- В вашем фильме затрагивается болезненная тема - война в Чечне. Вы не боитесь, что "Дом дураков" будут оценивать не по художественным критериям?
- А почему я должен бояться? Как его еще можно оценивать?
- Самый свежий пример: в Интернете на масхадовских сайтах "Дом дураков" называют прочеченским фильмом.
- Да? Интересно как! Существуют чеченские сайты? Это фильм не прочеченский, не прорусский - это фильм прочеловеческий. В любом конфликте с обеих сторон действуют люди. Я просто пытаюсь их понять. И еще - мы должны нести ответственность за народы, которые завоевали. Об этом замечательно писал Толстой. Можно и Толстого обвинить в сочувствии к страшным людям типа Хаджи-Мурата. Нет, я не учитывал "болезненную тему". Я вообще ничего не хочу учитывать, не могу быть объективным. Я субъективный человек. Я расспрашивал и чеченских полевых командиров, и представителей диаспоры, и российских солдат, офицеров. Из всего этого я сделал что-то свое. Правду не про факты, а про душу, как я ее понимаю.
- В основе картины лежит реальная история?
- Да. Вот что меня заинтересовало - эти сумасшедшие сидели за забором, с врачами и медсестрами, и вдруг все их бросили. Дисциплина кончилась - и они организовали нечто сами. То, что люди способны на самоорганизацию, - очень важный факт.
- Помимо "Дома дураков" в Венеции было на удивление много отечественных фильмов. Это случайный всплеск интереса или российское кино сейчас на подъеме?
- Мне кажется, люди еще не пришли в себя после перестройки. Не так много умов в состоянии быстро оценить происходящее. В Советском Союзе лучшие картины были о человеческом. Главным было снять правду про тетю Машу - какая она есть. А сейчас русские режиссеры думают, будто существуют только бандиты, теть Маш, из которых состоит страна, как бы нет. Надо этих режиссеров спросить: что интересного вы можете рассказать про человека, который боится смерти, одиночества, унижения? В этом смысле художников я не вижу.
- В Венеции ничего подобного не было?
- Я не видел ни одной картины в Венеции, мне было некогда. Я потом посмотрю, если захочется. Правда, мне давно уже не очень хочется смотреть кино. Из последних фильмов мне понравился только "Спасая рядового Райана".
- Это 1998 год...
- Ну да. Спилберг сделал великую картину - не знаю, как это у него вышло, случайно, наверное. Там есть метафизика войны и метафизика смерти. У меня в картине врач говорит: "На войне главное - не победа. На войне главное - смерть". Люди видят смерть, и это делает их такими, какие они есть.
- А наши фильмы про Чечню вы видели? "Блокпост", "Кавказский пленник", "Войну"?
- Нет, ни одного. Я видел только по телевизору фильм Невзорова. Основоположника концепции "Наших бьют".
- А вам она не близка?
- Как мне может понравиться концепция, которая настолько далека от концепции Толстого!
- В фильме у вас снимаются настоящие сумасшедшие. Из них вышли хорошие актеры?
- Они не актеры, они дети. Играют точно так же.
- Почему вы снимали Чечню в Москве?
- Сумасшедшие дома всюду одинаковы. Это не важно. Речь ведь не о том, чтобы снять правду. Кощей Бессмертный, лягушка - никакого отношения к правде это не имеет, но можно сделать так, что люди будут рыдать. Мне говорят - вы не знаете Чечни. Я говорю - Толстой не знал Багратиона, однако неплохо его описал. Я делаю "Курочку-рябу", а мне говорят - вы не знаете русской реальности, вы из Америки приехали. Ну и что? Я имею право. Вы можете меня не любить, но вы не можете меня игнорировать.
