Сорок лет назад, 1 декабря 1962 года, в Манеже на выставке, посвященной 30-летию МОСХа, Никита Сергеевич Хрущев добавил к собранию своих афоризмов еще один. "Осел хвостом машет лучше", - произнес он, ткнув пальцем в одну из картин, а затем устроил страшный разнос всем художникам, которых эйфория оттепели заставила на время забыть о существовании соцреализма. Организаторы нынешней, седьмой, ярмарки "Арт-Манеж" решили не проходить мимо этой памятной даты и напомнить всем, что в Манеже творились и творятся нешуточные дела.
Мемориал на антресолях
Никогда еще "Арт-Манеж" не был так подчеркнуто риторичен. Как будто руководство ярмарки хотело навсегда откреститься от принципа "купил место - выставляй что хочешь", которого более или менее явно придерживалось в предшествующие годы. В этот раз галеристам и кураторам позволили выставлять живопись и только живопись. На первый взгляд это выглядит неожиданной дискриминацией по отношению к многочисленным видам и подвидам современного искусства (чем, спрашивается, провинился видео-арт?). Но у этого предпочтения есть весьма прагматические основания. Цель ярмарки - заставить людей больше покупать. Что купят скорее: арт-объект, который верещит электронным голосом, или картину? Разумеется, картину - надежду и опору арт-рынка.
Но чтобы никто не решил, что Манеж - это место банального арт-шопинга, антресольный этаж целиком отдали под спецпроект "Манеж: 40 лет нонконформистского искусства". Конечно, считать датой рождения нонконформизма 1962 год странно хотя бы потому, что и до злополучной выставки существовало искусство, никак не согласующееся с официальными советскими канонами. Выбор произведений для выставки подтвердил общеизвестный факт, что все лучшее "другое искусство" сегодня украшает другие, отнюдь не наши, собрания. Нам же приходится довольствоваться тем, что осталось после иностранных закупок, совершенных на волне "русского бума". Но, так или иначе, "40 лет нонконформизма", то есть 130 произведений художников советского андерграунда - Франсиско Инфантэ, Льва Кропивницкого, Ильи Кабакова (каждый, кто хоть сколько-нибудь интересовался "другим искусством", без труда продолжит этот список), - не позволяли относиться к ярмарке как к легкомысленной прогулке и заставляли искать во всем отзвуки героического прошлого.
Абстракцию -. в массы
Как тут опять не вспомнить Хрущева? Свидетели событий тех лет сохранили для нас рассказ о том, как через пару месяцев после злополучной выставки генсек делился с "товарищами" впечатлениями от русской природы: "Только посмотрите на эти ели, на снежинки, блестящие в лучах солнца! Как прекрасно все это! И теперь модернисты, абстракционисты хотят нарисовать эти ели вверх ногами!" Прошло сорок лет, и можно сказать, что сегодня только так и принято писать ели и все остальное. Причем речь в данном случае идет вовсе не о произведениях мастеров-новаторов и реформаторов изобразительного языка, а о живописи, что называется, "салонной", то есть изначально вторичной, поверхностной и рассчитанной на обывательские вкусы.
Казалось, что в этой сфере всегда будет царить реалистическая сладость - портреты "под передвижников", пейзажи "под Юона", букеты сирени "под Кончаловского" и т. п. Ан нет: большая часть этого самого "салона", которым изобилует и нынешняя ярмарка, сплошь в разноцветных геометрических фигурах и разводах, и портреты там "под Пикассо", натюрморты "под Матисса", пейзажи "под Шагала". Так что абстракция и все прочие "антинародные" отклонения от реализма пошли в массы, превратились в мейнстрим и теперь являются необходимым предметом в джентльменском наборе художника, приписанного к департаменту современного искусства.
Живопись плюс
Что же касается живописи, на которую интересно смотреть, то с ней происходит вот что. Похоже, ей, живописи, стали тесны рамки традиционной картины и она стремится примкнуть к "искусствам действия" - к хепенингу, перформансу.
Судите сами. Главными приглашенными знаменитостями нынешнего "Арт-Манежа" были китайцы из Чикаго братья Чу. Эти Чу выставляются сейчас по всему белу свету, вместе с Ильей Кабаковым ведут мастер-класс в Академии искусств в Зальцбурге. Работают они преимущественно в абстрактной манере, пишут этакие фигуры-кляксы, напоминающие не то увеличенные микроорганизмы, не то зародыши иероглифов - в общем какие-то протоформы. Ими они и заполняют поверхности любых размеров, включая то гигантское полотно, которое протянулось поперек Манежа. При виде такого размаха у многих посетителей как-то сам собой возник совсем не возвышенный вопрос: как это произведение растаможивали, когда везли на выставку? "А его и не растаможивали, - отвечали братья Чу, - мы его прямо здесь написали". Да это же продолжение "живописного перформанса!" - тут же смекнули те, кто помнил, что в 2000 году именно братьев Чу пригласили на Экономический форум в Давос, чтобы те явили сильным мира сего акт сотворения живописи, создав картину прямо у них на глазах.
Другой "живописный перформанс" разворачивался у стенда галереи "Эксперт". Там у художников собирали автографы - предлагали на натянутом полотне сотворить картину и, главное, - подпись. Художники, в том числе те, чьи картины были выставлены на антресолях Манежа, в кои-то веки получили возможность раздавать автографы, как другие знаменитости, а галерея заработала новые единицы хранения.
И даже многие из тех полотен, которые не принимали непосредственного участия в каком-либо представлении, все равно являли собой сплав живописи и действия. Например, очень популярные сегодня живописные циклы или серии картин, в которых действие может длиться, переходя из одного "кадра" в другой. А вот пейзажи Николая Полисского - они же по совместительству и хроника его свершений на бескрайних просторах лэнд-арта. И даже в отдельных полотнах Валерия Кошлякова (его выставили сразу несколько галерей, очевидно, сочтя "образцовым живописцем" современности) заметно стремление отображать не столько объект, сколько процесс его вылупления из живописного хаоса.
Возможно, напоминание о свершениях нонконформизма способно послужить дополнительным импульсом для поиска новых путей в современном искусстве. Но хочется верить, что новое способно рождаться не только из сопротивления партийному мракобесию и противостояния художника и власти. Иначе ради блага художественного процесса придется время от времени реанимировать какого-нибудь любителя указывать художникам, как следует писать картины. Впрочем, зачем кого-то реанимировать? Рынок современного искусства, на создание которого сегодня у нас брошены лучшие силы, в деле давления на художника сможет рано или поздно составить конкуренцию самому Хрущеву.
