2000, N32 (243)

Без башни

Когда-то на первом курсе журфака МГУ, на первой же лекции по введению в журналистику профессор Прохоров попросил дать названия телевизора. Выслушав про "голубой экран" и "друга семьи", он ответил своим: "ящик для идиота". Когда в конце 60-х в Нью-Йорке пропало на всю ночь электричество, произошли сотни самоубийств. Люди побоялись остаться наедине с собой. Куда приятнее, да и несравненно легче, превратиться в жвачное животное перед ящиком для идиота. Даже придя в дом к умным людям, как бизнесменам, так и художникам, можно увидеть, что у всех бесед, всей жизни, всех будней есть одно общее - включенный телевизор. Не треск пламени в камине и не тихая музыка. Его не смотрят, но он необходим. Что сделали люди, оставшись у погасшего ящика? Кинулись засовывать в него любые видеокассеты, лишь бы заполнить ощущение пустоты, разрыва привычного узора жизни. А на улице лето, можно просто пойти и погулять с детьми, постоять и покурить на балконе, посидеть с соседями у подъезда на лавочке, потолкаться с мужиками около машин. В конце концов, попозировать перед Нинкой в цветастых трусах и попинать кота. Такая реакция народа намного страшнее любой Чечни, любого кораблекрушения. Ведь на место погибших в бою встает новое, более отважное поколение. А кто может встать на место деградировавшего жвачного животного, которого наши славные ОРТ, РТР, НТВ и иже с ними дружно превращают в TV-голика, в пожирателя рекламы, в губку, впитывающую новости, граничащие со сплетнями, в наркомана страшилок и TV-адреналина, в послушного идиота, радостно ржущего или плачущего по воле манипулятора-ведущего? Разве что еще более тяжелый случай: chilled out gamer-doomer of generation X, для которого умение читать означает разбираться в комиксах и считывать карту подземелья. Лично я не смотрю телевизор более десяти лет и не имею никакого желания.

Иван Д Сухопаров, ivands@online.ru

Из долговой петли

Конечно, уменьшение доли госдолга в общем объеме ВНП - вещь сама по себе притягательная и имиджеобразующая для нынешнего правительства, но делать ее самоцелью, на мой взгляд, недальновидно. Причин тому несколько, но самая главная заключается в том, что при таком раскладе нет никаких причин для роста экономики. Зато стагнация почти обеспечена: во-первых, укрепление курса рубля приведет к уменьшению импортзамещения, во-вторых, направление высвободившихся средств на погашение госдолга, а не на инвестиционные проекты в реальном секторе экономики, приведет к тому, что уже сейчас порядком поизносившееся оборудование лет через пять совсем развалится, и производство полностью встанет. Вместо того чтобы бороться с избыточной ликвидностью, правительству следовало бы подумать, как эту ликвидность направить на развитие реальной экономики.

Аркадий Я., gbicompany@mtu-net.ru

2000, N33 (244)

Мир переходит на условные единицы

Просто молодцы! Разве что тема, вынесенная в заголовок (валютные зоны), обещает занудно-экспертный разбор. А оказывается, что написано не менее чем о конфигурации власти в мире в последующие 10-20 лет. Притом написано очень умно, аналитически трезво и поэтому вразрез с идеологической модой, гласящей, что глобализация есть:

а) благо для всех, у кого хватит ума воспользоваться;

б) конец истории, поскольку разум и рынок победили или победят обскурантизм, а рыночные демократии между собой не воюют никогда.

По большинству наших статей в течение 10-15-20 лет из этой глобализации получается большая беда, крупный политический кризис вплоть до мировой межблоковой войны и революционного преобразования миросистемы (не обязательно во что-то лучшее, просто в другое, возможно, фашистского типа).

Второй большой страх - скорое крушение американской биржево-финансовой пирамиды. То, что она должна рухнуть, ясно и Гринспену. Неясно (система стохастическая и в принципе непредсказуемая), когда это произойдет и насколько катастрофической будет "коррекция". Но социальные и политические последствия просчитать можно.

По большинству вариантов выходит, что Европа превращается в самостоятельный блок, а Америка поглощает Канаду и становится либо популистской, либо социал-демократической - если достаточное число среднего класса, основного для американской политической системы, потеряет свои сбережения в биржевом крахе, то этот самый класс сделает разворот на 180 градусов и начнет требовать социального обеспечения и бесплатного (или дешевого) образования по, скажем, канадскому образцу. Но Америка не Канада. В период падения бюджетных поступлений и общей нестабильности крайне остро встанет вопрос, как будет с нижней третью населения, включая большинство негров, - и возродится открытый расизм. Ничего этого, конечно, нельзя сказать вслух, это настолько противоречит сложившимся на сегодня оптимистическим представлениям, что, боюсь, сочтут за параноика.

Между прочим, последние книги Валлерстайна назывались "After liberalism" и (сохраняю написание) "THE END OF THE WORLD As We Came to Know It". Там аргумент такой: глобализация представляет собой очередную фазу расширения мироэкономики, и в этом смысле все пока развивается вполне предсказуемо, для данной исторической системы циклически нормально, по Кондратьеву и Шумпетеру. Но каждое новое изменение должно создать институциональные несущие конструкции, то есть рынки надо защитить в военно-политическом смысле, встроить валютные и административные регуляторы, обнаружить новые организационные формы и ведущие отрасли, оправдать данный режим накопления идеологически и морально (легитимизировать), предоставить надежду на участие, а значительной части участников - на процветание. В сумме это называется гегемония, то есть не просто господство некоего лидирующего государства, но ситуация, когда лидерство принимается большинством активных участников в качестве общей пользы, за что гегемону выдается карт-бланш и очень многое прощается (например, ситуация с британской гегемонией после победы над Наполеоном или неоспоримо ведущее положение Америки и доллара после 1945 г.).

Валлерстайн сильно сомневается, что на сей раз это в принципе возможно - из-за таких стран, как Индия, Китай, Россия, возможно, Латинская Америка и часть Ближнего Востока (Иран, Египет, Турция). Это полупериферийные государства с очевидной политической и культурной заявкой быть равными Западу, со значительными современными средними слоями в структуре своего населения, и в отличие от африканцев со вполне достаточными возможностями нарушить нормальное воспроизводство капитализма, если посчитают, что их исключили из экономического процветания.

Сегодня идей явно не хватает по всему спектру деятельности, связанной с манипулированием культурными символами, от политики и общественных наук до поэзии и изобразительного искусства. С одной стороны, это даже стабилизатор - идей не хватает и у всяческих антисистемных сил. Но оптимизм остается привилегией довольно узких в мировом масштабе групп, находящихся рядом с финансовыми потоками. А биржевая рыночная игра остается психологически крайне напряженным занятием, от которого в конце концов устанут даже те, кто выиграл несколько раз в прошлом. Все-таки заводами Форда в пору их расцвета управлять было легче, был реальный размах и человеческое чувство принадлежности к неабстрактной сущности (родному заводу). Это субъективный, второй по значению ограничитель текущей глобализации.

Georgi Derlugian, Department of Sociology, Northwestern University