Конечно, история не физика, ее закономерности учитывают влияние конкретных обстоятельств, социальных и экономических условий жизни. Но сценарий последних пяти веков российской истории выдерживался достаточно четко. Сталин в беседе с Эйзенштейном и Черкасовым сказал об Иване Грозном замечательную фразу, которая связала в единое целое события последних пяти веков русской истории: "Не дорубил Ванюша". Сталин считал террор в отношении традиционной, косной элиты одним из двигателей исторического прогресса и, в определенном смысле, одним из инвариантов (неизменных факторов) российской истории.
Действительно, для всех периодов большого Порядка характерно ограничение гражданских свобод и усиление политических репрессий. Другая проблема - масштабы репрессий, размах которых в русской истории поражает воображение. И здесь мы переходим к другому инварианту русской истории - амплитуде исторических потрясений в каждом из циклов. Если бунт - то пугачевщина, если революция - то до полного взаимного уничтожения, если Порядок - то сталинский или по крайней мере николаевский. Размах этих колебаний не случаен. Он вызван глубочайшим расслоением, расколом российского общества, усугубленным культурным противостоянием, внесенным в него Петром I. И в этом главная предопределенность русской истории.
На всех этапах истории российская элита демонстрировала неспособность считаться с интересами остальных граждан, с их социальными и политическими запросами. Достаточно вспомнить сопротивление правящих классов России освобождению крестьян, их нежелание вносить в управление страной какие-либо элементы самоуправления и демократии. Бесконтрольность элиты вела к ее моральному, политическому и экономическому разложению. Брежневская геронтократия, распутинщина, аракчеевщина - эти понятия стали символами разложения элиты в эпохи, предшествовавшие периодам Хаоса.
Бесконтрольность и эгоизм элиты в свою очередь порождали такое отчуждение граждан от своего государства, которое регулярно ввергало страну в революционные потрясения. А в межреволюционные периоды значительная часть российского общества демонстрировала отсутствие экономической и гражданской активности, желание отказаться от участия в общественной жизни, стремление вернуться к архаическим формам бытия. Главное, в чем этот отказ проявлялся, это в отчуждении значительной части граждан от собственности и от государства. А чужой собственности, чужого государства не жалко, как и чуждой элиты. Именно в этом причина размаха исторических потрясений в российской истории.
И если рассматривать наш график российской истории с этой точки зрения, то движение от Порядка к Хаосу и обратно можно представить как движение от общества отчуждения к революционному преодолению отчуждения и снова к обществу отчуждения.
Вся русская история пронизана дискуссиями о соотношении государственных и частных интересов, о самодержавии и демократии, о способности российского общества воспринять демократические ценности и свободы, о гражданском обществе и роли государства. То есть в конечном счете о проблемах общества отчуждения. Начали эту дискуссию Грозный и Курбский, далее ее продолжили практически все известные политики и публицисты, как словом, так и делом. В периоды, которые мы назвали большим и малым Хаосом, казалось бы, побеждали сторонники большей или меньшей гражданской самодеятельности (так как вряд ли Екатерину II, Александра I и Александра II, Хрущева можно назвать настоящими сторонниками демократии), которые действовали обычно под влиянием отечественных или зарубежных идеологов, исповедовавших значительно более радикальные взгляды. Но эгоистическое сопротивление большинства элиты любым демократическим поползновениям правителей, а главное, отсутствие массовой и организованной поддержки этих начинаний постоянно приводили к их краху. Более того, если поддержка масс и возникала, то она вскоре странным образом принимала характер бунта, "бессмысленного и беспощадного", что еще больше пугало элиту и отвращало ее от поддержки любых проявлений реформаторства.
Проблема социального отчуждения и его преодоления - ключевая проблема современного мира. В начале послесоветских реформ многим казалось, что простой переход от плановой экономики к рыночной решит ее - "вначале рынок, потом демократия". В качестве примера, как и во все прежние эпохи, приводился Запад. И тут требуется разъяснение. Дело в том, что в своей многовековой гонке Россия преследует не столько реальный Запад, сколько созданный ею образ, зачастую сильно идеализированный.
Конечно, материальной основой западной цивилизации была и остается рыночная экономика. Но вопреки устоявшимся в российском обществе представлениям успешное функционирование современной рыночной экономики основано на развитой социально-экономической инфраструктуре и социальной демократии. Несмотря на "либеральные революции" 80-х годов, современный капитализм сохранил основные механизмы регулирования общественно-политической жизни, созданные для снятия отчуждения. Их эффективность в глобальном масштабе поставлена после 11 сентября под сомнение. В России такие механизмы только еще создаются.
