Случившееся в Америке 11 сентября есть событие не просто историческое, но эпохальное; оно стоит в ряду скорее не с началами бесчисленных прошлых войн, а с изобретением колеса: затронуты базовые концепции. В одночасье изменилось содержание понятия сила, а значит, и понятия безопасность; похоже, что сдвинулось и содержание слова деньги. Привычные представления о пространственно-временном устройстве мира, о связях причин со следствиями, о верхе и низе не то чтобы перестали существовать -- нет, на наш век их еще хватит, -- но обнаружили свою неадекватность, а значит, и обреченность. Мир теперь устроен не так, как мы привыкли думать, и нам волей-неволей придется к этому приспосабливаться.
Человечество ("по крайней мере, цивилизованное человечество", осторожно оговорился в своем заявлении президент России) потрясено и, кажется, готово пойти в объединении перед общей угрозой существенно дальше, чем двумя днями раньше можно было даже мечтать. При этом смысл угрозы понимается, естественно, очень упрощенно.
Кто спорит: соединенными усилиями найти и покарать тех, кто совершил немыслимое преступление, разгромить центры международного терроризма и создать действенную систему защиты от него -- все это прекрасно, и дай Бог, чтобы все это было сделано. Беда только в том, что всего этого категорически не хватит для долгого спокойствия на планете, ибо все это -- лечение симптомов, а не больного.
После терактов в Америке разговоры о надвигающемся противостоянии Севера и Юга, которые велись десятилетиями и десятилетиями же никого не трогали, считаясь заумными, как-то сразу стали затертым общим местом: ясное дело, Севера с Югом. Но ведь ключевое-то слово, как и раньше, -- "противостояние". Стало быть, теперь не "хороший красный -- это мертвый красный", а "хороший южный -- это мертвый южный", все же прочее -- как обычно? О`кей, начали!..
Увы, так не получится -- по крайней мере по трем причинам. Во-первых, не обязательно быть марксистом, чтобы видеть за международным терроризмом его непотопляемое основание -- гигантскую массу нищеты, отчаяния и ненависти, накопленную в беднейших регионах мира. При том что сложившийся мировой порядок с каждым днем расширяет пропасть между богатыми и бедными, эта масса будет продолжать расти и выбрасывать из себя на благополучные страны все более жгучие протуберанцы -- и терроризм недолго останется самым трудноостановимым из них. Гунны не были террористами.
Во-вторых, изменить в этом смысле экономический миропорядок, по-видимому, невозможно -- если оставаться в рамках базовых парадигм. Характерен пример МВФ: он был создан как раз для того, чтобы умерять неравенство, но с очевидностью сработал наоборот. Похоже, что, если принимать концепцию свободы предпринимательства, остальные свойства мировой экономической машины окажутся неизбежными следствиями. Эта машина может поднимать уровень слаборазвитых стран (и иногда весьма эффективно -- вспомните "зеленую революцию"), но принципиально неспособна не увеличивать разрыв между авангардом и арьергардом -- а именно растущий разрыв и порождает рост напряженности, тогда как растущий все-таки уровень доходов обиженной части человечества дает Югу возможности для все более масштабной агрессии.
Отсюда, на мой взгляд, прямая дорога к совсем уж печальному "в-третьих": к новому противостоянию не приспособлены самые основы "северного" мироустройства. Постулируемый здесь примат ценности человеческой жизни мог переварить раскол человечества по идеологической линии, но не сможет, не понеся необратимых потерь, ужиться с расколом религиозным и (или) расовым. В самых кратких словах: борьба с коммунизмом может вестись в гуманистических рамках и в рамках классической демократии; но переубеждать мусульман? переголосовывать расу? -- это же абсолютные табу, гласно нарушив которые, Север (бывший Запад) будет вынужден сменить отнюдь не только риторику.
По правде говоря, проблема еще глубже: сам по себе гуманизм не является непротиворечивой концепцией. Свобода воли, права человека и прочие замечательные вещи без Бога обречены заводить своих приверженцев во всё более мрачные тупики, все выходы из которых самими этими замечательными вещами и возбраняются, -- но, конечно, не мне и не в деловом журнале это обсуждать.
Да и вообще обсуждать отвлеченности, пусть и прямо связанные с происходящим, найдется, боюсь, не слишком много охотников. "Довлеет дневи злоба его", а злобы в начавшихся 11 сентября днях слишком достаточно. При этом, как всегда, у России неотложных и острейших проблем оказалось как бы не больше, чем у собратьев по "северному" лагерю. В борьбе Севера и Юга мы в авангарде не первый год; заново осмысливать концепции национальной безопасности и международного сотрудничества нам придется вместе со всеми. Но в придачу мы будем вынуждены спешно решать задачу осознания и формулирования национальных интересов -- если угодно, задачу национальной самоидентификации. Конечно, нам следовало ее решить раньше. Для этого у нас было десять лет, прошедших между Беловежской Пущей и ее прямым следствием, нью-йорской катастрофой, -- но мы так и не удосужились внятно сказать себе и миру, что мы за страна, чего хотим и куда идем. Теперь это сделать придется: в войне могут уцелеть и воюющие стороны, и нейтралы, и даже посредники, но не выживают двурушники, а именно таковыми мы рискуем прослыть, если не объявим своей стратегии с абсолютной четкостью.
А это безумно трудно, да и делать это придется в не очень комфортной обстановке: ясно же, что одним из первых шагов Севера в войне с Югом будет резкое снижение цен на нефть...
