую, польскую и русскую популяции. Союз получает свежую кровь для функционирования экономики и социальной системы.
- Нет ли опасности, что слишком большой приток мигрантов разрушит собственно европейскую цивилизацию? Тем более что традиционный стержень Европы - христианство, видимо, перестает играть эту роль.
- Я не вижу в притоке мигрантов серьезной опасности. Европа всегда определяла себя как регион, живущий за счет своего разнообразия. Культурное разнообразие - наше богатство и один из факторов объединения.
