- "Пианист" имеет очень четкую структуру. Он начинается как традиционный фильм о геноциде, а продолжается как рассказ об экзистенциальных переживаниях. Какова была ваша цель?

- Структура, которую вы описываете, абсолютно точна. Но мы не имели ее в виду. Мы рассказывали историю, описанную в мемуарах Шпильмана. Это история, в которой семейные ценности переносятся в кошмар гетто. Шпильман выживает, и большую часть времени он предоставлен самому себе. Мы рассказывали эту историю последовательно, следя за тем, как разворачивается рассказ. Мы были полны решимости остаться верными интонации книги, которая очень объективна, спокойна и ровна.

- Наверное, был и другой источник - воспоминания Романа Поланского, который сам был в Краковском гетто. Чьих воспоминаний в фильме все-таки больше - Поланского или Шпильмана?

- Гораздо больше Шпильмана, конечно, но Поланский вносил в фильм очень много своих личных воспоминаний - как дополнения и уточнения. Он как бы проверял все описанное в книге личным опытом, и это существенно обогатило картину. Его память была в постоянной готовности к работе и к самоотдаче. Он все время повторял: "Вот это случилось с моим отцом, это происходило со мной..." Где могли, мы это использовали, где это не подходило истории - отказывались. Но консультации Романа были необыкновенно ценны для меня. К тому же он доверял тому, что я делал.

- Некоторые сцены фильма поразили меня своей безжалостностью по отношению к зрителю - застреленные дети, мертвые тела, гниющие на улицах... В каком-то смысле это нарушение общепринятых художественных канонов. Это намеренно сделано?

- Нет. Честно говоря, мне и в голову это не приходило. Может, Поланскому приходило, но он мне об этом не говорил. Мы просто пересказывали книгу. Трупы всегда были в воспоминаниях из гетто. Они лежали на земле, и люди просто переступали через них. Это было ужасно. Но насчет табу я как-то не задумывался. Человеческие законы нарушали не мы, а те, благодаря кому мы получили этот исторический материал.

- Нет ли у вас ощущения, что, несмотря на всю трагичность ситуации, пианист все-таки счастливый человек? Ведь его все время спасает сама судьба.

- Да, может быть. Было что-то в самом Шпильмане, что заставляло мир вращаться вокруг него, в какой-то момент приводило к нему спасение. Он сам принимает лишь одно невероятное решение за весь фильм - вырваться из гетто. Он отправляется к своей подруге и тем себя спасает. Мне кажется, Бог хотел, чтобы люди выжили. Он предназначил нас для жизни. В этой философии есть что-то очень русское, должен заметить. Русские частенько бывают фаталистами, и евреи тоже.

Эдриан Броуди (Владислав Шпильман)

- Как вам кажется, вашего героя хранит судьба только потому, что он отмечен талантом? Судьба, по-вашему, бережет талант?

- Я не знаю, кого она выбирает, - в этом и есть прелесть судьбы. Ты либо веришь в фатум, либо решаешь, что все под твоим контролем, либо полагаешь, что вещи просто случаются. Я не думаю, что талантливые люди находятся под особенным покровительством Фортуны. Но, может быть, талант - это и есть судьба. Или, например, бездарность - это рок.

Перед тем как сыграть в "Пианисте", я снимался во Франции и пригласил Романа, не зная даже, найдет ли он время прийти. Но если бы я не оказался во Франции, я не встретил бы Романа. Подобные вещи, когда они случаются в правильное время, в правильном возрасте и в правильном месте, заставляют меня верить в судьбу. Они случаются по определенным причинам - благодаря вашему таланту, вашей дисциплине, вашей работе. Или не случаются.

- В своем довольно молодом возрасте вы успели сделать фантастическую карьеру. Снялись у Спайка Ли, Теренса Малика, Френсиса Форда Копполы, Барри Левинсона, Романа Поланского. Вы считаете, это благодаря судьбе или благодаря вашему личному решению сниматься только у великих режиссеров?

- Я никогда не решал ничего подобного. Я думаю, это судьба, удача и счастливое совпадение во времени. Но какой бы ни была причина, мне удалось получить эти роли и упустить какие-то другие.

- Каково было работать с Поланским?

- Его нельзя сравнить, я думаю, ни с одним человеческим существом на этой планете. Он чрезвычайно одаренный человек, блестящий режиссер, замечательный актер. Он столькому меня научил и проявлял ко мне такое удивительное уважение... Он приучил меня к такой дисциплине, которая останется у меня на всю жизнь. Я также очень многому научился от него в режиссуре, что, несомненно, пригодится мне, если наступит день, когда я решу снимать самостоятельно. Ему я буду благодарен в первую очередь.

- Роман Поланский - одна из жертв холокоста, один из выживших. Было ли в вашем персонаже нечто, взятое из его личного опыта?

- Конечно. Роман пережил много трагических ситуаций и до сих по сохранил жизнелюбие, обаяние, детский энтузиазм, чувство юмора. Человек, который прошел сквозь столько испытаний и достиг такого уровня, такого влияния, сохранив неповторимую и привлекательную личность, - это потрясающе. Я вижу его силу и не могу ею не восхищаться.

- Видела ли фильм семья Шпильмана?

Да, его вдова и сын были очень горды. И, мне кажется, вчера на показе многие люди были по-настоящему тронуты. Это очень много для меня значит. И для Романа, думаю, тоже.

- Кстати, где вы так блестяще научились играть на пианино? Если не ошибаюсь, часть музыкальных произведений исполняете в фильме вы лично?

- Да, это так. Я специально для этого разучивал пьесы Шопена. Я много практиковался и многое выучил просто наизусть.