Фестиваль "Лики любви" - предприятие не профессиональное, не статусное, а развлекательное, и это очень приятно. С ним не связаны присущие событиям большего размаха суета и борьба амбиций: "у меня есть билет на этот фильм, а у тебя нет; меня туда-то пустили, а ты постой на морозце". Всех всюду пускают, а билеты в основные залы фестиваля - Дом кино и кинотеатр "Мир Кинотавра" - стоят вполне доступных среднестатистическому кинолюбителю денег. Ситуация для зрителя чуть ли не идеальная, а вот для кинокритика - сложная. Потому что, прекрасно справляясь с задачей развлечь людей картинами, которых они раньше не видели, "Лики любви" не соответствуют цели, которую преследуют "настоящие" фестивали, да скорее всего и не ставят ее перед собой. Задача "большого" фестиваля - выявлять тенденции развития современного кинематографа, обнаруживать новые универсальные кинотемы, открывать новые имена и тому подобное. Конечно, возможности различных кинофорумов задавать киномоду несопоставимы: от почти неоспоримого глобального диктата каннского жюри до совещательного голоса нерейтингового нью-йоркского фестиваля, показывающего американским киноманам, какое такое неголливудское кино бывает и какие фильмы нравятся нынче продвинутой публике.
Так вот, наличие такой "темы" фестиваля необыкновенно облегчает жизнь кинокритика. Он получает возможность заняться теми самыми "новыми взглядами и тенденциями", пофилософствовать по их поводу, показать свой общий интеллектуальный уровень и т. д. и т. п. Причем заметки часто получаются хорошие и интересные не только для киноманов - ведь новые повороты развития "важнейшего из искусств" (как и любого искусства) зачастую отражают новые течения в обществе куда раньше, чем эти течения станут всем очевидными.
В случае же "Ликов любви" участь кинокритика - просто рецензировать то, что показали. Занятие тоже полезное, но куда менее выигрышное.
Что показали. О псах и людях
Гран-при фестиваля получила появившаяся не только в конкурсе фестиваля, но и в прокате лента мексиканца Алехандро Гонсалеса Иньяриту "Сука-любовь". Московский приз режиссер может присоединить к Гран-при каннской Недели критики и к высшей награде кинофестиваля в Токио.
Решение жюри поощрить "Суку-любовь" более чем предсказуемо. Это действительно хороший фильм, а на фоне далеко не блестящих картин конкурса он выглядел прямо-таки выдающимся: единственные исключения из общего серого правила - яркие корейские цветы "Девственница, раздетая холостяками" Хонга Санг Су и "Остров" Ким Ки Дука - оказались все же слишком экзотическими для вполне мейнстримовых нынешних "Ликов". Хотя "Остров", героиня которого по ходу страсти разрывает себе половые органы рыболовными крючками, все же удостоился специального упоминания жюри за "самую шокирующую любовную историю". Но это упоминание можно расценить скорее не как похвалу, а просто как констатацию очевидного.
Мексиканский фильм тоже погружает нас в мир экстремального. Но не телесного, а эмоционального. Картина состоит из трех новелл, герои которых, живя вполне ординарной жизнью (ординарной жизнью подростка из низов, ординарной жизнью супермодели и ординарной жизнью наемного убийцы), оказываются перед экзистенциальным выбором, сделав который они зачеркивают все, что было до этого. В каждой новелле катализатор событий - собака. Существо, вопреки бытующему мнению о верности этих созданий, такое же непредсказуемое, как всепоглощающее чувство, заставляющее семнадцатилетнего парня в первой новелле "заказать" родного брата; обеспеченного редактора глянцевого журнала во второй - бросить семью; а бомжа-убийцу из третьей - пощадить свою последнюю жертву. И хоть в соответствии с половыми признаками эти собаки (огромный ротвейлер в первой и последней частях и малюсенькая болонка во второй) - кобели, они все равно - суки. Безнаказанно ломающие жизнь своих хозяев, а потом преданно смотрящие им в глаза. Точно, как любовь, которая вначале сулит блаженство, а потом заставляет страдать.
Очевидный уровень метафоры отнюдь не переводит "Суку" в разряд фильмов-притч. Переплетенные в клубке огромного мегаполиса судьбы героев более чем реальны в своем неосознанном одиночестве. Они кажутся восстановленными историями людей, ссору или жаркие объятия которых мы подсмотрели, заглянув, поддавшись любопытству, в чужое окно.
Судьбы персонажей, пересекающиеся в точках незаметных им самим встреч и связанные неведомыми им нитями (например, участь героев первой и последней новелл решает одна и та же собака), показывают в кино не впервые. Этим баловались, скажем, Кшиштоф Кесьлевский и Отар Иоселиани. Классический пример так построенного фильма - картина американского мэтра Роберта Олтмена "Short cuts" ("Отрывки"). И несмотря на то что лента Олтмена несоизмеримо умнее, у тридцативосьмилетнего мексиканца есть нечто, чего не хватает американскому мудрецу. А именно - свежесть. Олтмен смотрит на мир глазами опыта, Иньяриту еще способен удивляться. Более того, он способен заразить этой способностью зрителя.
Что показали. Они о нас
Европейские фильмы, показанные на "Ликах" (в абсолютном большинстве немецкие, на фестивале даже была специальная программа "Любовь в Германии"), представляли собой среднестатистическое европейское кино, как его снимают уже лет десять - о разделенных современной жизнью людях, в отчаянии пытающихся перебросить друг к другу хоть какие-нибудь мостики. Другая спецпрограмма, ностальгическая, под названием "Тоталитарные романы" вполне ловко объединила старые картины о запрещенной любви - от смотренного-пересмотренного "Ночного портье" Лилианы Кавани до малоизвестных полуопальных "Чувств", снятых в Литве в 1968-м.
При желании в особую программу под названием "Добрые фильмы о русских" можно было бы выделить показанную в конкурсе картину итальянца Чезаре Феррарио по одноименному роману Виктора Ерофеева "Русская красавица" и прошедшую под маркой спецпоказа ленту американца Томпсона Клея "По адресу Рай".
В "Русской красавице", действие которой происходит, согласно оригиналу, в советские времена, наша пышногрудая соотечественница в исполнении некой Ралицы Балевой прокладывает путь к светлому будущему через постели всех встречных-поперечных. Эти встречные обладают красавицей в местах самых разнообразных, но традиционных - на письменном столе, под роялем и т. д. Эротического пика картина достигает, когда красавица в порыве страсти начинает лизать босую ступню известного советского писателя в обличье Игоря Костолевского. Эту и подобные сцены, да и всю картину режиссер Феррарио отснял с чисто латинским темпераментом, но без тени юмора и с благородным желанием доказать, что, всегда идя навстречу своему чувству, красавица остается вполне чистой сердцем и всем остальным, а когда понадобится, войдет и в избу, и в стойло, и еще куда-нибудь. Страсти эти окружены необходимым антуражем в виде бесконечных очередей за продуктами и храма Христа Спасителя, играющего, по всей очевидности, роль гостя из будущего.
Антураж фильма "По адресу Рай" раздражает меньше, поскольку дело там происходит в Америке. В этой Америке есть маленький городок под названием Рай, в который и приезжает другая русская (по фильму, украинская) красавица - актриса Наталья Назарова. И что же? Буквально за несколько недель под ее влиянием преображается весь городок. Само ее присутствие побуждает американцев (которые, кстати, выписали ее из родного Киева бесчестным образом, выслав фальшивое матримониальное предложение) проявить себя с наилучшей стороны. Этого эффекта украинская красавица достигает, исполняя русские песни и вывешивая в местном салуне изображение русских березок. После таких решительных действий черствые американцы становятся щедрыми, отзывчивыми, а некоторые даже бросают пить. И их можно понять: ведь чего не сделаешь перед ликом этой славянской любви, пусть глуповатой, но фотогеничной.
Что не показали. Любовь и дым
На закрытии фестиваля должны были демонстрировать фильм Вонга Кар-Вая "Настроение любить". Но оргкомитет и фирма, обладающая правами на картину, не смогли чего-то там поделить, и в итоге публике пришлось развлекаться, глядя на Джона Малковича и Уильяма Дефо в прихотливой, но вполне предсказуемой фантазии некоей американской дамы на темы начала кинематографа и вурдалаков под названием "Смерть вампира".
Зритель в широком смысле слова тут потерял немного - фильм гонконгского гения только что вышел в отечественный прокат. Но вот фестиваль потерял порядочно. Фильм Кар-Вая - один из лучших фильмов о любви последних лет. Он создает идеальный образ того состояния любовного томления, которое все мы когда-нибудь переживали, но о котором никогда никому не рассказывали. Не потому, что это интимно, а потому, что словами такие вещи не передаются. Герои фильма, кстати, говорят мало, а о своих чувствах не говорят вовсе. Они не объясняются в любви - за них это делает сигаретный дым, качающийся в струях дождя фонарь, цветы на платьях, развевающиеся красные шторы. И музыка. Протяжное латиноамериканское танго, странно контрастирующие с гонконгскими пейзажами и интерьерами, повергает зрителя в состояние той наполненной чувственностью недоговоренности, в котором пребывают персонажи. В состояние, когда каждый взгляд, вздох или движение наполнены смыслом и самая ординарная жизнь (секретарши и журналиста) окрашивается цветами тайны.
В отличие от головного эстетизма европейцев типа Питера Гринуэя, эстетизм Кар-Вая наполнен теплотой и не лишен самоиронии. Режиссер сознает, что торгует воздухом, вернее, дымом. Ведь что такое любовное настроение, если не прихотливо свившиеся клубы дыма, готовые вот-вот растаять?
В общем жаль, что на "Ликах" этого фильма не было. Но если взглянуть на ситуацию в целом, то все прекрасно: фестиваль показал нам лица и хари любви, а вышедшая в прокат картина Кар-Вая передает ее настроение. Так что за последние дни зритель смог узнать об этом прекрасном чувстве чуть больше, чем знал раньше.
