В издательстве "Симпозиум" вышел роман Питера Хега "Условно пригодные" (1993). Датский писатель - а также литературовед, профессиональный танцор, альпинист, моряк, актер и путешественник, - десять лет назад вызвавший на Западе огромную волну интереса к Скандинавии, переведенный более чем на тридцать языков, в России почти не известен. До появления "Условно пригодных" на русском издавалась только одна его книга - "Смилла и ее чувство снега", в которой жительница Копенгагена, нервная фру бальзаковского возраста, детство проведшая в гренландских льдах среди моржей и эскимосов, расследует обстоятельства гибели соседского мальчика-гренландца.
Роман "Смилла", из чистого кокетства притворявшийся детективом, на самом деле абсурдная и агрессивная рефлексия одинокой женщины и тоскливые воспоминания эскимоса, навсегда запертого в клетку мегаполиса ("Вдыхая запах жженого угля и медвежьей шкуры, я подхожу к груди, ослепительно белой, с большим нежно-розовым соском. Оттуда я пью immuk, молоко моей матери".) В книге практически нет глаголов прошедшего и будущего времени, свою героиню Хег погрузил в бесконечное настоящее ("я иду", "я вижу", "я спрашиваю", "я не верю") - ведь у гренландских эскимосов жизнь измеряется не временем, а шагами и привалами.
Роман "Условно пригодные", написанный через год после "Смиллы", тоже лишь мимикрирует под детектив - на самом деле это философская притча про уродов и людей. Люди (ученики специальной школы для умственно отсталых и трудно воспитуемых детей) пытаются раскрыть жестокий План уродов (взрослых), которые не то занимаются выведением новой расы сверхлюдей, не то конструируют некую тоталитарную гармонию, превращая человека в счастливого робота.
Вместе с псевдодетективным сюжетом в следующий роман переместилась из "Смиллы" и проблема Времени. В "Условно пригодных" Время разрастается до центрального концепта, мешая героям жить и дышать. Описанию всевозможных часовых механизмов и истории часового дела в книге посвящены целые главы. Выдержки из философских трудов о природе времени нагло вклиниваются в сюжет, разрывая повествование, превращая его в горстку разноцветных лоскутков. "Что такое время?", "Есть ли оно вообще?", "Почему мы должны ему подчиняться?" - каждый из этих вопросов постоянно повторяется в книге, шепотом или с надрывом, в истерике или во сне. И с каждым разом думать над ответом хочется все меньше. Умственно отсталые дети, задающие такие вопросы, не вызывают ни интереса, не доверия. Их попугаичья настойчивость раздражает. Впрочем, они спрашивают взрослых и о другом: "А вы бьете своих детей?", "А вы могли бы нормально жить, если бы ваш папа повесился?". Взрослым не жалко детей, в ответ они только трусливо вздрагивают. И читатель их поймет: маленькие пустоглазые марионетки действительно могут испугать, но жалость вызывать не способны.
"Условно пригодные" - роман-разочарование. Если "Смилла" напоминала прекрасно отлаженный, но хрупкий и таинственный механизм дамских часиков, то следующая книга скорее похожа на будильник, издающий пронзительный писк через каждые пять минут. Что заставило Хега, который раньше так ловко избегал однозначных суждений, с помощью полунамека заставлял читателя содрогаться от ужаса и умел просто молчать, если не было нужных слов, - что заставило его наброситься на читателя с приторными назиданиями и истошными воплями о неправильном общественном устройстве, остается единственной загадкой в книге. Остальные писатель раскрыл на первых же страницах.
