Народ - не урбанизированный, не модернизированный и пр. - не знает противопоставления работа-отдых. Он знает противопоставление работа-праздность. От нужного раздела "Пословиц русского народа" может сложиться впечатление, что лень и безделье любимы народом несопоставимо более труда, а лентяи вообще талантливее работяг. Пословицы, славящие труд или хотя бы провозглашающие его необходимость - моральную ли, практическую, - в количественном и, что еще обиднее, в качественном загоне: почти все они плоски и вялы. Иное дело пословицы обратного наклонения, там - перл на перле. Он в святцы не глядит, ему душа праздники сказывает. Сем-пересем, и день перешел. Или издавна мною любимая: Спи да лежи, государь денежки пришлет, а не пришлет, так и нас не сыщет. Или только сегодня меня восхитившее: Около (то есть как-нибудь, наскоро) помолимся...
Упомянутое впечатление будет ложным. Людям, сложившим эти пословицы, и людям, их повторявшим, незачем было напоминать себе и друг другу, что работа есть полный, стопроцентный синоним выживания. Каждый знал сызмала: как потопаешь, так и полопаешь, - стоило ли об этом много говорить? Люди, в сколько-нибудь полном смысле слова праздные, были немногочисленны, но остальным дозволялось помечтать. В том, что намаявшийся на пахоте человек иронически вздохнет: Хорошо на печи пахать, да заворачивать круто, - и завзятый ханжа не усмотрит ничего зазорного.
Обратившись к временам не столь отдаленным и к людям не столь патриархальным, мы обнаружим, что отношение к безделью, к "не-работе" становится гораздо более жестким. Как ни странно, это вызвано заметным снижением значимости непрерывного труда. В средних и верхних слоях горожан вкалывать от восхода до заката вовсе не было необходимым условием физического выживания - хватало куда более скромных усилий. Зато "излишний", поверх выживания, труд стал давать возможность значимых перемещений по шкале преуспеяния. Лентяев в европейском городе XIX века вряд ли было меньше, чем в старой русской деревне, а уж времени, проводимого людьми в праздности, там точно стало больше, но такого времени начали стыдиться: оно означало дерзкое отклонение от общепринятых ценностей. Индивидуумы, в которых леность была сильнее и жадности, и тщеславия, прямо понуждались к лицемерию.
Вот очень типичное наблюдение Ф. Ницше: "Современное общество заражено американизмом: есть что-то дикое в той алчности, которая характеризует современных американцев и все в большей степени заражает современную Европу. Все чаще встречается тип человека, поглощенного всецело денежными делами: в погоне за наживой он не знает покоя, он стыдится отдыха, испытывает угрызения совести, когда мысль отвлекает его от текущих забот дня. В отношениях между людьми господствует деловитость; мы разучились радоваться жизни; мы считаем за добродетель 'сделать возможно больше в возможно меньшее время'. Тратя время на прогулку, беседу с друзьями или на наслаждение искусством, мы уже находим нужным оправдываться 'потребностями гигиены'". (Только не спрашивайте меня, как эта тирада согласуется с другим известным афоризмом моржеусого философа: "Большинство людей слишком глупы, чтобы быть корыстными". Я-то надеюсь, что знаю, но поручиться не могу. У него спросите.)74
Между тем такой взгляд - не важно, искренний или нет - на труд и праздность осмыслен только при незыблемости прямой связи между временем, отданным работе, и полученным результатом. Стало быть, в отношении к труду не рутинному, не полу- или совсем механическому, а творческому разговор о постыдности "пустой траты времени" становится свидетельством не столько уже лицемерия, сколько глупости говорящего.
Разумные люди прекрасно понимали это даже и в самые неколебимо-буржуазные эпохи. Известна следующая поучительная история. Уходя как-то позже обычного из своего института, Э. Резерфорд заметил свет в одной из лабораторий, зашел и спросил находившегося там сотрудника: "Что вы здесь делаете так поздно?" - "Я всегда работаю допоздна". - "А почему вы не работаете с утра?" - "Что вы, профессор, я приступаю к работе не позже девяти!" - "Каждый день - с утра до ночи?" - "Конечно". - "А по выходным?" - "И по выходным". - "Черт побери, когда же вы думаете?"
У людей творческих стала складываться полярная обычной (буржуазной или, если угодно, мещанской) точка зрения на "термопару" труд-отдых. С. Т. Рихтер любил говорить, что в среднем занимается на рояле не более трех часов в сутки, что было очевидной и для самого великого пианиста, и для его собеседников неправдой. Смысл воинственной литоты ясен: для человека творящего труд в узком смысле слова, "стояние за верстаком", теряет исключительную важность, становясь чуть ли не второстепенным элементом труда вообще. В эти часы происходит лишь сбор урожая, посеянного и выращенного в ходе других занятий, на сторонний взгляд, возможно, кажущихся и "отдыхом".
В наши дни, когда растет и ширится "экономика знаний", для все большего числа людей становится значимой творческая составляющая их работы. Поэтому - вполне независимо от их личных интенций, просто из-за отмеченной Резерфордом необходимости иногда еще и думать - в жизни все большего числа людей все большую роль играет отдых. Если бы сегодня больше читали В. И. Даля, мы наблюдали бы резкий рост частоты использования блистательных пословиц о праздности. Но Даль, увы, не слишком популярен - и о названном мною явлении вместо пословиц свидетельствует наблюдаемый по всему миру фантастический бум всех разновидностей рекреационного бизнеса. Об этом же свидетельствует двухнедельный перерыв, на который через несколько часов разойдется редакция журнала "Эксперт". Согласитесь: нам - да и вам - есть о чем подумать.
