Наиболее яркая черта российского рынка труда, отличающая его от восточноевропейских стран с переходной экономикой, - явно неадекватный падению производства масштаб открытой безработицы. Прогноз открытой безработицы на заре рыночных реформ был крайне пессимистичным. Российские экономисты прогнозировали ее в первые два-три года в объеме 4-7 млн человек, эксперты Международной организации труда (МОТ) - 6-7 млн человек. Реальность оказалась весьма далекой от обоих прогнозов: число лиц, признанных безработными российскими службами занятости, в последние десять лет не превышало 2,8 млн человек. Это максимальный показатель 1996 года, сегодня он более чем вдвое меньше.
Начиная с 1997 года прослеживается устойчивый тренд сокращения безработицы. В первую очередь формальное сокращение безработицы связано с вступлением в силу весной 1996 года поправок к Закону о занятости, часть которых касается ужесточения регламента постановки граждан на учет в службы занятости и назначения пособий.
Кроме того, Фонд занятости населения испытывает финансовый дефицит, возникает задолженность по выплате пособий безработным. В результате люди, потерявшие работу, утрачивают стимулы к регистрации в качестве безработных. Таким образом, фиксируемое статистикой сокращение безработицы означает прежде всего лишь то, что под патронажем государственной политики занятости оказывается меньшее число безработных. И лишь в самое последнее время, чуть больше года, свой вклад в сокращение безработицы внес развернувшийся промышленный подъем, предъявивший масштабный спрос на целый спектр производственных специальностей.
Социальный портрет российской безработицы имеет несколько неблагополучных признаков, среди которых главный - тенденция к росту продолжительности безработицы, в ряде регионов принявшей хроническую форму. С самого начала макроэкономических реформ сформировалась группа территорий с критической ситуацией на рынке труда, где масштаб безработицы многократно превышает общероссийский уровень. Так, если в наиболее благополучных регионах уровень официально зарегистрированной безработицы колеблется в пределах от 0,4% до 1,7%, то в 25 регионах России он превышает 3%, в 11 - 4%, в 6 - 5% от экономически активного населения региона. Наиболее острая ситуация на рынках труда сложилась в Магаданской и Мурманской областях, в Чукотском, Агинском Бурятском, Таймырском, Ненецком, Корякском и Эвенкийском автономных округах, а также в республиках Дагестан, Ингушетия, Коми (именно на этих территориях уровень безработицы превышает 4%).
Скрытая безработица и неформальная занятость
Другой ярко выраженной специфической чертой российского рынка труда является преобладание скрытых, латентных, процессов над открытыми. Среди стран трансформационного типа такого уровня развития скрытых форм безработицы, как в России, нет нигде. Наибольшее развитие получили две ее основные формы: вынужденные, инициированные администрацией предприятий, неоплачиваемые (или частично оплачиваемые) отпуска и применение режимов неполной занятости.
Эти процессы начали развиваться еще в середине 1992 года, когда первая попытка проведения жесткой кредитно-денежной политики привела к резкому усилению финансового давления на предприятия. Когда сокращение вакансий перестало быть источником экономии фонда оплаты труда, предприятия перешли к практике использования режимов неполной занятости и вынужденных неоплачиваемых отпусков. Уже летом 1992 года только в промышленности эти формы занятости применялись на четверти предприятий, в состоянии частичной безработицы пребывало около 2 млн человек, то есть 9% от занятых в промышленности. К 1994 году таковых насчитывалось уже свыше 12 млн человек. Впоследствии масштаб явления пошел на убыль, однако до сих пор в режиме неполной занятости и вынужденных неоплачиваемых отпусков пребывает около 6 млн наших сограждан.
Феномен скрытой безработицы прямо связан с экономической политикой. По существу эта политика сводилась к попытке предотвращения единовременного выброса излишней рабочей силы из сферы занятости. Кроме того, процессам реального высвобождения препятствовал ряд частных обстоятельств. Так, в условиях хронического дефицита финансовых ресурсов именно нерентабельные предприятия оказываются не в состоянии выплачивать предусмотренные законом компенсации увольняемым работникам, что ведет к консервации неэффективных рабочих мест и сохранению неизменной численности персонала. Особенно ощутим этот фактор в бюджетном секторе экономики.
Наряду с развитием скрытых форм безработицы в России существует и развивается феномен скрытой занятости как среди работников, занятых в экономике (вторичная занятость), так и среди лиц, формально признанных безработными. Согласно результатам социологических исследований, не менее 70% работников, находящихся в состоянии неполной занятости, реально имеют работу и доходы в периоды вынужденных отпусков или укороченного рабочего времени. Неполучение или недополучение доходов по основному месту работы для значительной части работников хотя бы частично компенсируется занятостью скрытого характера. По нашим оценкам, в целом масштаб нерегистрируемой занятости характеризуется цифрой 10-12 млн человек.
Бородатый КЗоТ
Помимо экономических и институциональных параметров, провоцирующих существование и развитие неформальной экономики вообще и неформального рынка труда в частности, значительный "вклад" в процесс неуправляемого развития российского рынка труда вносит правовая база регулирования трудовых отношений, точнее, ее неадекватность изменившимся экономическим реалиям. Ее основу составляет Кодекс законов о труде РФ, принятый еще в 1971 году и ориентированный на централизованное и преимущественно административное регулирование сферы труда. Естественное следствие такого анахронизма - очевидная "перегрузка" КЗоТа льготами и гарантиями, нормами, чрезмерно жестко регулирующими отношения найма и увольнения, в то время как социально-экономическая ситуация требует весьма высокой степени гибкости, которая во многих сферах деятельности обеспечивается в обход законодательства. Изменения и дополнения, вносившиеся в КЗоТ в период перестройки и радикальных экономических реформ, принятые в тот же период отдельные законы о труде не устранили главных недостатков, а в ряде случаев (прежде всего акты, принятые в 1990-1991 годах - в период "популистского" социального законодательства) и усугубили их. Принятие законов, регулирующих отдельные сферы труда (занятость, охрана труда, коллективные трудовые отношения, в том числе разрешение коллективных трудовых споров), лишь при частичной инкорпорации их норм в КЗоТ, а также включение норм, регулирующих отношения в сфере труда, в ряд "отраслевых" законов (об образовании, о государственной службе, о профсоюзах и др.) сделали всю систему трудового законодательства еще более противоречивой.
Кроме того, трудовое законодательство является предметом совместного ведения Российской Федерации и субъектов федерации, то есть федеральные законы и иные нормативные правовые акты о труде дополняются региональными. Многочисленные же лакуны законодательства заполнялись и продолжают заполняться подзаконными актами, которые труднообозримы (их количество достигает нескольких тысяч) и во многих случаях противоречат законодательству и друг другу.
Естественным результатом всех существующих противоречий стало формирование двух режимов правового регулирования трудовых отношений. В бюджетных организациях, отчасти на государственных и муниципальных унитарных предприятиях, на приватизированных бывших государственных предприятиях с большими или меньшими нарушениями применяется трудовое законодательство. В "новых" же организациях, созданных вне процесса приватизации, господствуют "внелегальные" трудовые отношения, развивающиеся и регулируемые по неписанным нормам.
Новейшие тенденции
Кризис 1998 года всколыхнул российский рынок труда. Наиболее мощный удар, как и следовало ожидать, пришелся на мегаполисы как центры деловой активности, в которых преимущественно сконцентрирована финансовая и банковская деятельность. Этот процесс является относительно новым для России и принципиально отличается от тенденций предыдущих лет, когда эпицентры безработицы находились в ряде депрессивных территорий, в то время как в крупных городах наблюдался минимальный уровень, в подавляющем большинстве существенно ниже среднероссийского.
Наиболее рельефно это проявилось в Москве. Хотя уровень безработицы продолжал оставаться низким по сравнению с другими регионами России (1% против 2,5% в среднем в России), год после кризиса был самым трудным для московского рынка труда - Москва пережила самый бурный рост открытой безработицы с начала экономических реформ. После июля 1998 года, когда открытая безработица составляла лишь 0,6%, начался последовательный и устойчивый ее рост, который достиг своего пика в марте 1999-го - 1,2%. Самыми тяжелыми оказались октябрь и ноябрь 1998 года, когда ежемесячный прирост числа безработных составил соответственно 16 и 11 тыс. человек. Тем не менее нельзя не отметить, что деструктивное влияние кризиса на рост безработицы в Москве оказалось отнюдь не таким катастрофическим: число безработных достигло 100 тыс. человек, но не 200 тыс. человек, как в начале кризиса панически предсказывали СМИ и некоторые аналитики.
В первую очередь августовский кризис повлек за собой сокращение именно тех рабочих мест, на которых были заняты адаптированные к рыночным условиям работники, составляющие одну из социальных групп, относящихся к среднему классу. Но спустя несколько месяцев были созданы новые рабочие места: в реальном экономическом секторе - в результате роста стимулированного импортзамещением производства; в непроизводственной сфере - в связи с возникновением новых фирм, занимающихся реструктуризацией убыточных предприятий, торгующих долгами, распродающих обанкротившиеся фирмы, обслуживающих взаимные претензии юридических лиц друг к другу, и проч. Наиболее подготовленными для работы в данных сферах оказались именно высвободившиеся работники финансово-кредитного сектора. Не случайно социологические исследования не показывают резких изменений на том сегменте рынка труда, который занимал средний класс: большинство лиц, лишившихся работы, менее чем через год уже имели другую.
И все же нельзя утверждать, что рынок труда успешно преодолел последствия финансового кризиса. Об этом в первую очередь свидетельствует резкое уменьшение количества вакантных рабочих мест в доходных и престижных отраслях, реальное сокращение заработной платы как цены рабочей силы, причем как официальной, так и неформальной. Поэтому следует признать, что рынок труда все же серьезно пострадал в результате кризиса: перспективы расширения социального слоя, способного образовать устойчивый средний класс, сократились.
Чем нехорош status-quo
Итак, российский рынок труда это поистине уникальная коллекция самых разнообразных нестандартных форм поведения всех его агентов - работников, работодателей, государственных институтов. При этом особенностью последних лет является одновременное сокращение двух "открытых" полюсов - формальной занятости и официальной безработицы. Следовательно, все большая часть экономически активного населения попадает в промежуточное положение на рынке труда, не имея определенного формального статуса - ни занятого работника, ни официально признанного безработного.
Вообще говоря, вариантность форм занятости, в том числе существование феномена неформальной занятости, способствует формированию гибкого рынка труда, поддерживает доходы населения и предотвращает массовую безработицу. На определенном временном промежутке неформальная занятость способна оказывать определенное компенсирующее влияние на социальную сферу, что отчасти объясняет отсутствие массовых открытых конфликтов. Чисто внешне эту модель можно принять за механизм саморегуляции рынка труда. Ведь, если население не обращается за помощью в трудоустройстве, это означает, что люди самостоятельно способны решить эту задачу. Более того, официально регистрируемая безработица падает, соответственно, сокращаются государственные расходы. Тем более что есть и другие способы сокращения этих расходов - невыплаты пособий по безработице. Безработные - слишком слабая и незаметная социальная группа, чтобы протестовать против нарушения их прав. Другими словами, существующая модель вполне удобна всем участникам рынка труда - и государству, и работодателю, и часто самому работнику. Вот почему "в тени" остается и сам рынок труда, и его место в системе экономических и политических приоритетов.
И тем не менее сложившаяся модель вряд ли соответствует идеалам эффективного, цивилизованного и устойчиво развивающегося рынка труда. Например, зачастую вторичная занятость ориентирована на непрестижные рабочие места с неудовлетворительной техникой безопасности. Неоднозначно следует оценить и возможности трудоустройства населения в расширяющийся малый бизнес. С одной стороны, это некоторые благоприятные для работников нововведения, например гибкий график, относительно высокий уровень оплаты труда, а с другой - распространены грубые нарушения трудовых прав работника (излишняя продолжительность рабочего дня, наем без трудового договора, отсутствие страхования, произвольное увольнение без выходного пособия и т. д.).
Далее, внутренние ресурсы таких амортизаторов, как теневая занятость, не безграничны. Существование больших масштабов скрытой занятости еще отнюдь не означает, что она способна перекрыть безработицу в открытой и латентной ее формах. В этом отношении вновь ярко проявляется фактор региональной дифференциации. В регионах с моноэкономическим типом производства и занятости, где структурообразующие отрасли находятся в депрессивном состоянии (например, в Ярославской, Ивановской областях, республиках Чувашия, Удмуртия, Мордовия) высокая (относительно среднероссийского уровня) формальная безработица, как правило, сопровождается не только более значительными масштабами неполной занятости, но и ограниченной емкостью неформального рынка труда, низким теневым спросом на рабочую силу. Именно в этих регионах с высокой степенью напряженности амортизирующий эффект со стороны скрытой занятости наименее ощутим. Еще более сложная ситуация в поселках, отдаленных от городов, с небольшой численностью населения (что весьма характерно, например, для Центрального, Центрально-Черноземного, Западно-Сибирского регионов России), где трудоспособное население привязано к единственному промышленному предприятию, - в отличие от больших городов альтернатив там в принципе не существует.
Однако главная опасность развития латентных процессов для формирования рынка заключается в ориентации существенного по размерам экономического сектора на нетрадиционные формы трудовых отношений, неконтролируемых государством и трудовым правом. По существу этот сектор рынка труда находится за пределами легитимности и, следовательно, не поддается контролю, регулированию и коррекции.
Сложившаяся система трудовых отношений приобрела определенную инерционную силу, когда отмены или ограничения ряда регламентов, сдерживавших высвобождение рабочей силы, уже недостаточно, чтобы разорвать этот порочный круг. Яркий пример - отмена налога на сверхнормативный фонд оплаты труда. Его существование стимулировало администрацию предприятий к сохранению большого числа занятых за счет низкооплачиваемых и, следовательно, низкоквалифицированных работников, что негативно сказывалось на всей экономической деятельности предприятий. Однако снятие этого ограничения отнюдь не вызвало резких изменений в структуре занятости и сокращения числа работников, пребывающих в состоянии частичной занятости. Российские предприятия по-прежнему ориентированы на содержание излишней численности промышленно-производственного персонала, используя различные формы неполной занятости и невыплаты заработной платы.
Пособия по безработице: виртуальная помощь
Российскую систему страхования безработицы анализирует Светлана Котляр, эксперт Института рынка труда Минтруда РФ
К сожалению, приходится констатировать, что из всего пакета мер по регулированию рынка труда в России доминирует пассивная мера: на выплату пособия по безработице расходуется до 70% внебюджетного государственного Фонда занятости. Это означает, что ежегодно на содержание безработных государство тратит сотни миллионов рублей, вместо того чтобы направить их на создание рабочих мест. Политика пособий не только не способна смягчить ситуацию на рынке труда, а, напротив, обеспечивает мультипликацию безработицы. Хотя официальный уровень зарегистрированной безработицы колеблется вокруг 3% экономически активного населения, реальный ее размах многократно превышает этот показатель.
Заметим, что такое щедрое финансирование безработицы происходит в рамках закона. С 1991 года Закон "О занятости населения в Российской Федерации" претерпел три редакции, однако сохранил основную методологическую ошибку: отождествление понятий "право на труд" и "право на пособие".
Право на труд - конституционное право всех граждан, в то время как право на пособие зарабатывается в течение трудовой жизни. Российская схема страхования занятости фактически не разделяет право на получение оплачиваемого рабочего места и право на пособие по безработице, предоставляя равный доступ к Фонду занятости и тем, кто его создавал, и тем, кто не создавал. Речь идет прежде всего о бывших тунеядцах, перекочевавших в начале 90-х с учета МВД на учет в Службу занятости. Хотя они получают в основном минимальное пособие, масштабы отвлечения сил и средств на эти цели довольно велики.
Это касается также лиц, впервые ищущих работу. Многие страны запрещают выплату пособия по безработице молодым людям без профессии и опыта работы. Единственным выходом для них являются программы дальнейшего обучения с выплатой стипендии. Для молодежи России право на труд и образование дополняется правом на получение пособия по безработице с 18 лет.
Вызывает большое сомнение российская практика дифференциации пособия по безработице в зависимости от заработной платы на последнем месте работы. Если минимальное пособие в размере 83 рублей не обеспечивает даже прожиточного минимума, максимальному пособию по безработице иногда могут позавидовать работающие. В апреле этого года безработные Москвы с правом максимального пособия получили по 4000 рублей.
