Постановщик "Летучей мыши" Ханс Нойенфельз лишает публику и намека на удовольствие. Дэвид Мосс представляет русского князя Орловского опустившимся наркоманом, а балерины в хореографическом дивертисменте встают на пуанты под "Кайзеровский вальс" Штрауса... в переложении Шснберга. ФОТО: Mara Eggert
Самый знаменитый летний музыкальный фестиваль - в австрийском Зальцбурге - в эти дни подводит итоги десятилетнего правления своего интенданта (художественного руководителя) Жерара Мортье. Только что завершился последний фестиваль, программа которого формировалась командой бельгийца Мортье, сумевшего за годы работы в Зальцбурге настроить против себя чуть ли не всю Австрию. 1 октября пройдет официальная инаугурация преемника Мортье - композитора и дирижера, а главное - австрийца Петера Ружички. Но, как бы того ни желали многие австрийские культурологи, прошедшее десятилетие навсегда войдет в историю фестиваля как эпоха революционная.
Восьмидесятилетняя история Зальцбургского фестиваля была богата на скандалы. Первые шаги его основателей - режиссера Макса Райнхардта и драматурга Хуго фон Хофмансталя, принадлежавших к католической еврейской диаспоре, - вызвали волну антисемитизма, а в 1944 году фестиваль был закрыт по личному распоряжению доктора Геббельса как не соответствующий арийской идеологии. Но такого десятилетия, полного полемики в прессе и слишком пристального внимания со стороны не только австрийской интеллигенции, но и всей культурной Европы, Зальцбург еще не знал. Вся "эра Мортье" (как патетично называют эти годы сторонники бельгийского интенданта) проходила под вой рутинерской венской прессы. Порой воинственные споры вокруг творческой и репертуарной политики фестиваля напоминали прошлогодние уличные демонстрации в Вене, когда к власти пришла Партия свободы одиозного Йорга Хайдера.
Причины столь эмоциональной борьбы за национальные художественные традиции уходят корнями еще в послевоенные годы, когда единоличным самодержцем в Зальцбурге был великий дирижер Герберт фон Караян. За сорок лет караяновского правления Зальцбург в значительной степени утратил свою силу как театральное событие, хотя, разумеется, вырос как событие музыкальное. Зальцбургские сцены (при Караяне их стало три) превратились в звездный небосклон, где каждое лето можно было услышать всех оперных и концертных звезд. Именно в это время фестиваль стал неотъемлемой частью светской жизни европейских аристократов и бизнесменов: поездка в Зальцбург в августе была столь же обязательной, как посещение экономического форума в Давосе, бракосочетаний отпрысков сиятельных фамилий или выставки цветов в Челси.
Разбитые идолы
"Свадьба Фигаро": невеста Сюзанна (Кристина Оэльце) и графиня Розина (Ангела Деноке) пишут записки на пишущей машинке, а клавесиниста в речитативах заменяет старый приятель режиссера Юрг Кинбергер, который подыгрывает певцам на синтезаторе, пустых бутылках или водит мокрым пальцам по стаканам. ФОТО: Ruth Walz
Жерар Мортье приехал в Зальцбург в 1991 году, через два года после смерти Караяна, после того как поиски равновеликой фигуры на замещение вакантной должности фестивального худрука не увенчались успехом. До этого имя Мортье было известно только оперным критикам и жителям Брюсселя. Сцена королевского театра "Ля Моннэ" при нем превратилась чуть ли не в главную экспериментальную площадку для европейских режиссеров.
До прихода Мортье зальцбургский оперный репертуар в основном строился на Моцарте и Рихарде Штраусе (который также стоял у истоков фестиваля). Кроме того, вотчина Караяна ежегодно баловала публику шлягерными названиями вроде "Кармен", "Аиды" или "Севильского цирюльника". В первое же свое фестивальное лето Мортье не оставил зальцбургским завсегдатаям, привыкшим наслаждаться на родине Моцарта в первую очередь моцартовской музыкой, никаких надежд. Мортье предложил непростую концепцию, в которой существенную роль играли оперные шедевры ХХ века (среди них - четырехчасовая мистерия Оливье Мессиана "Святой Франциск Ассизский"), а постановочная лексика моцартовских спектаклей была далека от привычных для Зальцбурга костюмированных концертов с участием звезд. В своей репертуарной политике Мортье стал балансировать между традиционным Моцартом и мировыми премьерами опер авангардных композиторов, раздвигая репертуарные границы в обе стороны. Вся оперная история от эпохи барокко до постмодернизма получила в эти годы адекватное сценическое воплощение. А слова "первая постановка в Зальцбурге" просто не сходили с фестивальных афиш.
Именно в Зальцбурге знаменитый американский режиссер Роберт Уилсон создал в 1997 году один из своих самых совершенных спектаклей. Постановка оперы "Пеллеас и Мелизанда" Клода Дебюсси была с восторгом принята даже самыми яростными противниками реформ Жерара Мортье. ФОТО: Ruth Walz О творческой смелости Мортье говорил уже тот факт, что постановку "Франциска", этого opus misticum Мессиана, он поручил самому скандальному из молодых режиссеров - американцу Питеру Селларсу, любящему апеллировать к эстетике кича и масс-культуры - что и привело на премьере "Франциска Ассизского" к потасовке в зрительном зале. Во время исполнения одноактной монодрамы Арнольда Шснберга "Ожидание" в постановке Роберта Уилсона мне пришлось наблюдать зрительницу-итальянку, украшенную, как новогодняя елка, золотыми цепями от Версаче, - она смачно храпела, а на финальных аплодисментах стала истошно вопить от негодования. Не спасло положения даже участие в спектакле великой негритянской дивы Джесси Норман.
Из года в год Мортье умудрялся приглашать в Зальцбург лучших представителей театрального авангарда. Уже один список режиссеров, ставивших оперы в эти годы, говорит сам за себя: американец Роберт Уилсон, швейцарцы Кристоф Марталер и Люк Бонди, немцы Петер Штайн (поначалу он возглавлял драматический раздел фестиваля) и Ахим Фрайер, француз Патрис Шеро, итальянец Лука Ронкони. Каждый из них в разной мере и по-своему воплощал главные принципы оперных постановок, провозглашенные еще основателем фестиваля Максом Райнхардтом: создание полноценной режиссерской партитуры на основе музыкальной, выражение сценическим языком музыкальных образов. Ежегодно режиссеры обрушивали на зрителей целую лавину метафор, символов, философских идей, которые суммарно складывались в единый оперный ландшафт и заставляли говорить о монолитной концепции, а не о случайном подборе репертуара.
Мортье не пожалел ни одного из зальцбургских фетишей. Знаменитый оркестр Венской филармонии, игравший на фестивале с первых лет его существования, был потеснен другими европейскими коллективами. А если мировые звезды, такие как главный дирижер "Ла Скала" Рикардо Мути или супертенор Пласидо Доминго, не желали мириться с его выбором режиссеров, то Мортье делал ставки на других дирижеров или певцов, менее звездных, но не менее талантливых. В конце концов Мортье пришлось бороться даже с гастрономическими привычками зальцбургской публики, привыкшей сочетать большие художественные впечатления с не менее большими порциями в зальцбургских ресторанах. Привычный график караяновской эпохи был нарушен, публика выходила из театра слишком поздно для потребления тяжелой пищи, а рестораторы несли убытки.
Две стороны баррикад
Сцена Grosses Festspielhaus (Большого фестивального театра) - одна из самых больших и оснащенных театральных площадок мира. Здесь проходят оперные постановки и симфонические концерты. Из солистов здесь имеют право выступать только мегазвезды вроде Джесси Норман и Даниэля Баренбойма. Построена в эпоху Караяна, который не мог себе и представить, какие "безобразия" будут твориться на ней. Во время правления Мортье богатые дамы поняли, что появляться здесь в пышных кринолинах неприлично. ФОТО: Franz Neumayr
Все минувшие десять лет в Европе наблюдали за неравной борьбой отдельно взятого интенданта и целой страны. Одни отдавали дань его интендантским способностям (бюджет в 60 млн долларов, который сумел выбить Мортье, после его ухода будет сильно урезан) и таланту создавать фестивальные программы, которым в эти годы завидовала вся пресыщенная режиссерским театром Европа (таких программ, кстати, за минувшие десять лет в Зальцбурге появилось немало, чему способствовало создание специальных абонементов по сниженным ценам для молодежи и студентов). Другие - старательно "подлавливали" Мортье на том, что не все инспирированные им постановки поднимались над уровнем европейского мейнстрима, на его сложных отношениях с членами собственной команды - ведь в эпоху Мортье фестиваль демонстративно покинули режиссер Петер Штайн и один из самых ярких европейских дирижеров, "пионер аутентизма" Николаус Арнонкур. Но главным доводом всех противников Мортье был тезис: "Зальцбург слишком богат традициями, чтобы ими пренебрегать". А влиятельные венские газеты еще несколько лет назад начали муссировать вопрос, может ли неавстриец возглавлять Зальцбургский фестиваль. С приходом к власти Хайдера эти настроения только усилились. Все это привело к тому, что год назад Мортье чуть было не покинул фестиваль раньше окончания своего контракта. Но его лебединой песней стал все же фестиваль 2001 года, программа которого многими в Австрии была воспринята как месть "неавстрийского" худрука.
Ария мести
Многочасовая мистерия Оливье Мессиана "Святой Франциск Ассизский" внушала постановщикам ужас со времен мировой премьеры в Париже в 1977 году. Мортье не испугался начать свое царствование именно с этого шедевра композитора-богослова. Режиссер Питер Селларс поселил одного из самых привлекательных святых среди телевизионных приемников и неоновых ламп. На премьере публика дралась, но уже через шесть лет, во время повтора спектакля, те же зрители устроили настоящую овацию. ФОТО: Bernd Uhlig
Для своего прощания с Зальцбургом Жерар Мортье приготовил несколько сюрпризов, которые переросли в невиданные даже за это десятилетие скандалы. В последний день фестиваля он сам вышел на сцену в роли тюремного смотрителя Фроша из оперетты Иоганна Штрауса "Летучая мышь". И стало понятно, почему в своих последних интервью он повторял, что уходит без гнева и обид. "Смеется тот, кто смеется последним", а Мортье посмеялся над всеми своими хулителями - как всегда изящно и в художественной форме.
"Летучая мышь", всегда воспринимаемая как квинтэссенция венской жизни и присущего ей гедонизма, стала главной оплеухой последнего лета Мортье. Немецкий режиссер-шестидесятник Ханс Нойенфельз вернулся к жанру политического ревю, который в ХХ веке не раз потрясал устои немецкого театра. Своим спектаклем Нойенфельз бьет зрительный зал наотмашь. На сцене - кладбище прекрасных венских фиакров, венский свет вывернут наизнанку: вместо шампанского он потребляет кокаин и предается гомоэротическим играм. Служанка, распевающая колоратурные куплеты в тюрьме, оказывается изнасилованной заключенными, а дружба Айзенштайна и директора тюрьмы перерастает в пародию на свадьбу гомосексуалистов. Русского князя Орловского поет американец Дэвид Мосс, участвовавший в проектах Фрэнка Заппы: неопрятный толстяк в полосатой пижаме своим пением заставляет вспомнить разве что Сергея Пенкина. Все это вызывает в зале неистовство, но постоянный вой публики, недовольные реплики и демонстративное хлопанье дверьми оказываются неотъемлемой частью спектакля. Новая "Летучая мышь" в Зальцбурге - это взгляд интеллектуальной элиты на мир, погрязший в насилии и ксенофобии.
Лучшим спектаклем последнего фестиваля "эры Мортье", по общему мнению, стала постановка оперы Рихарда Штрауса "Ариадна на Наксосе". Вместо царевны, ожидающей бога смерти, режиссер Йоси Вилер представил на сцене пациентку пансионата для умалишенных (Дебора Поласки), которую возрождает к жизни случайный гость в джинсах (Джон Вилларс). ФОТО: Ruth Walz
В "Свадьбе Фигаро", который поставили режиссер Кристоф Марталер и сценограф Анна Фиброк, действие оперы Моцарта перенесено в типовой немецкий ратхауз, по которому слоняется добрый десяток невест в подвенечных платьях. Главные герои оперы уже не питают иллюзий по поводу брака, поскольку вся их жизнь состоит из сплошных семейных конфликтов. Всей пошлости мещанского быта в антураже семидесятых годов противопоставлен Керубино, настоящее дитя эпохи "унисекс". Пришелец из нового века, в широченных джинсах и клоунских ботинках, он не питает никаких иллюзий и не стремится влезть в женскую постель, ведь он пресыщен сексом и наркотиками.
Лучшее колоратурное сопрано Европы, француженка Натали Дэссей в партии Цербинетты ("Ариадна на Наксосе") демонстрировала не только феноменальные верха, но и свою фигуру. Все рецензенты в один голос сравнивали ее с поп-звездой Мадонно. ФОТО: Ruth Walz Новый тип взаимоотношений с авторским текстом продемонстрировали и постановщики "Ариадны на Наксосе" Рихарда Штрауса - режиссер Йосси Вилер и его постоянный соавтор драматург Серджио Морабито. Они поместили героев оперы в реальную обстановку Большого фестивального театра, создав спектакль о зависимости современного художника от спонсоров. В ожидании влиятельного господина, купившего для увеселения своих гостей оперную труппу и артистов комедии дель арте (которые в спектакле Вилера больше напоминают персонажей шоу-бизнеса), подневольные артисты переодеваются прямо на сцене. В тот момент, когда гофмейстер сообщает, что гости уже отужинали и идут внимать высокому искусству, в зале включается свет - в роли богатых потребителей оказывается шикарный партер.
Назад в будущее
В последние дни минувшего фестиваля, когда на его сценах бушевали скандалы, всех без исключения интересовал вопрос, каким будет Зальцбург через год при новом интенданте. Петер Ружичка успел прославиться своими авангардистскими пристрастиями в оперном театре Гамбурга и на фестивале современных опер в Мюнхене - однако он объявил весьма умеренный курс на "второй модернизм", который должен заменить угасающий, по его мнению, постмодернизм. Правда, для этих целей Ружичка выбрал "Турандот" Пуччини (этого композитора Мортье не любил): оперу вместе с дирижером Валерием Гергиевым поставит знаменитый английский режиссер Дэвид Паунтни, который уже давно не способен никого удивить. Главной приманкой будущего фестиваля станет моцартовский "Дон Жуан", которым будет дирижировать возвращающийся Арнонкур. Новый интендант собирается латать репертуарные дыры, оставшиеся после Мортье, и приглашать тех художников, которым дорога в Зальцбург была заказана. А в качестве знака вежливости своему предшественнику Ружичка планирует возобновить один из лучших спектаклей десятилетия - "Волшебную флейту" Моцарта, которую немец Ахим Фрайер поставил как цирковое представление. Возможно также, что осторожное начало нового интенданта носит стратегический характер, ведь за десять лет "эры Мортье" публика уже привыкла к эпатажу, и теперь ей будет просто скучно.
Что касается Мортье, то его ждут "Рурские триеннале" - новый фестиваль в Германии, который будет проходить в заброшенных горных разработках. Там его точно не будут упрекать в неуважении к традициям, а значит, через пару лет вся культурная элита Европы будет включать в свои фестивальные маршруты и "угольный бассейн".
