В прошлую среду Минпромнауки представило Концепцию венчурного инвестирования в России. Документ пока сыроват, подробнее мы его проанализируем в ближайших номерах, но, как отметил первый заместитель министра промышленности, науки и технологий Андрей Фурсенко, "по крайней мере, теперь есть что ругать". Впрочем, правильные слова (и о необходимости деления технологических рисков между государством и малым инновационным бизнесом, и об угрожающем дефиците инновационного предложения, и о встраивании в мировую венчурную инфраструктуру) в нем вроде бы сказаны. Россия, хоть и с большим опозданием, начинает строить свою венчурную модель. Естественно, временной лаг позволяет "строителям" проанализировать плюсы и минусы венчурных моделей всех наших невольных спутников по НТП, но самый большой интерес вызывает первая и наиболее успешная национальная венчурная система - американская (на США приходится почти три четверти венчурного капитала планеты).
Ваш корреспондент не так давно посетил Мекку мирового венчура - Силиконовую долину - и имел возможность выслушать соображения представителей этой новой пока для нас формы ведения бизнеса, испытавшей очередной и, может быть, самый серьезный в своей недолгой истории кризис.
Офис под черепичной крышей
Длинный язык, протянувшийся от Сан-Франциско до Сан-Хосе вдоль побережья залива Сан-Франциско, отгороженный от Тихого океана невысокой и неровной горной грядой, назван Силиконовой долиной по причине научно-технологической - нигде в мире полупроводниковые технологии не развивались столь бурно и не приносили столько денег. Климат для занятий интеллектуальным бизнесом здесь самый подходящий - субтропический, но не жаркий. Калифорния богата виноградниками, поэтому крепкие напитки здесь не в чести - вечером в многочисленных кафе и ресторанчиках народ веселит себя местным вином. Первый культурный шок испытываешь, когда, севши на грязном, расположенном неподалеку от "черного" квартала вокзале Сан-Франциско в Caltrain (местную двухэтажную электричку), через четверть часа начинаешь ехать по собственно Silicon Valley.
Образы роющихся в мусорных баках бомжей (коих в некоторых районах Сан-Франциско, застроенных многоэтажными трущобами, немало) вытесняются из памяти другим образом - рядом со мной молодой человек, сильно смахивающий на повзрослевшего Гарри Поттера, уткнулся в журнальные страницы, посвященные последним разработкам в области полупроводниковых лазеров. Мимо проносится одноэтажная Америка - даже офисы всемирно известных корпораций вроде HP или Intel представляют собой одно-, двух-, редко трехэтажные блочные домики с черепичными крышами, спрятавшиеся в тени буйной субтропической растительности. Перемежаются они многомиллионными виллами венчуристов, похожими на те же офисы, полями для гольфа и частными аэродромами - известно, что венчурные капиталисты очень любят сравнивать свою профессию с профессией пилота и зачастую сами пилотируют собственные самолеты. Пожалуй, самые "серьезные" здания в Силиконовой долине расположены в районе Стэнфордского университета - главной кузницы кадров калифорнийского венчура. Так, наверное, выглядел бы комплекс зданий МГУ на Воробьевых горах, если бы его строили абсолютно свободные и немного легкомысленные люди.
Контраст между Сан-Франциско и Силиконовой долиной становится понятным, когда знакомишься со статистикой - средняя заработная плата "силиконщиков" к концу 90-х превышала среднеамериканскую на 55%, а стоимость дома для семьи менеджера среднего звена превосходила тот же среднеамериканский показатель в три раза. О разнице в стоимости аренды жилплощади и говорить не приходится - к 2000 году снять что-либо помимо номера в трехзвездочной гостинице почти по пятизвездочной цене нечего было и думать (справедливости ради стоит отметить, что отпускное время здесь раза в два меньше среднеамериканского; ключевые же сотрудники венчурных компаний вообще отдыхают только в выходные). Из-за практически стопроцентной автомобилизации населения в Долине абсолютно не развит общественный транспорт, а случайно попавшийся на остановке Caltrain таксист-индус ломит такую цену за проезд до ближайшего отеля, что его коллеги из Шереметьева начинают казаться филантропами.
Сегодня, правда, Силиконовая долина переживает сложные времена. Лопнувший интернет-пузырь заставил венчуристов сокращать рабочие места, невозврат инвестиций, вложенных в молодые компании, и обязательства перед сторонними инвесторами достигли угрожающих размеров. Цены на недвижимость и ее аренду остаются высокими только в силу инерции рынка. Симпатичная аборигенка российского, кстати, происхождения, подвозившая меня до Sand Hill Road - улицы, на которой "должна иметь офис всякая уважающая себя венчурная компания", - заметила с грустью, что "раньше мы в это время наверняка торчали бы в пробке". На прощание она поведала мне о том, что сама скоро собирается перебираться в Сан-Франциско - у официанток местных ресторанов, к числу которых она принадлежит, стало плохо с чаевыми.
Хай-тек на пенсионные деньги
Первая моя официальная встреча состоялась с личностью в Силиконовой долине почти легендарной - Франклином Питчем Джонсоном, основателем и партнером Asset Management Company, заядлым летчиком, а по образованию - инженером-металлургом. Кстати, технократическое, а не финансовое происхождение венчуристов американского запада - почти закон, и они этим очень гордятся. "Венчурить" г-н Джонсон стал еще в начале 60-х, когда инфраструктура этого вида бизнеса только складывалась. Поэтому речь у нас сначала зашла об истории "венчурной болезни", поглотившей Соединенные Штаты в 80-е и 90-е годы.
- Первыми венчуристами, наверное, были негоцианты, отправлявшие корабли из Старого Света в Новый, - шутит г-н Джонсон. - Высокий риск, высокие на тот момент технологии и сверхприбыль в случае успеха там тоже присутствовали.
Реально, конечно, современная венчурная инфраструктура стала складываться после того, как американское правительство, обеспокоенное засильем в поствоенной промышленности крупных корпораций, создало в начале пятидесятых специальный госинститут SBA (Small Business Adminstration), а конгресс в пятьдесят восьмом году принял закон об инвестициях в малый бизнес, на основании которого начали организовываться так называемые SBIC (Small Business Investment Companies), собственный капитал которых обеспечивался не только частными источниками, но и государством на льготных заемных условиях.
Если SBA одобряла некий проект, - продолжает Питч Джонсон, - к вашим вложенным в него, скажем, трем тысячам долларов могло добавиться еще девять тысяч государственных. В шестьдесят втором году я и мой партнер сидели в офисе только что созданной нами SBIC и безуспешно ждали интересных проектов. Но это сейчас, стоит вам повесить где-нибудь в Силиконовой долине вывеску "Венчурный фонд", как тут же сбегутся претенденты. Тогда же мы быстро поняли, что сидеть в офисе - занятие бесполезное. Мы стали с утра до позднего вечера обходить университетские лаборатории и офисы начинающих компаний в поисках стоящих проектов, оценивая параллельно нашу "совместимость" с молодыми предпринимателями.
Именно тогда Джонсон осознал, что главное в венчурном бизнесе не финансовая помощь неоперившимся фирмам, а инвестиции в них собственных бизнес-знаний и опыта. "Настоящие венчуристы приходят не из инвестбанков, где люди сидят в офисах и просто анализируют цифры. Нам необходим постоянный контакт с выращиваемой фирмой. Поэтому лучше всего, если она вообще находится на соседней улице", - утверждает Джонсон. При этом важно верить в успех так же твердо, как и твой молодой партнер, и вообще говорить с ним на одном языке.
Чтобы лучше разобраться в конъюнктуре высоких технологий, Питчу Джонсону и его коллегам пришлось вместе со своими будущими питомцами посещать компьютерные курсы и курсы по молекулярной биологии при Стэнфордском университете. "Эти области сильно изменились с тех пор, как я учился в колледже", - признается Джонсон.
Вплоть до конца 70-х венчур делал только первые робкие шаги - крупный капитал продолжал коситься на него с недоверием. Радикально, по мнению Питча Джонсона, ситуация стала меняться после первых успехов компаний, выращенных венчурным способом, на фондовой бирже и уменьшения ставки налога на увеличение рыночной стоимости капитала. Венчуром стали всерьез интересоваться корпорации и страховые компании - ведь норма прибыли на инвестиции в венчур заметно превышала аналогичный показатель для рынков акций, облигаций и недвижимости, а риск снижался благодаря "венчурной стратегии", когда портфель проектов максимально диверсифицируется и успех одного-двух с лихвой покрывал провалы доброго десятка остальных. Но, может быть, самое главное произошло в 1979 году, когда изменения в законе о пенсионных фондах позволили их управляющим инвестировать в фонды венчурного капитала, - в венчур потекли уже не десятки и даже не сотни миллионов, а миллиарды долларов (впервые новые годовые обязательства венчурных фондов превысили миллиардную отметку в 1980 году). Правда, с большими деньгами пришли и большие проблемы - "белые воротнички" с Востока, предпочитающие подсчитывать прибыли и убытки, не отходя от офисного компьютера, стали распространенным явлением в американском венчуре, а "воротилы с Уолл-стрит" привнесли в эту сферу специфические методы работы. Пока венчуристы первой волны продолжали кропотливо выращивать молодые хайтечные бизнесы, крупные новые игроки занялись корпоративными захватами и спекулятивными играми.
Заняться супервыгодным серфингом на волнах конъюнктуры НТП хотело все больше и больше людей, не прошедших многолетней школы профессионального венчура. Их деятельность порой становилась довольно стохастической, непомерно нагоняя одни и гася другие "волны", что приводило к потере саморегуляции венчурного сегмента американской экономики.
Настоящая волна
Основатель и партнер EuroFund Partners Энзо Торреси (по образованию инженер-электронщик) объясняет, что для настоящего венчуриста важны две вещи. Первая - отличить "настоящую" волну от "ненастоящей", которая быстро гасится рынком, так и не набрав нужной высоты и силы. Торреси называет их "боксами" и в качестве примера приводит технологии искусственного интеллекта и распознавания речи и образов, которые последовательно претендовали на роль новых волн в 80-90-е годы. Вторая - умение вовремя соскочить с волны, когда она идет на спад.
- Первая настоящая волна для венчура - это полупроводники, семидесятые годы, - Торреси быстро рисует график на доске. - Она пошла в рост после лавины открытий в этой области в пятидесятые-шестидесятые (изобретение микросхемы, гетероструктуры A3-В5, полупроводниковые лазеры и так далее). Тогда же, кстати, был сильный прорыв и на биотехнологическом фронте (после раскрытия молекулярной структуры ДНК, расшифровки генетического кода, прорывов в генной инженерии), но биотехнологическая волна стала подниматься значительно позже - во второй половине восьмидесятых, причем "настоящей" она так и не стала до сих пор (отчасти этому способствовали превентивные меры администрации Клинтона, озаботившейся регулированием национального здравоохранения. К ней мы вернемся позже, так как сейчас у нее появляются определенные признаки настоящей волны. - "Эксперт"). Вторая волна - восьмидесятые, персональные компьютеры, с точки зрения венчура она стала спадать в начале девяностых. В девяносто втором году венчур даже пережил кризис. И все ждали третьей волны. Она появилась в образе Интернета.
С 1994-1995 года начинается беспрецедентный венчурный бум. Профессиональные венчуристы никогда столько не зарабатывали, а новички, ринувшиеся в этот сектор, никогда столько не проигрывали. С точки зрения Торреси, соскочить с интернет-волны было трудно, но все же возможно, нужно было только внимательно следить за динамикой ее параметров. Так, темпы роста числа проинвестированных на стартаповской стадии компаний стали резко увеличиваться с начала 1999 года, тогда как число инвестиций в фирмы на более зрелых стадиях менялось мало. Средний возраст компаний, проинвестированных венчурным капиталом и выводимых на IPO, сократился с шести-семи лет в 80-90-е до трех лет к концу 1998-го - началу 1999 года. Хороший венчурист отлично знает, что пройти все стадии роста молодой инновационной фирмы (семенная стадия-стартап-ранний рост-экспансия-IPO или продажа стратегическому инвестору) за такое короткое время можно только в маргинальных случаях. "Вот очень хороший признак, по которому можно распознать формирование пузыря: люди начинают создавать компании не для того, чтобы вырастить хороший большой бизнес, а только для того, чтобы довести фирму до IPO и сорвать куш", - подтверждает выкладки Торреси Питч Джонсон.
Надувавшийся интернет-пузырь подавал инвесторам и предпринимателям и другие сигналы. Средний уровень доходности венчурных инвестиций достиг к 1999 году 160%, что перевело их в разряд чисто спекулятивных операций, при этом инвесторы забирали из венчурных фондов часть доходов от уже сделанных инвестиций в размере в среднем 130 млн долларов на фонд. Уже в следующем 2000 году средний возврат вырос до 300 млн долларов, а доходность упала до 40% - сторонние инвесторы продолжали выводить свои средства из венчура ускоренными темпами.
Сейчас венчурная "пена" схлынула, переоцененные и слишком молодые компании разорились, финансовый капитал, охладев к Интернету, и на венчурные игры вообще стал смотреть довольно косо, а собственно венчуристы, по образному выражению Торреси, "раскрыли зонтик и пережидают дождь". Они знают, что скоро будет третья волна.
Русский роман американского венчура
- Мне кажется, для России сейчас сложились уникальные возможности, чтобы ворваться на рынок венчурного капитала, - неожиданно заявляет мне сразу после приветствия бывший атомный физик, а ныне известный в Силиконовой долине юрист и венчурист Роберт Паттерсон, партнер Squire, Sanders and Dempsey L.L.P., - американскому венчуру нужно искать новые технологии и новое поле приложения своих сил. На нашем рынке есть и японский, и индийский, и китайский хай-тек. Почему до сих пор нет российского?
- Все-таки несколько интересных проектов российского происхождения были доведены до IPO в Америке, - пытался возразить ему ваш корреспондент.
- Я понимаю, о чем вы говорите, но об их российском происхождении мало кто знает. Нужно-то всего пара success stories и грамотный пиар. У вас отличная технократическая элита, много идей, а у нас венчурный опыт. Я тут недавно говорил с вашим консулом, и он согласился, что этой смычкой грех не воспользоваться.
С тем, что российская тема может сегодня заинтересовать волков американского венчура, согласен и Питч Джонсон. "Нам с вами проще будет найти общий язык, чем с европейцами, которые менее склонны к предпринимательскому риску и предпочитают инвестировать в более поздние стадии жизненного цикла венчура, - говорит патриарх Силиконовой долины. - Я верю в русские технологии, русские стартапы и русские капиталы". Кстати, Питч Джонсон уже несколько лет инвестирует, правда осторожно, в российский хай-тек через Российский технологический фонд. А Роберт Паттерсон создает в Силиконовой долине Совет по русским инновациям, надеясь наладить эффективную коммуникацию между нашими инноваторами и калифорнийскими венчуристами. Первая презентация наших стартапов в Калифорнии уже прошла, и прошла более или менее успешно (приятно отметить, что на нее были приглашены в числе прочих двое призеров прошлого Конкурса русских инноваций). Не отстает от них и третий наш собеседник - Энзо Торреси, решивший проинвестировать группу разработчиков из Бауманки и организовавший специально под их проект офис в Пало-Альто. Цель - доказать возможность создания российско-американской инновационной компании, для чего Торреси хочет провести ее через все стадии венчурного жизненного цикла и успешно вывести на IPO. Впрочем, может быть, это конъюнктурный интерес, вызванный временным венчурным затишьем в Силиконовой долине?
Энзо Торреси называет три направления, на которых можно ждать очередного прилива в ближайшие несколько лет. Это технологии безопасности (в широком смысле слова - личной, информационной и т. д.), нанотехнологии и биотехнологии, которые пока так и не были отыграны венчуром по-настоящему. Сегодня, кстати, уже не редкость, когда чисто айтишные по направлению венчурные компании приглашают в штат биотехнологических консультантов. (Естественно, какие-то два из названных направлений станут "боксами", что тоже неплохо: на прежних "боксах" - и искусственном интеллекте, и на распозновании речи и образов были заработаны и продолжают зарабатываться хорошие деньги.)
Так вот, в каждом из перечисленных технологических кластеров у русских инноваторов есть неплохие заделы, и мы не раз об этом писали в нашем журнале. Кстати, что касается технологий безопасности, то нынешний русский роман Торреси связан именно с этой сферой. Единственное, от чего предостерегают нас венчуристы из Силиконовой долины, так это от прямого копирования их опыта. "Вам нужно создавать собственную венчурную культуру, но если, как я надеюсь, у вас достаточно настоящих предпринимателей, вы с этим справитесь, главное, чтобы государство не мешало, а лучше помогало", - уверен Питч Джонсон. "Прямая трансляция нашей бизнес-модели в другие страны не привела к большому успеху - фактически они скопировали пузырь: большие инвестиции в малые, сырые проекты", - вторит Джонсону Роберт Паттерсон. Добавим, что к тому же результату, по сути, привела и попытка расширения силиконовой схемы до американских масштабов. Да даже не американских: ведь всего четверть часа езды на север - и вы оказываетесь в ином социальном, экономическом и культурном пространстве.
Автор выражает благодарность Наталье Труфановой за помощь в организации поездки
В подготовке материала принимал участие Юрий Аммосов
