Пройдя сквозь кованые ворота чопорного бизнес-центра, миновав уличный фонтанчик с райскими рыбами и длинный ряд надменных лимузинов, мы стали искать нужный подъезд. Взгляд наткнулся на нехарактерную для мира больших денег персону - на высоком крыльце стояла коротко стриженная девушка в модно запачканных краской штанах. Нам сюда. Через полтора часа ожидания к нам наконец вышел занятого вида бледный человек в длинной джинсовой рубахе и в очках. "Миша", - представился он и протянул мягкую руку с бесчисленными перстнями. Миша, оказавшийся генеральным директором радиохолдинга News Media, Михаилом Козыревым, гостеприимно предложил совершить небольшую экскурсию по его вотчине. Притон западного медиабизнеса (холдинг принадлежит News Corp. легендарного Руперта Мердока), совершенно обманул наши ожидания. Вместо полутемных прокуренных комнат с нетрезвыми бездельниками, засоряющими эфир панк-роком, мы обнаружили респектабельный, выполненный в дереве и металле офис с пропитанными озоном коридорами. В оборудованных по последнему слову техники комнатках сидели холеные неформалы, ловко оперирующие загадочными приборами с рычажками и лампочками. Услышав в какой-нибудь из комнаток новую композицию, генеральный директор начинал прыгать, как подросток, изображающий гитариста в момент небывалого творческого подъема. "Миша, ты наш кумир!" - восклицали солдаты музыкального фронта.

Забористый коктейль из западного менеджера и меломана-подростка под названием "Михаил Козырев" в российской музыкальной индустрии воспринимается как своего рода оппозиция. Он слишком коммерчески успешен для настоящего рокера, за что его недолюбливают выросшие в подпольные 70-е дедушки русского рока, и в то же время слишком принципиален для загребущих попсовых функционеров, за что его недолюбливают и побаиваются последние. В то же время декларируемая им позиция представляется вполне трезвой и понятной. Русский музыкальный пирог в сегодняшнем виде очень невкусен: тонкий, черствоватый корж вроде бы интеллектуальной, но не очень красивой и коммерчески успешной музыки резко контрастирует с толстым слоем жирного крема пошлой попсы, на которую приходятся основные обороты нашего скромного музыкального рынка. На воспитанный в Америке вкус Козырева, в России не хватает самого питательного, среднего, слоя - качественной, свежей музыки, которая не отличается большой сложностью, но ее не противно слушать мыслящему индивиду: именно на такую в цивилизованном мире приходятся основные обороты. Вся кипучая деятельность Козырева направлена на то, чтобы этот средний слой, условно называемый поп-роком, получил возможность для развития и в нашей стране. Такая идеология вряд ли сделает его в обозримой перспективе самым успешным и самым крупным бизнесменом на российском музыкальном рынке, но Козырев и сам признает это - он занимается не бизнесом ради бизнеса, а любимым делом, которое по удачному стечению обстоятельств приносит доходы ему и верящим в его стратегию инвесторам.

Экономика Бритни Спирс

Осознать масштаб заслуг бизнесмена Козырева невозможно без понимания условий, в которых осуществляется его хозяйственная деятельность. Не надо быть специалистом, чтобы догадаться, что с нашей современной музыкой что-то не так. Даже в рыбацкой Исландии, все население которой, возникни такая необходимость, уместилось бы в одном московском микрорайоне, имеются как минимум две музыкальные звезды мирового масштаба. Из миллионов же наших соотечественников пока не нашлось никого, кто смог бы осчастливить слушателей за пределами СНГ. Наши современные музыканты бедны и материально, и творчески. Такое печальное положение можно объяснять отсутствием в России традиции платить за песню, но, скорее всего, причина в другом - у нас нет нормальной индустрии. Зато у нас есть Михаил Козырев. Он, начавший свою музыкальную карьеру в Америке и ныне управляющий иностранной компанией, знает, как устроена сверкающая машина выращивания звезд на Западе, и понимает, почему наши гадкие утята никак не могут превратиться в лебедей. Себя Михаил Козырев преподносит как одного из немногих приверженцев того медиабизнеса, который спасет Россию от засилья музыкальной пошлятины. Как профессионал прямого эфира, говорит он складно, убедительно и даже заразительно:

- В российском музыкальном бизнесе две колоссальные опухоли, обе злокачественные. Одна опухоль поддается быстрому лечению, а вторая - бог его знает. Одна - пиратство, а другая - так называемые pay-all, то есть проплаченные эфиры, распространенные в первую очередь на телевидении. Причем в пиратстве воротилы в тени, ты их не знаешь. А в телевидении все на виду - вот они, дерущие бабки. Но они ничтоже сумняшеся продолжают это делать.

- Давайте по порядку. Проплаченные эфиры - как это получилось и к чему приводит?

- Теория такая. В конце восьмидесятых, после всеобщей пугачево-леонтьевизации, в которой мы прожили много десятилетий, из подвалов вышла достойная музыка типа Цоя или Гребенщикова. И, на мой взгляд, глобальные перемены, которые произошли в нашей стране в конце восьмидесятых, стали возможны во многом потому, что люди смогли слушать такую музыку. А потом вдруг раз - и все откатилось обратно. Место Цоя заняли неясные длинноногие девицы с, как говорил мой приятель журналист, прозвищами, как у восточноевропейских овчарок. Со шлягерами типа "Ты мой ковбой, ты меня бросил" они повалились из всех щелей. Полным ходом пошло оболванивание родного народа. Почему так произошло? Потому что музыкальное телевидение построено на абсолютно порочном принципе. Музыкальные программы, будучи очень низкого качества, не приносили нужного рейтинга. И люди, стоящие у кормила, прикинули: раз рейтинга нет, тогда, может, хоть денег заработаем на размещении клипов в эфире. Нанайцы-сташевские, под которых мы прожили все девяностые годы, цвели буйным цветом именно за счет вот этого порочного телевизионного принципа. Так происходит и по сей день. А радиостанции подыгрывают телевидению, крутят ту же музыку, что и в "ящике".

В российском музыкальном бизнесе две колоссальные опухоли - пиратство и проплаченные эфиры. Первая не позволяет музыкантам и компаниям заработать приличные деньги, а вторая парализует конкуренцию за качество продукта. В результате у нас безраздельно властвует низкокачественная попса

- И как проплаченные эфиры влияют на индустрию?

- Не происходит прорыва. Потому что конкуренция в качестве продукта отсутствует - у кого больше пачка денег, тот и популярнее. Линкольн говорил, что очень легко много раз обманывать одного и того же человека; большую массу людей можно обмануть один раз; но крайне редко удается много раз обманывать большую массу людей. А у нас, удивительно, но часто удается это сделать. В результате попса у нас властвует безраздельно. Беда поп-музыки в нашей стране в том, что она оказалась слишком пошлой. Опасность пошлости всегда в поп-музыке есть, это ведь легкий жанр, рассчитанный на массы. Но среднестатистический поп-шлягер на Западе на несколько порядков качественнее и по мелодике, и по исполнению, и по аранжировке. Более того, на Западе массово потребляемым продуктом является не только попсовая Бритни Спирс, но и рок-группа Aerosmith.

- Но там основной оборот все равно, наверное, идет по попсе?

- Нет, я не думаю. Там все понимают, что Бритни Спирс - это спринтерский забег, а, например, Aerosmith - стайерский. Поэтому экономику Бритни Спирс сравнивать с экономикой Aerosmith бессмысленно. Такие команды, как Aerosmith, - монстры на десятилетия. Они зарабатывают своими турне и продажами невероятные деньги. А Бритни Спирс - это фаст-фуд. Один отдельно взятый продюсер быстро снимет куш и будет счастлив. Но мне это не близко. Я всегда уважал творческую личность, поэтому мне интересно, когда с артистом возникает продюсерско-творческий альянс, который может существовать долгие годы и приносить обоим и прибыль, и счастье.

- Проплаченные эфиры, не способствующие конкуренции за качество, - тоже вряд ли сугубо российское явление. Да и с коррупцией, надо полагать, в западном медиабизнесе все в порядке.

- Конечно, взяткодательство - это не сугубо российский феномен, pay-all термин американский. Хрестоматийный случай: песню "Rock Around The Clock" радиодиджей согласился раскручивать, только подписав авторские права на себя. Тогда он стал ее ставить по восемь раз в день. Тем не менее в Америке довольно жестко работают антимонопольные законы, и редко когда радиостанция может принадлежать лейблу. Радио- и телекомпании могут не взять в эфир песню, поэтому звукозаписывающим компаниям просто приходится делать продукт такого качества, чтобы, поставив его в эфир, радиостанция увеличивала свой рейтинг и, соответственно, рекламные поступления.

- То есть радиостанции не зависят от звукозаписывающих компаний?

- Радиостанции на Западе - это замечательный, независимый прибыльный бизнес. В нем сейчас идут два встречных процесса. С одной стороны - сегментация рынка, радиостанции становятся все более нишевыми. С другой - во избежание сокращения рекламных доходов последние пять-десять лет в США происходит консолидация радиостанций в холдинги. Сейчас осталось три-четыре крупнейших корпорации, которые владеют большинством радиостанций Америки. Среди них есть диверсифицированные, как, например, CBS, а есть только радио, как Clear Channel. Но вообще в центре музыкального бизнеса на Западе стоят звукозаписывающие компании. Они ищут артиста, подписывают с ним контракт, генерируют план, по которому он будет раскручиваться, инвестируют в него, там много всяких хитростей. Но общий план состоит в том, что сначала идет звукозапись, потом - фотосессия, потом целый ряд промоушн-интервью, выпуск альбома, запуск песни на радио и запуск видеоклипа и, наконец, концертный тур. Заработок звукозаписывающей компании идет, во-первых, от продажи носителей и атрибутики, во-вторых, роялтиз, потому что они подписывают еще всевозможные авторские права с артистом, и, в-третьих, от концертов, хотя в них звукозаписывающие компании участвуют далеко не всегда.

- А у нас они на чем зарабатывают?

- У нас продажи в сотни раз меньше, чем должны быть при нашем уровне развития экономики, - за счет того, что индустрия поражена пиратством. На каждый диск хорошо продаваемого артиста приходится от десяти до ста пиратских. Если бы это соотношение сократилось хотя бы до одного к одному, тогда звукозаписывающие компании стали бы успешными, артисты стали бы богатыми людьми, у всех появились бы деньги для того, чтобы вкладывать их в музыку, в аранжировки, в студии, в помощь другим артистам и так далее. А пока у нас артисты и звукозаписывающие компании зарабатывают в основном на концертах.

- Но как послушаешь наши группы, складывается впечатление, что и раскручивать-то некого.

- С точки зрения наличия таланта точно есть кого. Все дело в отсутствии индустрии. Понятно, что в Америке талант достигает популярности только с отлаженным механизмом раскрутки. У нас количество талантливых людей на единицу площади не меньше, чем в Америке или в Англии, но мы не можем упаковать этот талант в обертку мирового качества. Потому что для этого нужны суперкачественные продюсерские центры, очень хорошие студии, очень хорошие клипмейкеры, куча профессий. Но это возникнет опять-таки тогда, когда деньги, которые крутятся в этом бизнесе, будут на порядок больше, а это произойдет, когда они перестанут сливаться в карманы пиратов.

- Но Россия в любом случае была и остается на периферии современной западной культуры.

- Мы преодолеваем это. У нас на это уходит больше времени, чем, например, у Швеции, из-за того, что механизма нет, таланты-то у нас есть.

- А есть вообще опыт, когда "выстреливали" музыканты из развивающихся стран, не в экзотике, а в общем направлении?

- Пожалуйста, вся мексиканская культура. Все Рики Мартины, Энрике Иглесиасы, Глории Эстефан. Эти люди умудряются петь на своем языке, что для Америки до недавнего времени было невозможно. Просто, опять-таки, должна быть индустрия.

Альтернативный Березовский

Радио не должно зарабатывать на производстве пластинок и на промоушне артистов, потому что это тут же ставит его в двусмысленное положение. Я дружу с Земфирой, а к Чичериной я отношусь просто как к дочке, но ни одного цента с их концертов или компактов я не заработал

Забавно, но положение дел Козырева опровергает описанную им же печальную действительность. Цена его офиса в сочетании с музыкой, играющей на его радиостанциях, скорее, убеждают в том, что альтернативная медиаиндустрия в России есть. Михаил Козырев возглавляет радиохолдинг, в который входят радиостанция "Наше радио", играющая в основном русский рок, радиостанция "Ультра", вещающая тяжелую импортную музыку, и компания Ultra Production, производящая радиопрограммы. Холдинг был создан небезызвестным "ЛогоВАЗом" при участии

News Corp., когда пика своего могущества достигла медиаимперия Березовского. Ее бриллиант - ОРТ - мог дать отличный синергический эффект для разного рода смежных бизнесов, поэтому вокруг телеканала появились медиакомпании - от звукозаписывающей Real Records до радиохолдинга. Когда Березовский оказался в опале, холдинг перешел в собственность News Corp., но все осталось жить и без ОРТ:

- Как показал опыт, радио - наиболее просчитываемое из всех СМИ, во многом потому, что оно не зависит от политической конъюнктуры, его слушают всегда. Кроме того, оно обладает несколькими важными преимуществами перед другими носителями. Ведь радио достает человека в тот момент, когда он принимает решение. Он едет в машине или идет с плейером, и ему говорят: здесь то-то! Он идет и тратит деньги. В этот момент ни телевидение, ни газеты, ни Интернет его не достигают. Потом, реклама на радио не навязывает визуальный образ. Мой учитель по радио, профессор медиа, у которого я учился в Америке, часто повторял одну и ту же фразу: "Радио - это театр воображения". На телеэкране мы не можем отделить визуальный образ от воображаемого. Точно так же, как любой клип принципиально хуже песни потому, что он предлагает одну-единственную ее трактовку. А когда ты слышишь о каком-то продукте по радио, ты сам в голове придумываешь себе картинку, какую ни один клип тебе не сможет показать. Это как экранизация - она всегда опасна, потому что способна убить книгу.

- А вы специально учились радиобизнесу в Америке?

- Ну, я туда приехал подтверждать диплом врача после института в Свердловске. Думал там поучиться, поработать, но планов оставаться надолго у меня не было. Я привез туда кучу пластинок, а у колледжа была своя студенческая радиостанция. Я сказал, что хочу сделать программу про российскую музыку. Они сказали "давай" и дали полчаса. Я выходил в эфир, говорил: "Hi, kids, this is 88,7 FM KSPC" - и гнал им всякие "Аквариумы", ДДТ, "Чайфы", объяснял им про Россию, рассказывал про здешнюю жизнь. Жить в Лос-Анджелесе и не заразиться вирусом масс-медиа очень сложно, там все им пропитано, и очень скоро я понял, что "подсел" на прямой эфир, радио стало казаться мне просто какой-то магией. Постепенно выяснилось, что на учебу по медицине времени уже как-то не остается, я набрал разных курсов, в основном по медиа, так все и началось.

- А когда вы вернулись?

- Папа был болен, и в девяносто четвертом я прилетел. Мне позвонил мой двоюродный брат, работавший в "Московских новостях", у которых был совместный с американцами проект на "Максимуме". Американцы знали, что у меня есть опыт работы на американском радио, и предложили мне работу. А я тем временем в Свердловске затеял небольшую программу со своим приятелем Мишкой Симаковым из группы "Апрельский марш". У нас была программа, которая называлась "Радио - Голос совести". Мы такую пургу несли в эфире, что я до сих пор с восторгом вспоминаю. Сейчас бы я три дня на своем месте не продержался.

- Тогда ведь радио был довольно некоммерческой вещью?

- Денег они особо не зарабатывали. Когда я пришел в этот бизнес в девяносто четвертом году, было общепринято, что радиостанции берут деньги за то, что прокручивают песни. Хотя на радио это быстро исчезло, потому что основные игроки - "Максимум", "Европа Плюс", "Ностальжи" - были созданы иностранцами по западным бизнес-моделям и этим принципом не руководствовались.

- А удобно же?

- Это удобно на ограниченном промежутке времени, потому что ты не можешь заработать слушательский рейтинг, когда играешь то, что обусловлено деньгами, а не качеством или вкусом.

- То есть у тебя формата нет как такового?

- Нет, конечно. Потому что у тебя нет аргументов. Приходит человек с чуть более толстой пачкой денег и говорит: "Вот у меня тут жена запела. Нормальная песня, пускай поиграет". И что ты ему скажешь, если он слышал от своего приятеля, что у него дочку закрутили - он принес "чисто по двадцать пять долларов за прокрут, все нормально, взяли на три месяца вперед, зарядил по десять раз в день". Аргументов нет. А у меня всегда был жесткий аргумент. Причем, когда я приходил, я больше всего опасался, что придет Айзеншпис мира сего и скажет: "Сташевский". Ну ничего - пришел, нашли общий язык, я ему объяснил, что у нас такого не может быть, потому что не может быть вообще. И он, надо сказать, понял и с уважением к этому отнесся.

- А что такого вы сделали как программный директор?

- Идея формата была и до меня, но она не была осуществлена в такой четкости и ясности подхода, как получилось у нашей команды. Я просто очень болею за дело, радио и музыку люблю очень сильно. Когда я жил в Лос-Анджелесе, я все время слушал такую станцию - KROQ, она тогда открыла грандж (появившееся в начале 90-х в Америке новое альтернативное и коммерчески успешное музыкальное направление. - "Эксперт"), там все время играли Nirvana, Sound Garden, Red Hot Chili Peppers, другие команды. И я помню, как я ездил в своем первом разболтанном "форде" и просто офигевал от кайфа, от того, какая музыка идет по радио. Диджеи говорили именно со мной, у них было такое же отношение к жизни, как у меня, я мечтал выиграть билет на концерт, я звонил на радио. Звонил! Я никогда в жизни больше не звонил на радио. И острота ощущения с тех пор не стерлась, моей мечтой с тех пор было сделать что-то хотя бы похожее на KROQ, мощную альтернативную станцию. Одна из причин моего расхождения с "Максимумом" - я хотел делать альтернативную станцию жестче, а они, наоборот, попсовее, и мы из-за этого разошлись. Но мне предложили работу в новом проекте "ЛогоВАЗа".

- И с чего вы начали?

- Радио, как и любой бизнес, начинается с идеи. Идея создать формат, который был бы альтернативным "Русскому радио" и при этом играл бы только отечественную музыку, появилась во время проведения одного из фестивалей "Максидром". Когда двадцать тысяч людей хором распевают все песни от начала до конца, начинаешь думать о том, чтобы выйти на целую радиостанцию. Осуществление этого в рамках формата "Радио Максимум" было невозможно, потому что "Максимум" изначально задумывалась скорее как западная станция, а потом уже туда ввели русскую музыку. В "ЛогоВАЗе" я встретил людей, которые были готовы идти на риск, вкладывать серьезные деньги и были готовы поверить и моему чутью, и данным, полученным в результате исследований.

- И что показали исследования?

- Еще была идея, что, наверное, на фоне общей попсовизации есть место для альтернативной рок-станции, которая, безусловно, не будет выходить на первые позиции в рейтингах, но в поколении от семнадцати до тридцати лет она сможет занять хорошую, плотную нишу, на которой можно сделать бизнес. И честно говоря, мы рассчитывали, что у альтернативной западной радиостанции, такой как "Ультра", потенциал больше. Но исследования преподнесли сюрприз. Опрос показал, что да, западная станция, наверное, тоже хорошо, и еще пара идей, которые вы, ребята, тестируете, тоже, может быть, но они все и близко не стоят с тем потенциалом, который есть у радиостанции, вещающей качественную отечественную музыку. Мы решили сразу запускать такую станцию.

- А кто был вашим основным конкурентом?

- Часть такой музыки крутится на "Максимуме", но первое место в русскоязычном эфире занимает, конечно, "Русское радио". Я рассчитывал на то, что "Русское радио" просто не в состоянии вместить весь богатый спектр русской музыки. Если спросить людей, которые не слушают "Русское радио", почему они его не слушают, то в большинстве случаев они ответят, что им не нравится попса и их бы порадовало появление станции, на которой играла бы другая отечественная музыка. Забавно возникло название "Наше радио". Мы на фокус-группах тестировали много разных названий. Мы должны были выйти на волне радиостанции "Престиж", поэтому одна из абсурдных идей была сохранить какую-то аудиторию радиостанции "Престиж" путем интеграции слова "престиж" в название будущей станции. Название "Русский престиж" вызвало у всех резкую негативную реакцию. Одна женщина на фокус-группе сказала: "Знаете, это совсем глупо, как сельский 'мерседес'". Потом родился слоган "Наша музыка", который везде проходил на ура. И когда мы стали вытягивать объяснения, почему эти песни так нравятся, люди все время произносили одни и те же фразы: "Ну как? Это ведь наше, родное". Наше. Наше. И просто нужно было быть глухим, чтобы не услышать, что это слово - определяющее. Вообще, если не можешь быть первым в общей категории, создай себе другую категорию или выбери правильного противника. Если в противники ты выбираешь станцию "Русское радио", задай себе вопрос: что может быть ближе сердцу слушателя, чем "Русское радио"? "Наше радио".

- Что за аудитория получилась у "Нашего радио"?

- "Наше" получилось просто конфетка с точки зрения привлекательности для рекламодателя. Мы на "Максимуме" столько лет пытались избавиться от бремени тинейджерской станции, которую очень сложно продавать. А здесь получилась демография, за которую любой рекламный отдел удавится: две трети аудитории - люди в возрасте от двадцати до тридцати.

- Как вообще втискиваться в такое конкурентное пространство, как FM?

- Есть такая замечательная книга Риса и Траута "Двадцать два нерушимых закона маркетинга", у меня из нее основные тезисы выписаны в записную книжку. Нужно просто знать три ответа на три вопроса: кто ты, кто твой потребитель и кто твой конкурент. На вопрос "кто ты" ты должен самоидентифицироваться, обозначить главные вещи, которые ты хочешь, чтобы о тебе знали. Когда я читаю лекцию о построении брэнда, у меня есть пример: вот ты зацепил хорошую девушку, пригласил на первое свидание и решаешь, что ей нужно понять про тебя в течение пары часов на первом свидании. У тебя много разных достоинств, но среди них надо выбрать главное, которое она должна понять. Например, она должна уйти с ощущением, что ты - хороший, порядочный, остроумный парень. При этом, может быть, ты еще офигительный пловец, у тебя есть дома суперпоследняя версия Doom и у тебя есть племянник на Майорке, поэтому тебе ничего не стоит кататься туда на выходные. Но это не обязательно все говорить на первом свидании, у тебя есть еще какой-то запас. Точно так же и с радио.

- И что "зацепленная" должна понять про "Наше радио"?

- Прежде всего, что мы самая богатая коллекция отечественного рок-н-ролла плюс все модное в нашей музыке сегодня. При этом да, мы играем еще и какое-то количество панк-рока, может быть, какое-то количество ремиксов, мы играем группы, которые спорно можно отнести к року. Но я не хочу это выпячивать с ходу, я хочу подчеркнуть середину. Поэтому какой бы человек ни включил нашу станцию, он послушает ее два часа и обязательно получит "Аквариум", "Чайф", "Кино", ДДТ. Он получит фундаментальные, самые важные вещи из отечественной рок-музыки, при этом наверняка наткнется на Найка Борзова, "Танцы минус", Чичерину, то есть все современное, - вот две вещи, которые нас идентифицируют.

- Получается, для вас "Наше радио" стало трибуной, с которой вы можете пропагандировать то, что вам нравится?

- В каком-то смысле да. Это - попытка восстановить в стране музыкальный баланс, это часть моего глобального плана по освежению музыкального климата. В нашей стране массово потребляемым продуктом помимо "Иванушек International" или "Стрелок" должны быть БИ-2, "Сплин", "Ночные снайперы", "Чайф", "Мумий Тролль", Земфира, Чичерина, "Смысловые галлюцинации", Найк Борзов. Это массовая культура, массовый поп-рок.

- Да, но это же действительно поп-рок.

- Совершенно верно, но они все-таки пришли из рока, из музыки, противопоставляющей себя мейнстриму. И я очень хочу, чтобы эта музыка была адекватно представлена как в западном музыкальном формате, так и в отечественном. И определенные изменения уже происходят. Ниша между классическим русским роком и отвратительной слащавой попсой заполняется большим музыкальным пластом, который можно классифицировать как поп-рок. А это значит, что в стране климат немножко меняется. Это значит, что среднестатистический человек в абстрактном городе с удовольствием включит в плейере не только последний альбом группы "Руки вверх", но и еще и саундтрек к "Брату-2", на котором совсем другая музыка.

- А ведь вы, по-моему, и продюсировали саундтрек "Брата-2"?

- Нет ни одного артиста, которого я продюсирую. Радио не должно зарабатывать на производстве пластинок и на промоушне артистов, потому что это тут же ставит радио в двусмысленное положение. Я часто принимаю участие в жизни артистов, каким-то образом им помогаю, но я не могу быть в этом материально заинтересованным. Есть люди, к которым я отношусь очень трепетно. К Чичериной я отношусь просто как к дочке, люблю ее нежно. Но ни одного цента ни с одного концерта или продажи компакта я не заработал.

- А Земфира?

- Никакого отношения к ее продюсированию я не имею. Я просто очень много ей помогал именно в плане радио, мы близкие друзья, мы общаемся и какие-то вещи придумываем вместе. Но она - человек очень самодостаточный, очень решительный и очень четко знающий, что ей надо, поэтому, как правило, она сама все решала. И никакого отношения к доходам от ее концертов или продажи пластинок ни "Наше радио", ни я не имеем. У нас получилось очень удачно, что взлет Земфиры совпал со взлетом "Нашего радио". Это артистка, которую мы впервые начали играть в эфире с песней "СПИД". Тогда была идея, что надо начать с шока, поэтому мы начали со "СПИДа". Но я еще раз говорю: радио не должно зарабатывать на производстве пластинок и на промоушне артистов.

- То есть поддержкой артистов вы занимаетесь исключительно из любви к искусству?

- Это та любовь к искусству, которая возвращается сторицей. Я создаю музыкальную среду, в которой комфортно существовать и мне, и многим другим людям. Лучше, чтобы люди слушали Чичерину и "Смысловые галлюцинации", чем они будут слушать тот порожняк, который у нас несся все девяностые годы. Это для всех лучше, и для денег лучше. К тому же у меня нет другого выхода. На Западе работу по выкапыванию свежих, новых имен проделывают, как правило, звукозаписывающие компании, которые и приносят музыку на радиостанции. Но у нас все находится в зачаточном состоянии. И беда заключается в том, что никто не пытается искать новые имена. У нас порой люди умудряются годами программировать радиостанции, принципиально не слушая новых пластинок, ориентируясь только на то, что играют на других станциях, на то, что уже проверено временем и конкурентами. Но мне волей-неволей приходится делать эту работу, и мне нравится ее делать.

Кстати, я думаю, что в появлении "Ультры" и в ее феноменальном успехе большую роль сыграло произошедшее за последние три года изменение музыкального климата, подготовленное в том числе и "Нашим радио". В новых командах воплотились какие-то современные, свежие музыкальные идеи. Большую роль сыграл и канал MTV. Запустив "Ультру" на два года позже "Нашего", в двухтысячном, мы второй раз попали в самую жилу.

- Это же тинейджерская станция? Насколько она интересна рекламодателям?

Ниша между классическим русским роком и отвратительной слащавой попсой должна заполниться большим музыкальным пластом, который можно классифицировать как поп-рок

- Не только тинейджерская, мы даже немножко просчитались, и у нас получилось пересечение с "Нашим" по аудитории. Я знаю людей, которым за тридцать, они очень состоятельные люди, гоняют на своих шестых и восьмых "ауди" и слушают "Ультру". Наша беда заключается в том, что мы не можем занимать самые первые места в рейтингах, потому что они в этой насквозь попсовой стране очень прочно держатся за радиостанциями более широкого формата - типа "Русского радио" или "Европы Плюс". Но при этом мы делаем радиостанции, которые являются образом жизни.

- Насчет образа жизни это интересно. Музыку на "Ультре" слушают пятнадцатилетние дети, а делают ее тридцатипятилетние дядьки. Ваш стиль одеваться, говорить, вести себя, скорее, свойственен первой группе. Вы это искренне делаете или это такое шоу?

- Я такую музыку искренне люблю, а потом, для того чтобы быть хорошим родителем, вовсе не обязательно быть профессиональным педагогом. Ты можешь просто стараться ощущать, чего хочет ребенок, чем он живет. Я понимаю, что, если бы сегодня мне было семнадцать лет, я бы слушал "Ультру", я бы жизнь отдал за "Ультру". Я бы стоял в очереди здесь у ворот с надеждой достать ультровскую майку, я лазил бы на сайт. Я это стараюсь почувствовать, и, пока у меня и моих коллег это получается, мы будем успешны. Мы стараемся, чтобы у нас было побольше молодежи. Я иду по коридору, мне навстречу идет девочка-корреспондентка, которой реально восемнадцать-двадцать лет, спрашиваю ее: "Ты слышала Red Hot Chili Peppers последний?" Она говорит: "Да ну, отстой вообще этот RHCP, никто его давно не слушает, все нормальные люди слушают Slipknot". Я такой опа, тыдыщ, надо послушать Slipknot, понять, покатит-не покатит.

- Получается, что вы смотрите на это как на детский сад, который приносит вам деньги?

- Да нет, я "Ультру" слушаю с большой любовью. Когда за полночь в изнеможении я выхожу с работы и сажусь в машину, я включаю "Ультру", и она питает меня адреналином. Некоторые бизнесмены говорят: "Бизнес везде одинаковый, я могу и колбасное производство освоить, могу телевизоры, могу станки, могу музыку, мне безразлично". Вот у меня точно не так. Я бы никогда в жизни не смог выпускать станки или колбасу. Я и не хочу жизнь тратить на это. Тут самый кайф-то не в деньгах, а в творческой части. Настоящий музыкальный бизнес строится на людях, которые поют потому, что они не могут не петь, их прям колбасит, они хотят спеть, они с Богом разговаривают напрямую. И в этом - самое главное чудо этого бизнеса.