Случилось у нас неожиданное событие: президент В. В. Путин наложил вето на новый закон о банкротстве. Триумфальный ход модернизированного орудия грабежа оказался ненадолго (см. ниже) приостановленным. Никаких особенных надежд эта приостановка не рождает, но грех было бы не воспользоваться моментом и не сказать того, что мы тщетно надеялись услышать хоть от кого-то из законодателей, - не сказать вслух совершенно очевидных вещей о том, каким должен оказаться некровожадный русский закон о банкротстве. Скажем. Глашатаи в сказках начинают речь так: "Слушайте - и не говорите потом, что не слышали!"
Три шага за горизонт
При коммунистах ничего похожего на закон о банкротстве не было, да и быть не могло. Но как только коммунистов не стало, такой закон появился. Закон 1992 года был ублюдочным дитем переходного периода, и с сегодняшней точки зрения его неинтересно даже критиковать. Единственное, что для наших целей важно отметить, так это явную направленность того закона на сохранение должника. В привычных для дискуссий вокруг банкротства терминах тот закон был антикредиторским.
Несовершенство закона-92 недолго оставалось незамеченным. Уже в 1995 году началась разработка принципиально иного закона, который после непомерно долгих заминок был наконец принят и вступил в силу с 1 марта 1998 года. О том, что этот, до сих пор действующий, закон развратил страну, привел массовую коррупцию в суды и стал непреодолимым препятствием для роста капитализации отечественной экономики, мы уже писали (см. "Худший закон России" - N39 за 2001 год). Поэтому и тут ограничимся одной фразой: в тех же терминах действующий закон можно бы назвать остро прокредиторским. Однако такое определение не совсем адекватно; скорее уж этот закон антиобщественный - не в смысле противный российскому обществу, а в смысле - направленный против интересов акционерного общества, не обязательно даже должника.
Закон 1998 года породил такую волну "нечестных банкротств", то есть, попросту говоря, наглых отъемов собственности, что властям пришлось не сразу, но заметить: что-то с этим законом не так. Поэтому (конечно, не только поэтому, но не будем отвлекаться) в середине прошлого года правительство инициировало работу по составлению новой редакции закона. Несколько месяцев шли дебаты, и в феврале нынешнего года правительственный законопроект был внесен в Думу, которой - после рассмотрения двух с половиной тысяч поправок - и был принят. О том, что новый вариант закона породит еще более беззастенчивый грабеж, чем тот, что идет с 1998 года, мы тоже уже писали ("Худший закон России-2" - N9 за 2002 год) и тоже не будем повторяться. Укажем лишь на различие между законом-98 и законом-02. Концепции обоих законов практически совпадают, но продолжается дрейф ко все большей концентрации полномочий по переделу собственности в чиновных руках. Результаты дрейфа столь внушительны, что по поводу закона-02 уже можно говорить "антиобщественный" в любом смысле слова - всем, кроме чиновников, этот закон прямо вреден.
И вот - ни с того ни с сего, ведь проект-то правительственный! - президент Путин налагает на него вето. О нем (не о президенте, а о вето) стоит сказать отдельно.
Слон и дробина
Вето - "мягкое", то есть по сути является отложенным одобрением: президент обусловил свою подпись под законом необходимостью принять ряд поправок. Поскольку в законе порочны не детали, а концепция, никакие поправки дела принципиально не поменяют. Тем более странен набор поправок, затребованных главой государства: резкое уменьшение сумм, которыми управляющие отвечают за свои действия в процессе банкротства, плюс очередные мелкие подвижки в распределении полномочий между госорганами. У комментаторов были все основания заявить, что задержка вступления закона в силу будет крайне недолгой: вернувшись с каникул, депутаты так же охотно проштампуют горстку предложенных поправок, как раньше проштамповали сам закон. Поэтому затея с вето производит комичное впечатление: серьезный охотник на серьезном сафари выпалил в ревущего слона дробью-нулевкой.
Арбитражный управляющий не должен иметь права даже продать хромой стул из конторы должника - никакого управления имуществом!
Впрочем, есть и оптимистическая трактовка вето: президент и его правовое управление ясно понимают вредоносность нового закона, но так вот прямо зарубить его находят неудобным по вышесказанной причине: проект-то правительственный. Поэтому они и запулили в него этой дробиной, имея в виду провести с депутатами центристских фракций соответствующую работу, что и даст возможность завалить закон сравнительно бесшумно - и начать разработку совсем другого закона о банкротстве с чистого листа. Единственный недостаток такой духоподъемной версии в том, что жить ей недолго - до того пленарного заседания Думы, на котором...
Любить гробовщика не должно
Попробуем себе представить идеальный - и притом не вообще, а именно здесь и сейчас идеальный - закон о банкротстве. Идеальный - значит делающий что-либо очень хорошо, безукоризненно. Чтобы делать что-либо очень хорошо, надо освободиться от лишних, необязательных для основной цели заданий. Поэтому сразу договоримся: закон о банкротстве должен быть именно о банкротстве - а не о финансовом оздоровлении компаний; не о сохранении градообразующих предприятий или, скажем, их бизнесов; не о торговле предприятиями и проч. Все это, возможно, очень важные и полезные вещи, но пусть ими занимаются другие законы. Итак - только банкротство.
В таком случае - где сфера применения этого закона? Очевидно, на краю сферы применения другого закона - федерального закона "Об исполнительном производстве". Если судебный пристав может в полном объеме удовлетворить требования кредитора (кредиторов) в рамках своих полномочий, отлично. В ту секунду, когда пристав убеждается, что у должника не хватает активов для расплаты по всем обязательствам, он отходит в сторону - и должник автоматически вплывает в процесс банкротства. В принципе можно было бы и не писать отдельного закона - дополнить "банкротской" главой тот же закон об исполнительном производстве. Отдельный закон о банкротстве - не признак особой важности этой темы (тема-то второстепенная), но всего лишь вопрос удобства. Из сказанного ясно, что единственной целью применения идеального закона о банкротстве является стирание предприятия-должника с экономической карты России.
В чем будет главное отличие идеального (напомним: здесь и сейчас) закона от действующего закона-98 и "мягко заветованного" закона-02? В том, что он никоим образом, ни при каких усилиях заинтересованных сторон - кредиторов и псевдокредиторов, должников и псевдодолжников, а прежде всего чиновников - не сможет стать инструментом передела собственности. Для этого нужно будет полностью исключить какое-либо перемещение активов должника до начала конкурсного производства, да и само конкурсное производство нужно будет сделать такой мясорубкой, через которую не будет никакой надежды протащить целый кусок, - именно это мы только что назвали стиранием с карты.
Даже из этих самых общих соображений можно вывести критерий, которому обязан удовлетворять идеальный закон: он должен быть принят в штыки всеми только что перечисленными сторонами процесса банкротства. Если он хоть кому-то из них нравится, значит, этот кто-то, несмотря на все наши старания, нашел способ с помощью этого закона "получать недолжную выгоду" - и, стало быть, закон не идеален.
А из этого критерия, в свою очередь, следует, что этот наш идеальный закон никогда не будет принят - здесь и сейчас его просто некому лоббировать.
Но на всякий случай - и из принципа - продолжаем.
Не сметь "управлять"!
Въезд в процедуру банкротства происходит только через исполнительное производство. Сама процедура банкротства состоит из двух этапов: временного управления и конкурсного производства. На первом этапе назначенный судом управляющий делает два дела: в условиях моратория на исполнительное производство составляет на основании судебных актов окончательный реестр кредиторов (представляя в судебных разбирательствах интересы должника) - и готовит конкурсную массу (что включает, например, активную работу с дебиторской задолженностью). На втором этапе происходит распродажа конкурсной массы - как положено, через РФФИ, причем ни один лот не должен превышать десятой части всей торгуемой массы.
Как заметил читатель, большая часть сказанного соответствует тому, что диктуют закон-98 и особенно закон-02. В чем же разница? Принципиальная разница - в объемах полномочий арбитражного управляющего. По нашей концепции, он не вправе не только творить изощренные операции с должником и его собственниками (помните, сколько времени спорили о том, вправе ли он эмитировать акции должника?) - он не имеет права хромой стул из конторы продать; никакую часть имущества отчуждать он не может. Ну и, понятно, он не должен и не будет вести никакой производственной деятельности. Ради такой деятельности на предприятии-должнике продолжает исполнять обязанности генеральный директор - разумеется, с сильно урезанными правами: он теряет право совершать сделки, отражающиеся на определенных счетах бухгалтерского учета. Первый счет (основные средства) трогать нельзя, пятьдесят восьмой (финансовые вложения) - нельзя, дебиторкой торговать нельзя - словом, нельзя трогать имущество. А "для всякой осторожности" все заключаемые гендиректором договоры должны будут иметь вторую подпись - арбитражного управляющего.
Могут ли при таких условиях управляющий, или полусвязанный гендиректор, или оба они в сговоре увести бизнес должника в другое место? Очевидно, нет. Могут ли они более или менее существенно повредить имущество должника? Очевидно, да - ну так на это есть уголовные всякие кодексы. И потом - пусть сохранится вводимый законом-02 механизм страхования ответственности управляющих: как раз для исправления таких мелких грехов он и будет вполне адекватным.
Первый этап процедуры заканчивается представлением в суд двух документов: полного реестра кредиторов - и полного описания конкурсной массы. На основе этих двух документов суд - совершенно механически, даже вида такого не делая, что рассматривает вопрос по существу! - принимает решение: если сумма на расчетном счете должника превышает общую сумму требований кредиторов, то кредиторы получают свое, а должник выходит из процедуры банкротства на волю паче снега убеленным. Если денег на счете меньше, чем сумма требований, - пожалуйте бриться. В РФФИ.
Упомянутое нами в предыдущей главе требование к конкурсу - чтобы распродажа имущества банкрота шла мелкими долями - также носит принципиальный характер. Дробность продажи необходима для того, чтобы никакой административный ресурс - даже если кем-то "схвачены" все судебные приставы России и весь штат РФФИ - не мог подать надежды с видимостью соблюдения закона забрать чужой бизнес.
Да, забыли сказать: ни на каком повороте никакого одобрения кредиторов ни для какой цели - не требуется! Когда гильотина запущена, ею управлять и незачем, и невозможно.
Можно и поспорить
Понятно, сколько возражений способно вызвать это предельно краткое изложение концепции идеального - на наш взгляд - закона. Часть таких возражений может быть снята только при обсуждении деталей второго, третьего и дальнейших уровней, но наиболее важные протесты можно обсудить, не вдаваясь в мелкие подробности.
Гниение в сфере банкротств зашло так далеко, что навести в ней порядок могут лишь предельно жесткие меры
Самый неминуемый протест - обвинение в чрезмерной жестокости: "Что же вы за кровопийцы такие? У должника 999 тысяч на счете плюс немереная куча имущества, долгов - миллион; а вы его - распродавать?" - Отвечаем. Должник попал в процедуру банкротства из рук пристава; если у него так уж много имущества, кто ему мешал расстаться с частью его еще в ходе исполнительного производства? Не захотел - пусть не жалуется, если теперь потеряет все. - "Так смысл-то где? На конкурсе будет получена уйма деньжищ, долгу - всего миллион. Остальное кому?" - Отвечаем. Остальное - акционерам должника: то-то будет смеху, когда акционеры наконец хоть что-то получат! Ведь банкротство, по существу, есть не что иное, как работа ликвидационной комиссии (так сказать, внешней) в присутствии кредиторов; самое и оно - расплатиться с акционерами. Да ведь и еще надо сказать: если предприятие уж такое богатое, но из-за какого-то злосчастия наличных денег на расчетном счете нет - чего бы и акционерам помаленьку не скинуться?
Другой протест - сходного толка: "Какой-то у вас безысходный процесс получается: непонятно, есть ли вообще хоть какой-то шанс должнику выйти из него живым". - Да, это правда. В абсолютном большинстве случаев банкротство есть похороны уже почившего юридического лица. Похоже, что шансов выйти из процедуры живым (не считая упомянутой складчины акционеров) - ровно два: либо у очень рентабельного бизнеса менеджмент был и вороватый, и неумный, то есть простое наблюдение за руками породит приток денег на счет, - либо арбитражный управляющий сможет как-то очень удачно поработать с дебиторкой. Шансы что на то, что на другое - сами понимаете. "Так что же, вы совсем исключаете речь о спасении бизнеса через смену владельцев?" - В рамках процедуры банкротства - да, исключаем. Мы же с самого начала договорились, что эта процедура не занимается ничем другим, кроме доведения до логического конца исполнительных производств. А о спасении бизнесов очень можно говорить, но - в других законах и в рамках других процедур.
Третье возражение: "Нет, но дробить-то на десять частей зачем? Банкротится какой-нибудь вполне дееспособный заводик; я бы, может, его купил - и он бы работал. А вы его попилите на металлолом, он уйдет за гроши - какой в этом смысл?" - Отвечаем. Купите все десять лотов - и работайте. Но принципиально важно, что на любом из лотов у вас может оказаться конкурент, который взвинтит вам цену. Что же до грошей, которые будут выручаться за мелко попиленное имущество, то опыт приватизации дает никак не меньше - а, на наш взгляд, даже и больше - оснований утверждать, что как раз продажа большим куском бывает остро невыгодна российскому продавцу. Но мы, при всем том, готовы согласиться, что очень возможны случаи, когда требование мелких лотов действительно будет приводить к ощутимым потерям для кредиторов. Что делать - гниение в сфере банкротств зашло слишком далеко. Так всего несколько веков назад в Европе стали при появлении одного больного чумой сжигать целые деревни. Это было и крайне нерационально, и чрезвычайно жестоко - но черная смерть из Европы ушла.
Четвертое: "Что вы за чепуху придумали с двойной рулежкой - и арбитражный управляющий, и стреноженный гендиректор? Этого даже и понять-то невозможно!" - Отвечаем. Как учил нас покойный Шерлок Холмс, если резонно отвергнуты все варианты, кроме одного, то этот последний, как бы он ни был "дик и чуден", есть истина. Так и тут: если дать арбитражному управляющему право помимо исполнения его двух обязанностей еще и руководить текущей хозяйственной деятельностью, он оказывается перед соблазном (как показывает опыт применения закона-98, почти неодолимым соблазном) украсть все, до чего дотянется, то есть просто все. Если, напротив, храня арбитражного управляющего от соблазнов, мы запретим ему вести хозяйственную деятельность - и при этом не найдем, кому ее разрешить, процедура банкротства вырождается: исполнительное производство с лета переходит в конкурсное. Оно бы и не страшно - мы ведь сами только что говорили, что подавляющее большинство процедур банкротства так и так кончатся конкурсом, - но в такой абортированной процедуре опять же кроется соблазн. В таком случае судьбой должника единолично и бесконтрольно будет распоряжаться тот пристав, который начал по его поводу исполнительное производство: он найдет момент и способ сдать должника заказчику - и некому будет этому помешать (понятно, что в этом варианте заказчиком "убийства" будет конкурент должника). Вот и выходит, что наиболее соблазноустойчивым оказывается предлагаемый нами тандем: один человек от кредиторов, один - от собственников.
И так далее.
Будем законы писать или глазки строить?
Изложенная концепция - на наш взгляд - позволяет осуществить почти полное искоренение взяткоемкости из самого взяткоемкого (он же - худший) закона России. (К сожалению, именно почти: с помощью предлагаемого закона, по-видимому, все-таки можно будет заказывать расправу с конкурентом. Утешений два. Во-первых, этот же закон и подскажет механизмы защиты от подобной расправы - то есть "заказать" можно будет только конкурента-растяпу. Во-вторых же - много ли на Руси водится конкурентов? Во многих ли секторах есть рыночная конкуренция? В большей-то части отраслей конкуренция чиновная - она не этим законом пользуется.)
Остается вопрос: можно ли столь же радикально обнулить взяткоемкость и прочих областей законодательства - ну хотя бы того же банкротства градообразующих или тем более социально значимых предприятий, о чем мы отказались говорить в начале статьи? Можно ли выбить из чиновных рук разоряющий страну бизнес на социальной проблематике? Черт его знает - тот непреложный факт, что за всю историю России ничего похожего сделать ни разу не удалось, не обязательно означает, что это вообще недостижимо. Может быть, и достижимо. Но всерьез обсуждать этот вызов просто нет смысла - пока описанный здесь идеальный закон о банкротстве не вступит в силу.
