Прошло три года после победы Путина на выборах. После почти десяти лет потрясений и преобразований страна вошла в период относительного спокойствия. Президент добился этого, окоротив в самом начале своего пребывания на посту губернаторов, разобравшись с самыми вызывающими случаями регионального самоуправства и олигархическими претензиями на особый статус.
Однако последнее время достаточно часто стал обсуждаться вопрос, какой период мы сейчас переживаем - застоя или стабилизации? Чтобы ответить на него, надо ответить на более общий вопрос: в какую эпоху мы живем? Потому что стабилизация - это период между одним революционным подъемом и другим, а застой - это завершение целой исторической эпохи. Если брать примеры из нашей недавней истории, то стабилизация была при нэпе, когда страна готовилась к очередному историческому рывку, а застой при Брежневе, когда элита ощущала, что находится в тупике. При том что страна достаточно динамично развивалась.
Ползком к "великому перелому"
Уже стало общим местом утверждение, что в 1991 году Россия пережила революцию (или контрреволюцию). Как кому нравится. Но произошел коренной перелом в общественных отношениях и, главное - в отношениях собственности, что, согласно классическим определениям революции, и является ее основным признаком.
Что происходит в период революции и сразу после нее с государством? Первое и главное - разрушается старый государственный аппарат во всех своих ипостасях. Это происходит не потому, что он абстрактно плох, а потому, что он, во-первых, деморализован революцией, а во-вторых, не приспособлен для решения тех задач, которые возникают в ходе революции. Причем речь идет не об отдельных людях, которые вполне могут найти себе место в новых структурах, а об аппарате как таковом.
Вот почему Ленин еще до прихода к власти поставил перед своей партией задачу - сломать старый государственный аппарат. И делал это последовательно и неуклонно. И в отношении аппарата правительства, и в отношении армии и полиции. Хотя он же при создании и нового государственного аппарата, и армии, и той же полиции вовсю использовал буржуазных специалистов. Но в новых структурах был новый смысл и новая ментальность. Надо заметить, что аналогичное происходило и во время Великой французской революции, и во время английской. То есть речь идет об общей закономерности.
Отличие последней, 1991 года, русской революции от описываемых аналогов заключается в ее "ползучем" характере. Революционные задачи решались не сразу все, а по мере возникновения. Отношения собственности в ходе последней революции были в основном решены достаточно быстро на первом этапе - в 1991.1997 годах. И преобразованной собственностью управляют новые люди, которые используют старых социалистических специалистов в новом контексте. В то же время государственный аппарат, армия и полиция при всех внешних изменениях сохранили старый характер, что еще более подчеркивается сохранением за ними старой советской символики. Тогда как в 1917 году были разрушены и воссозданы в новом виде и отношения собственности, и госаппарат, и армия, и полиция, и, наконец, символы системы. И только спустя более чем двадцать лет после революции, когда новая советская элита перестала бояться воспоминаний о прошлом, она решилась частично вернуться к старым символам. Например, к офицерским погонам.
Это с одной стороны, а с другой - надо вспомнить, что после бурных трех первых лет революции, в 1920 году, наступил нэп, который значительная часть новой постреволюционной элиты воспринимала как застой. Потому что ей казалось, что задачи, которые ставила перед собой та революция, не то что не выполнены, а подвергаются сомнению или забываются. В то время как Ленин, который понимал больше многих своих соратников, убеждал их, что это только передышка. И действительно во время нэпа произошла консолидация новой элиты, окончательное оформление государственного аппарата, армии и полиции. И только через десять лет после революции настал "великий перелом", когда, опираясь на вновь созданные структуры, Сталин смог поставить перед страной и элитой новые задачи.
Если прибегать к этим аналогиям, то сейчас мы переживаем стабилизацию. Отдыхаем после первого революционного рывка, сосредоточиваемся перед "великим переломом". Проблема в том, произойдет ли это стихийно, как кризис, или с осознанием наступающего этапа, с готовностью граждан и элит к грядущим переменам.
О пользе дискуссий
Следует отметить, что указанные изменения в состоянии страны в годы нэпа произошли не сами по себе. Они не были результатом стихийных процессов. Одной из особенностей постреволюционного периода в двадцатые годы была исключительно напряженная интеллектуальная жизнь - в ее рамках интенсивно обсуждались будущее страны и пути его достижения. Обсуждались в первую очередь в партии, но не только в ней. Интеллектуальная сила дискуссии, бесспорно, обострялась, потому что победа или поражение в дискуссии, как заметил один английский политолог, означали жизнь или смерть. Попутно можем вспомнить историю дискуссий на средневековых соборах и чем это обернулось для Яна Гуса или Джордано Бруно.
Вслед за такими дискуссиями наступали крупнейшие перемены. Так случилось и в СССР. Именно результатом этих обсуждений стал тот бесспорный модернизационный скачок, который совершила страна уже в тридцатые годы. Кроме того, эта дискуссия способствовала окончательному формированию ядра новой элиты, которая возглавила страну на много лет вперед. Формированию и интеллектуальному, и волевому. Причем элиты не только политической, но и научной и гуманитарной.
Казалось бы, какие уроки можно извлечь ныне из тех далеких лет? Учитывая разницу во всем - и в обществе, и в элите, и просто во времени. Для того чтобы ответить на вопрос, надо понять, чего не хватает стране для "великого перелома" и модернизационного скачка в нынешних условиях демократии, пусть даже такой относительной, как сейчас в России.
И первое, что бросается в глаза, - это отсутствие интеллектуального накала в дискуссиях о будущем России, а следовательно, и о стратегии ее развития. А по большому счету дискуссий вообще нет. В первую очередь в элите. Нельзя же считать, что свара между премьером и министрами по поводу очередного варианта налоговой реформы - следствие глубоких размышлений о судьбах России. В это верится с трудом, хотя бы потому, что никто из спорящих не предъявил общественности стратегию развития страны, связанную, например, с тем или иным вариантом налоговой системы. В еще большей мере это касается и реформы образования, которая проводится сейчас. Потому что, не ответив на вопрос, в какой стране мы будем жить через 20 лет, невозможно обсуждать ни проблемы образования, которое дает плоды как раз в эти сроки, ни налоговую систему, которая формирует финансовую основу системы образования.
Стоит вспомнить, что далеко не только советские лидеры предъявляли стране образ будущего. Вспомним хотя бы американские лозунги разных лет: "новый курс", "общество благосостояния", "общество равных возможностей", вокруг которых формулировались и конкретные программы. В том числе и налоговые, и образовательные.
Отсутствующий образ будущего
Итак, первое, чего не хватает стране, - это образа будущего и стратегии его достижения. В целом и в возможных деталях. Ясно, что не народ создает образ и стратегию. Он может и должен участвовать в их обсуждении. Их не может создать и один президент. Этим должна заниматься ответственная элита. И это второе, чего не хватает стране. Потому что ответственная элита давно бы озаботилась проблемой будущего страны. Если сравнивать, скажем, революцию 1917 года и французскую, то в последней во время стабилизации (период Директории) элита, вместо того чтобы задуматься о перспективах страны, занималась ее обворовыванием. Кончилось все диктатурой Наполеона и целым столетием революционных потрясений. Потому что страна никак не могла завершить необходимые преобразования. Элиту занимали другие проблемы.
А что до недопреобразованных государственного аппарата, армии и полиции, то нужно заметить, что без образа и стратегии их тоже невозможно реформировать. Потому что непонятно, для какой страны они нужны. Когда Ленин и его соратники вначале разрушали все эти институты старого общества, а затем создавали новые, они худо-бедно понимали, под какие задачи они это делают.
Элита - это не только "олигархи", и не может она обсуждать проблемы страны в ресторанах или даже в РСПП. Во всем демократическом мире площадками для таких обсуждений являются парламенты и политические партии. И это еще одна проблема современной России. Интеллектуальный багаж каждой из современных российских партий ограничивается одной.двумя персонами. Их всех можно пересчитать по пальцам. Интеллектуальная жизнь в партиях не развивается и не поощряется. Неудобно даже сравнивать, скажем, кадровый состав руководства современных и дореволюционных российских партий - от кадетов до большевиков. Так же как и уровень их теоретических изысканий.
Заметим, что в начале прошлого века практически все партии в той или иной мере жили и работали на пожертвования крупного российского бизнеса. А современный российский бизнес если и поддерживает партии, то только на время предвыборной борьбы за места лоббистов в Государственной думе. Один голый пиар и мелочное лоббирование своих интересов. Парламент из трибуны для представления общественных интересов и интеллектуального соперничества лидеров нации стал местом отстоя.
Возвращаясь к вопросу, с которого мы начали эту статью - стабилизация или застой? - мы отвечаем: стабилизация. Другое дело, что, судя по опросам общественного мнения, поведению элиты и самого президента, передышка закончилась. Пора создавать новый образ страны. Проблема только в том, кто будет это делать. Ясно, что без серьезного обновления политической системы это невозможно. Так же как и без увеличения роли парламента и политических партий в политической жизни страны. Без разработки образа будущего страны и стратегии ее достижения. Без политической воли по их реализации. Без экономического роста, который не является темой этой статьи, но без которого все предшествующие пункты - чистая маниловщина.
