Президент Фонда эффективной политики Глеб Павловский участвовал в подготовке нескольких ежегодных посланий президентов России Федеральному собранию, в том числе и нынешнего. Об особенностях сегодняшнего послания и текущего момента с ним беседует корреспондент "Эксперта" Искандер Хисамов.
- Насколько мы знаем, работа над посланием президента парламенту продолжалась чуть ли не до самого момента оглашения. Были разговоры и о том, что само оглашение не раз откладывалось, что президент гневно забраковал первые варианты послания и вроде бы в основном самолично все переписал или написал. Это так?
- Напротив, как раз в этом году плановая дата выступления впервые оказалась и окончательной. А что послание вечно дописывается до выхода на трибуну - по-видимому, русский стандарт. Полное включение интеллектуальных способностей у нас предполагает цейтнот.
Безусловно, Борис Николаевич до такой степени не включался в процесс. А Владимир Путин рассматривает годичное послание как повод уточнить свою повестку дня и скорректировать собственный диалог с населением России.
Сегодня Путин - это как бы своеобразное, может быть, единственное подлинное средство массовой информации у нас. Достоянием массового обсуждения становятся слова и темы, взятые у президента "с голоса". Что не прошло, то и не обсуждают, хоть вы там, Жириновский с Немцовым, надорвитесь! Это и есть ключевая вертикальная коммуникация режима власти как режима доверия. Реальная вертикаль власти не в аппарате, чудовищно некомпетентном, - она здесь. Есть масса тонких условий принятия сигнала внизу, которые Путин, похоже, чувствует кожей: быть понятным, доходчивым, вселять спокойствие. Участники фокус-групп выделяют в качестве важного и ценного для них свойства Путина такую неброскую вещь, как его спокойствие. То есть даже когда Путин в нынешнем послании призывает к каким-то неочевидным, по сути своей мобилизационным решениям, он все равно обязан делать это во взвешенном, неалармистском режиме русского здравомыслия, иначе это не будет принято, встревожит и не пройдет. Вот почему заточка формул идет до последнего во избежание красивостей.
- Ну а сами формулировки? В чем, по-вашему, специфика текущего момента? Вот прошла половина его, может быть, первого, а может, и всего президентства. Нет ли ощущения некоего "кризиса среднего возраста", когда ресурс юности исчерпан и надо находить новые ресурсы?
- У меня совершенно иное представление о политическом цикле. У нас президента вопреки общему представлению избирают не на четыре года, а на три, каждый - с августа по июнь, с месячной гулянкой на Рождество. Четвертый же год вообще является годом сплошных думско-президентских выборов и должен рассматриваться как особое политическое время общегосударственного испытания. Плановая всероссийская катастрофа. Август же, кстати, это всегда кризисный дебют, слом и перемена ожидаемой политической повестки дня. Почему? Не спрашивайте - не знаю, эмпирическая закономерность. С девяносто первого года без единого исключения.
- А в прошлом году?
- Забыл сказать: августовский кризис укладывается обычно по старому календарю - условно говоря, с тринадцатого до тринадцатого.
- То есть одиннадцатое сентября вписывается.
- Да. Иногда это абсолютно непредвиденные катастрофы, как "Курск" и Манхэттен, иногда просто очередные федеральные выборы, иногда обдуманная интрига, как в девяносто первом или девяносто третьем... Впрочем, августовские планы всегда ведут к непредсказуемым для планировщиков последствиям. Так или нет, сейчас мы находимся в конце второго политического года, который кончится в июле, с завершением сессии Государственной думы. И так же четыре года назад, во время предыдущего политического цикла, ровно в феврале-марте завелась дискуссия о будущих выборах.
У нас президента вопреки общему представлению избирают не на четыре года, а на три. Четвертый же год является годом сплошных думско-президентских выборов и должен рассматриваться как особое политическое время общегосударственного испытания
- Дело тогда закончилось, кажется, отставкой Черномырдина?
- Да. Но отставке предшествовали полтора месяца бурной дискуссии в прессе о том, кто будет следующим президентом, что и сыграло недобрую роль в политической судьбе Виктора Степановича, которую никто, естественно, предвидеть не мог. И вот вам еще одна деталь из области календарной мистики. Как раз в апреле перекрытием Транссиба - губернаторы хотели слегка пошалить, надавить на Москву - началось то, что быстро развернулось в пресловутую "рельсовую войну". И сейчас Россия имеет сомнительное удовольствие разглядывать воронежское шоу. Нынешней инсценировке в Воронеже соответствует тогдашняя инсценировка на Транссибе. Февральско-мартовские избирательные зондажи в апреле дополняются чьими-то попытками "прощупать режим штыком" -снизу.
Календарная мистика имеет рациональную подкладку. Цикл, к которому она относится, имеет виртуальный или, как сказали бы раньше, надстроечный характер. Он отвязан от экономики и местной жизни, накладываясь на процесс сверху. То есть наша политика дополняет известную модель виртуальной экономики, где одни предприятия производят добавленную стоимость, вторые ее разрушают, а обмен построен как движение от первых ко вторым через изощренную систему административного бартера. Примерно то же происходит и в российской политике. С тем уточнением, что в публичном пространстве господствуют именно потребляющие и разрушающие стоимость субъекты. Они на виду, они владеют вниманием и ТВ и отапливают страну ассигнациями. А то, что производит политические смыслы и политически продуктивно, не очень различимо. Это, так сказать, "Россия непредставленных".
- А как же Путин - главное и единственное российское СМИ?
- Путин - отдельно! У непредставленных сегодня действительно есть "свой" в государстве - Путин. Он единственная политическая коммуникация в стране, ось и устой нового режима. Отсюда мистика имени - Путин не просто человек и не просто должность, это политический производственный комплекс. Комплекс Путина производит, судя по всему, основную массу политических коммуникаций, поддерживающих в системе стабильность и доверие, определенно необходимые для неисчислимых гражданских сделок и обменов, создающих возможность нормализации жизни массового человека, если хотите, массового мелкого собственника - тех, кто является владельцем прежде всего собственной квартиры, профессии и образования. Вот Путин гарантирует этому закипающему слою, что его деятельность, его продуктивность небезнадежна. Что его стоимость не будет просто разрушена. Это здесь, в этом слое, социологи единодушно замеряют взрывной рост социального оптимизма, кажущийся им безосновательным. Я думаю, что Путин выступает как менеджер и координатор этих слоев, которые я условно называю городскими активными группами. Строго говоря, прямой социологической привязки им нет. Вот здесь и вот на этой связке "горожане-Путин" с конца девяносто девятого года и держится, в сущности, все наше национальное восстановление. Здесь производится политическая стоимость России, которая в нашей публичной политике в основном только потребляется и разрушается.
- Ну вот о смыслах и стоимости. В прошлый понедельник Путин критиковал кабинет Касьянова за недостаток амбиций. Созданные в правительстве прогнозы и планы экономического развития России не позволяют стране сокращать отставание от Европы и так далее. Это сигнал кому и о чем? Ведь президент не только что узнал о таких планах и о том, на чем они основаны.
- Это интегрированный сигнал тревоги. Путин ощутил перегрев осевого канала коммуникаций, превратил ощущение в систему корректирующих команд и передал по цепи дальше. Важно адекватное реагирование Путина на сигналы, получаемые при взаимодействии с обществом, или, если угодно, с нашими "горожанами-слобожанами", по выражению Вячеслава Глазычева. То есть сперва Путин испытывает некоторый нажим непредставленной проблематики. Он накапливает признаки неблагополучия в тех слоях, с которыми взаимодействует, а потом вдруг происходит то, что за время его президентства мы уже видели несколько раз. Путин "вдруг" немотивированно активизируется и ломает сценическое равновесие шоу-политики. Но именно в такие моменты и происходит обновление "политического производства" - Путин опять становится своим для человека в поношенной куртке, в стоптанных башмаках. Следовательно, и для человека в "мерседесе" тоже. По-моему, этому предшествует догадка Путина, что ему все вокруг врут. Или, политкорректнее говоря, привирают.
- Тут, по-моему, все наоборот: правительство могло бы врать, строить радужные планы, но оно этого не делает...
Избиратель очень скоро захочет представлять, как будет выглядеть стабильная Россия после Путина, не ждут ли его в 2008 году очередные "перевыборы государства"
- Система врет в том смысле, что выпадает из цикла производства, если хотите, вот этой политической стоимости или, газетным языком говоря, политической стабильности. Стабильность только в Москве воспринимается как застой, а в низовой России стабильность это - кипяток! Многие миллионы сделок, замыслов, мелких предприятий, транзакций. Путинская стабильность это и есть режим доверия между массами и элитами. Все крутятся, все недовольны, все ворчат на правящих (и справедливо ворчат), но в принципе все-таки готовы принимать руководство. Непременным условием этого минимума и является Путин. Вот когда процесс разбалансируется, Путин начинает сам давить на систему, ну, скажем так, пересылать сигналы своему правительству и непосредственному окружению.
- Но с этим не связаны ли вопрос о нехватке неких концепций, идей развития и, если взять более широко, проблема острой нехватки кадров, способных рождать яркие концепции и амбициозные планы? Есть ощущение, что наше правительство играет как умеет, оно, может быть, из кожи вон лезет, но просто не способно на большее.
- Будучи разумным человеком, Путин прекрасно знает, чего можно и чего нельзя ждать от людей. Вряд ли он верит, что они могут перемениться, и когда они лезут, как вы выразились, из кожи, то вот вопрос: из чьей они кожи лезут и чья у них будет следующая? Потому что, когда они перестают работать на путинский продуктивный комплекс, они теряют и свою легитимность. Причем теряют не только в глазах президента, а как власть - в глазах избирателей. Нарушается внутренний контракт режима доверия, а с ним вся государственная сцепка. Путин понимает, что без быстрой коррекции следующим шагом или там через два шага система вернется в состояние, в котором она перестает быть управляемой вообще. Она станет социально нелегитимной, и тогда уже никакой Путин ей не поможет. Поэтому он препятствует виртуализации политики, когда та начинает просто прожирать ресурсы будущего, прожирать благоприятную политическую или экономическую конъюнктуру. И Путин начинает очень жестко наезжать на шоу-политику и на мнимую вертикаль власти...
- Вот я и говорю - незаметно этой жесткости. В широко известных коллизиях вокруг армии, судейских, прокуроров, губернаторов Путин проявлял столько взвешенности и осторожности, что возникло ощущение его бездействия и робости. Видно, что он отлично понимает: вот эти товарищи не то что не способны амбициозные планы строить - вообще никуда не годятся, бревнами лежат на светлом пути, и даже пытается "жестко наезжать". Но если встречает достаточно мощное сопротивление, тихо отступает...
- То, о чем вы говорите, просто "картинка". В нашей шоу-политике формируются обычно зрительские образы, и если на основании этих образов прокладывать траектории действия, попадете как кур в ощип. Второе: количество людей, которые готовы сопереживать каким-то визуально эффектным, сценичным и экспансионистским жестам, в принципе невелико. Это, скорее, аудитория Жириновского и Явлинского, а не Путина.
Подчеркиваю: избиратель у нас очень ценит, что Путин осторожен и расчетлив в движениях, что он спокоен в ситуации крайней опасности, это постоянно проходит в опросах. И, кстати, избиратель очень неодобрительно относится ко всему, что пахнет возвращением к антагонизму, зовет на фронты и баррикады. Жесткость Путина в том, что, например, последним посланием он обращается через головы аппарата с комплексной программой действий - ко всем, кто готов действовать совместно.
- Все-таки кажется, что президента очень сковывает отсутствие настоящей политической партии за спиной. В классическом варианте именно партия вырабатывает идеи, концепции, дает резерв кадров. Если есть такая поддержка, то не надо слишком усердствовать в лавировании между "питерскими", силовиками, олигархами и так далее. Это понимание есть, конечно, и в президентской команде: вспомним разнос, который недавно учинил активистам "Единой России" замглавы кремлевской администрации Владислав Сурков. Но такой партии все же нет и не предвидится...
- Строго говоря, от "Единства" поначалу не ждали ни идей, ни новых кадров. К нему относились как к парламентскому сценическому заднику режима. И только постепенно проступил дефицит нашей политической индустрии - политическое одиночество Путина порождает "вторичную виртуализацию", подрывающую ось доверия. Сама вертикаль власти стала и центром злоупотреблений, и чемпионом неэффективности. Надо проложить параллельную коммуникацию к массам либо смириться с вечным ожиданием дестабилизации.
Здесь "Единая Россия" находится перед очень серьезной развилкой. Под псевдонимом стабильности в стране началась интереснейшая и уже неостановимая массовая динамика, никак не просматривающаяся на думских и телевизионных дисплеях, идущая подспудно, но требующая не только внимания к себе, но признания и гарантий. Во времена Бориса Николаевича это не особенно волновало, считалось, что в принципе все, что происходит ниже "ватерлинии", где проживает большинство избирателей, не важно. Там кипит "красно-коричневый хаос", и вся задача состоит в том, чтобы не дать ему прорваться в политику на выборах, тем более - на улицу. Но Путин строит другую систему. Государство Россия может быть основано только на взаимодействии с нацией Россия, с этими вот нашими непутевыми гражданами.
С некоторых пор - примерно около полугода - участники многих опросов и фокус-групп отмечают избыточное одиночество Путина. Сперва это выражалось формулой "Путина оставить, а власть всю поменять". Затем появляется и раздражение: он же один там со всеми не справится, почему Путин, собственно говоря, позволяет себе быть одному?! Ведь он же понимает, что он один все равно не сможет сделать все, что, с точки зрения его избирателя, он должен делать. Люди ему верят: он крутится, он такой же, как мы. Но хотят, чтобы он не просто крутился, а чтобы результат остался и на потом, надолго.
То есть избиратель все больше ориентирован на результативность. Если раньше ключевой была фраза: стыдно, нам стыдно за государство, стыдно за страну, - то теперь ключевая фраза: непорядок, нехорошо, что нет нормальной жизни. И уже требует, чтобы рядом с Путиным появилась какая-то, я бы сказал, политическая дружина, которая успокоила бы избирателя насчет надежности и государственной перспективности эпохи Путина. И я бы не сказал, что это означает автоматический билет во власть для "Единой России". Если партия не сориентируется, не встроится в новую социальную адресацию, наш народ, извините за выражение, начнет присматривать Путину другую будущую "политическую вдову".
- Которой мы пока не знаем? Спрос сформирует предложение?
- Да. Путинский спрос продиктует предложение и может стать мандатом для кого угодно. И если (я думаю, что Сурков это хорошо понимает) "Единая Россия" не удовлетворит этот спрос, место пусто не останется. Еще раз: стабильность - это российский экономический и социальный кипяток. Он уже разъел все старые электораты и к две тысячи третьему году неизбежно к кому-то пробьет дорогу. Я решительно расхожусь с точкой зрения, что выборы две тысячи третьего-две тысячи четвертого года будут относительно спокойными, относительно простыми для Путина. Я думаю, что они не будут простыми, так как новый путинский класс совсем не прост, он захочет увидеть себя в большом политическом зеркале. Поэтому выборы не будут и похожи на предыдущие и все представления о страховках, которые есть сегодня - и у коммунистов, и у "Единой России", - ошибочны. "Единой России" не поможет, если Путин станет трясти руку ее лидерам еще раз, а коммунистам не помогут их нынешние тридцать процентов виртуального рейтинга.
Сегодня задачи ставит Путин, но аппарат его не слушает. Его слушает население и еще человек сто-двести внутри аппарата, которые, конечно же, не в силах изменить ситуацию
- Да, там, наверное, сюрпризы будут большие. И все-таки, видимо, велик соблазн держать подобие партии, которая берет под козырек, на которую можно накричать и которая сублимируется разве что в страшной драке за думские портфели.
- Мысль может быть такая, но ведь на электорат не наорешь. Он сам тогда может прийти и наорать на Суркова, да и на Путина заодно - как на своего! Потому что уже в две тысячи третьем-четвертом годах избиратель захочет представлять, как будет выглядеть стабильная Россия после Путина, не ждут ли его, часом, в две тысячи восьмом году очередные "перевыборы государства"? Если он не увидит рядом со своим спокойным и надежным президентом такую же спокойную и надежную силу, то сразу после ближайших выборов русская политика начнет готовиться к потопу две тысячи восьмого года. Просто все наперегонки будут строить плоты и спасательные проекты.
- Проект "Преемник-2"?
- Трудно сказать какие, но каждый будет строить себе ковчег. А поскольку каждый будет строить отдельно, им будет не до Путина. Государство не может вечно управляться ни как заговор, ни как ревком, ни как избирательный штаб. Именно поэтому уже сегодня строить политику на одних штабах нельзя, придется идти на риск чего-то долгосрочного. Возможно, реальной партии.
Теперь о сублимации. В общем, все в жизни есть сублимация, и лучшие розы растут на дерьме. Претензии населения к "Единой России" как раз и крутятся вокруг того, что эта партия - думская партия. Во время выборов все их избирают, а потом не любят. Вот "Единая Россия" воспринимается как партия депутатов, и в качестве таковой отношение к ней крайне, мягко говоря, сдержанное. Если она выйдет из этого кокона, начнет погружаться в кипяток "горожанской" жизни, выстраивать отношения с населением России, то отношение к ней начнет быстро меняться. Я думаю, такие намерения у партии уже есть. И тогда "Единая Россия" достаточно просто выходит на свои результаты девяносто девятого года и превосходит их. Причем, заметьте, без нарочитой поддержки Путина.
- Вернемся к нынешним взаимоотношениям нашего пока одинокого президента и элиты. Я все же не понял, способен Путин адекватно решать проблему подбора аппарата управления или нет?
- Проблема ощущается и называется. Путин неоднократно говорил про кадровую проблему и свою твердую ориентированность на новые силы у руля страны и экономики. Дилемма здесь простая: что менять - правительство или государство? У Путина задача сменить государство, из временного на постоянное. Которому еще, помимо прочего, предстоит в будущем себя защищать. Это в избирательный штаб кадры подбирают по телефонной книжке, а в государстве работают с избранными и выдвинутыми людьми. Вот Борис Николаевич, тот сменил бы правительство. Я говорю совершенно точно, что в феврале Борис Николаевич прочитал бы послание, дал ряд жестких энергичных формул, написанных для него другими людьми, а через неделю в хорошем темпе полетел бы и кабинет. Мы очень хорошо помним, что государство оставалось тем же, задача его модернизации всерьез даже не ставилась. Это и была безлюдная виртуальная политика. У Путина задача - изменить неэффективный государственный аппарат, принудить к взаимодействию с гражданами, то есть - сделать работающим, заставив власти сесть прямо в городской кипяток.
Сегодня задачи ставит Путин, но аппарат его не слушает. Его слушает население и еще человек сто-двести внутри аппарата, которые, конечно же, не в силах изменить ситуацию. Его задача - достичь цели, о которой он, по-моему, говорил в первом послании: Россия как эффективное государство.
- А вы не предполагаете, что и сейчас будет то же - уход правительства?
- Я бы удивился, если бы он сейчас просто поменял бы правительство. Путин должен поменять ему систему задач и дать всем посмотреть, как правительство справляется с этой системой задач.
