Владимир Путин ведет свою предвыборную кампанию на фоне острого конфликта власти и крупного бизнеса ("дело ЮКОСа") - и явно выигрывает. Что дальше предпримет президент? Ограничится ли он мартом 2004 года и выяснением отношений с опальным олигархом или нацелится на системные изменения российской экономики? Как выглядит сейчас и как сложится в ближайшее время конфигурация основных игроков экономической сцены? Что за причудливый капитализм с российской спецификой мы строим? Кто, в конце концов, будет удваивать ВВП и в какой стране?
Эти вопросы в конце прошлого года обсудили на "круглом столе", организованном аналитическим центром "Эксперт". В нем приняли участие Андрей Белоусов, руководитель Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования РАН; Андрей Бугров, зампред правления холдинговой компании "Интеррос"; Михаил Мошиашвили, председатель совета директоров Объединенной финансовой группы; Александр Музыкантский, министр правительства Москвы; Алексей Родзянко, председатель правления "Дойче Банк Москва"; Борис Титов, председатель правления группы "Интерхимпром"; Игорь Юргенс, вице-президент РСПП; Евгений Юрьев, президент инвестиционной группы "Атон"; Евгений Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики. Вел "круглый стол" Александр Шохин, председатель наблюдательного совета инвестиционной группы "Ренессанс Капитал".
Какие выводы сделали участники "круглого стола"
- В России появился слой быстро растущих средних компаний, определяющих хорошую промышленную динамику страны. Эти компании стали испытывать острый дефицит ресурсов, мешающий развитию, и, если государство не предложит им эффективного сотрудничества, они либо интегрируются в западную экономику, либо станут активным проводником левых идей.
- В государстве между тем наряду с развитием частного бизнеса укрепляется авторитаризм. Есть риск, что на этой основе сформируется специфический неформальный госкапитализм: работайте себе, но деньги несите. Олигархическая модель будет сохранена с заменой строптивых олигархов на лояльных. Этим сотрудничество бизнеса и власти и исчерпается.
- К 2006 году станет ясно, что в условиях однопартийной системы, подконтрольного бизнеса и усиления бюрократии административная реформа невозможна. Этим может воспользоваться силовая корпорация во власти, вменив в вину президенту неисполнение обязательств и потребовав более сильную фигуру.
- Впрочем, авторитарная власть, установив наконец баланс сил с крупным бизнесом, может преисполниться демократических ценностей и начать кропотливую работу по их рассаждению. Решать Путину.
- Продажа крупных пакетов ведущих российских корпораций стратегическим инвесторам интегрирует Россию в глобальную экономику. Это удешевляет для нас привлекаемый капитал, но ведет к снижению темпов промышленного роста. Поэтому следует обсудить возможность регламентации подобных сделок государственными актами.
Новый предпринимательский слой и "турецкий" госкапитализм
По мнению Андрея Белоусова, для российской экономической системы наступил переломный момент. За прошедшие после дефолта пять лет на хозяйственной авансцене помимо крупных сырьевых экспорториентированных корпораций появился круг - около тысячи - компаний второго эшелона. Это средние по размерам компании, ориентирующиеся на внутренний рынок, действующие в конкурентной среде и демонстрирующие высокие темпы роста. Но сейчас этот энергичный бизнес начал сталкиваться с серьезными ресурсными ограничениями: в отличие от крупных корпораций у них нет возможности мобилизовывать инвестиции, им не хватает мощи на инновации, они испытывают кадровый голод. Другая угроза для этого слоя - инфильтрация в наше экономическое пространство западных компаний, несущих новые условия конкуренции. И если привычную ценовую конкуренцию наши за счет эффективности еще бы выдержали, то ту, что связана с инновациями, - не потянут.
Андрей Белоусов: "Государственная экономическая политика - в создании условий для развития там, где его субъект, средний бизнес, буквально заряжен бурным ростом"
Андрей Белоусов: "Вопрос стоит чрезвычайно остро: сможет ли власть предложить что-то этому слою? Если нет, то мы получим очень быструю его сегментацию. Часть сумеет уйти на мировые рынки капитала и интегрируется с международными западными компаниями. Другая часть начнет интенсифицировать требования к государству по защите внутреннего рынка, идеологическим подкреплением чего станут левые идеи. В целом же пассивность государства будет означать, что проект модернизации отечественной экономики не удался.
Активная же государственная экономическая политика состоит в создании условий для форсированного развития там, где субъект, средний бизнес, буквально заряжен этим развитием. Они привыкли к росту, хотят расти, их рынки растут, а ресурсное пространство для развития закончилось. Значит, нужно создание дружелюбной инфраструктуры для них, нужен ряд конкретных - в американском смысле - государственных инициатив, которые смогут решить проблему доступа растущего среднего предпринимательского слоя к ресурсам".
Однако, по мнению Евгения Ясина, этому новому слою может быть предложен еще один вариант взаимодействия с властью: подчинение, лояльность, беспрекословное согласие с поборами. "Так называемые олигархи были первым этапом развития российского капитализма. Россия имела конкурентоспособное сырье, и те люди, которые захватывали его добычу, приобрели контроль над экономикой. Сейчас разворачивается второй этап - попытка государства и бюрократии вернуть позиции. Будущий третий этап - рыночный конкурентный капитализм. Точнее, это будет смешанная экономика, где свободная конкуренция сосуществует с крупными корпорациями, которые будут делить рынки. И без крупных корпораций серьезной экономики не будет, это мы должны понимать. Опасность в том, что второй этап может воспрепятствовать развитию третьего, и у нас сложится, по одному меткому определению, 'турецкая' модель, когда вся экономика частная, но командует генеральный штаб. Мол, пускай они работают, но только деньги несут".
Андрей Бугров: "Корпорации идут к международным стандартам открытости, а государственные службы продолжают работать по принципу черного ящика. Там тоже нужны реформы"
Александр Шохин: "Похоже, это какой-то новый, неформализованный госкапитализм. Частные корпорации, государство вышло из капитала, но лояльность - политическую, экономическую, любую - извольте соблюдать. Нет - тогда не контрольный пакет вступает в силу, а 'басманное правосудие' или другие подобные технологии".
Политэкономия конфликта
Игорь Юргенс считает, что для нынешнего конфликта крупного бизнеса (ЮКОС - его персонификация) и власти нет никакой экономической основы, проблема исключительно в политике и коррупции. "От олигархического капитализма мы начали активно продвигаться к идеологии рыночного конкурентного капитализма - этического бизнеса, цивилизованного финансирования политики, социальной ответственности, борьбы с коррупцией. И общество нормально на это реагировало, ведь к моменту 'дела ЮКОСа' в стране не было ни одной забастовки в течение года, третий год подряд на пятнадцать процентов росли реальные доходы. И тут в начале 2003 года нам сказали: мол, начинается политическая кампания по выборам, вы, конечно, неплохие ребята в РСПП, мы вас не так уж и ненавидим, но предупреждаем, что другого жупела, кроме антиолигархизма, для въезда в Кремль и Думу нет, коммунисты-то и Чечня отпали, придется разыгрывать антиолигархическую модель. Другой резон - заинтересованность в коррупции: ведь фактически перевели стрелки с тридцати шести миллиардов долларов ежегодных взяток на три-семь миллиардов долларов в год природной ренты".
Евгений Ясин: "Опасность в том, что у нас сложится 'турецкая' модель, когда вся экономика частная, но командует генеральный штаб. Мол, пускай работают, но только деньги несут"
Прогноз г-на Юргенса достаточно мрачен. "Произойдет следующее: моноцентричная модель, однопартийная, усилившая бюрократию, с которой, кстати, Путин был преисполнен решимости бороться, погубит Россию. Сейчас потребность в административной реформе обострилась, но теперь ей противостоит вновь появившаяся огромная партия, которая, наоборот, будет требовать постов. К 2006-му мы все еще будем пробуксовывать, потому что к тому моменту еще не сформируется правительство, которое смогло бы, используя Путина (если он согласится, конечно), продавить это все через Думу. А оппозиции нет, бизнес построен и загнан в свою нишу, то есть стимулов никаких. И тогда году в 2006-м силовая корпорация рискнет сказать: а ведь не справился президент, потому что он не наш, он вообще зам Собчака, реформатора этого, которого мы поганой метлой хотели... Поэтому нам нужен более твердый человек. И найдут".
Евгений Юрьев свою аналитику начал с очень сильного, хотя и немного абстрактного постулата: стране очень вредны чеболи. Далее г-н Юрьев предложил смелый парадокс: "Предположим, что у Путина и его силовиков самые либеральные взгляды и самые добрые намерения по отношению к свободному рыночному капитализму. Могли ли они иным способом развернуть страну от чеболей?" Нет, отвечает сам себе г-н Юрьев: "Крупный бизнес, приобретя активы в результате приватизации, был куда более силен экономически, чем власть. Парламентский ресурс тоже был под большим вопросом. Более того, думские выборы, не будь событий с ЮКОСом, могли бы иначе закончиться. То есть единственный ресурс, который оставался у власти, - административный. И он сработал. Теперь политический ресурс восстановлен, пройдет налоговая реформа в сырьевой области, и восстановится экономический паритет. Ситуация стабилизируется".
Александр Шохин: "Власть должна взять заказ от среднего промышленного слоя на конкурентное устройство экономики, тогда она смогла бы стать гарантом экономических свобод"
Рассуждения Александра Музыкантского тоже в политической плоскости, он не столь пессимистичен, как г-н Юргенс, но и не так радужно настроен, как г-н Юрьев. Его главная мысль: в стране наступил авторитаризм, но у нас есть шанс. "У нас складывается общество, основывающееся на частной собственности и авторитарном режиме. По мнению Збигнева Бжезинского, авторитарный режим отличается от тоталитарного тем, что первый может реформироваться, эволюционировать, второй - никогда. Главная опасность авторитарного режима - это скатывание его в тоталитаризм. Зато здесь не на кого свалить ответственность, ведь все сосредоточено в одних руках, пожалуйста, работайте, предъявите результат. И весь вопрос в том, будет ли кому через четыре года спросить за результат. Если да, то есть надежда на эволюцию в цивилизованном направлении. Главный позитивный результат случившегося в том, что мы поняли: нельзя ввести демократию в стране по указу, для этого нужен опыт. Просто так на чистом листе не получилось ни в 1917 году в феврале, ни у нас в 1991 году. Точно так же невозможно взять и нарисовать современную рыночную экономику - без законодательства, без выработанной несколькими поколениями привычки к труду, к накоплению. Надо признать, что впереди большой, огромный путь".
Михаил Мошиашвили: "Продажу крупных пакетов стратегическому иностранному инвестору, возможно, надо утверждать постановлением правительства или решением парламента"
Сходную точку зрения высказал Борис Титов, правда, угрозу тоталитаризма он оценивает как незначительную, "потому что партия 'Единая Россия' сегодня представляет самую правую часть Думы, а она в большинстве. Но нам нужно начинать кропотливую ежедневную работу по строительству нового капиталистического рыночного общества. Да, мы думали, что мы уже встали на этот путь, оказалось, что нет, не вышло, надо заново начинать эту работу".
Иной, сугубо экономической позиции придерживается Михаил Мошиашвили. Он обращает внимание на два обстоятельства. Первое. Вовсе не очевидно, что прирост капитализации крупнейших компаний - исключительно результат менеджерских усилий их собственников-олигархов, существует точка зрения, что это в значительной степени заслуга советских поколений. Второе обстоятельство: все проблемы начались с прихода западных стратегических инвесторов и с приблизившейся перспективой интеграции российских корпораций в мирохозяйственные связи.
"Все обострилось, когда появилась тема ликвидности. Кто-то успел проскочить (ТНК-BP), но с этого момента берет отсчет новая тенденция. Сегодня абсолютно ясно, что ликвидность активов, приобретенных в ходе приватизации, может прийти только с Запада. Да, мы получаем дешевый капитал стратегических инвесторов, но вместе с ним и характерные для западной экономики темпы роста. Является ли глобализация для России сегодня безусловным благом? Не факт. Более того, большинство предпринимателей, которые мне известны, способны и готовы платить повышенную стоимость капитала, для них важнее темпы роста. В чем суть выбора между стоимостью капитала и темпами роста? Да очень просто: стоимость капитала волнует не более чем двадцать-тридцать корпораций. А объем инвестиций и темпы роста - это то, что волнует миллионы людей в стране. Именно поэтому общество объективно более заинтересовано в повышенных темпах роста, пусть даже с учетом повышенной стоимости капитала, чем наоборот.
Игорь Юргенс: "Моноцентричная модель, однопартийная, бюрократическая, с которой Путин был намерен бороться, погубит Россию. И тогда силовая корпорация скажет: он не справился"
Вот почему никого не беспокоит IPO, ведь вы никогда не выйдете из контрольного пакета акций при помощи IPO, это просто невозможно, портфельные инвесторы не располагают таким объемом ликвидности, который позволил бы контрольному акционеру крупной промышленной корпорации выйти из капитала. Но как только речь заходит о стратегической продаже, о курсе на глобализацию российской экономики, вот здесь начинаются проблемы".
Что же предлагает г-н Мошиашвили? "Да, как инструмент привлечения капитала западные инвестиции нужны. Но как инструмент управления промышленными объектами - неочевидно. Поэтому продажу крупного пакета стратегическому иностранному инвестору следует утверждать либо постановлением правительства, либо решением парламента. Никаких ограничений на ликвидность тех активов, которые вам принадлежат, быть не может, потому что это уже нарушение принципов частной собственности. Но если государство хочет удержать предпринимателя, который по весьма заниженной, мягко говоря, стоимости получил свои активы, оно говорит: не продавай, а управляй. До тех пор, пока по итогам твоих занятий ты не сможешь претендовать на справедливую стоимость своих активов.
Таким образом, альтернатива не в конкурентном рынке и госкапитализме, а в том, будет ли Россия расти на три-четыре процента в год с привлечением дешевого капитала или ближе к десяти процентам, опираясь на собственные источники инвестиций, в том числе и находящиеся физически не в России. Еще проще: или штаб-квартиры крупнейших компаний находятся у нас в стране и решения принимаются здесь, пусть даже семьдесят пять процентов акций принадлежит портфельным западным инвесторам. Либо наши корпорации становятся филиалами глобальных компаний и их стратегии, темпы роста определяются где-то в другом месте".
Похожую позицию занял Алексей Родзянко, обратив внимание, что вопрос ликвидности особо остро встает тогда, когда речь идет о корпорациях с активами, приобретенными в ходе приватизации. Ведь никто не ставит под вопрос возможность продать, скажем, инвестиционный банк, или, например, компанию "Вимм-Билль-Данн", выстроенную усилиями собственников фактически с нуля. Что же касается выхода из бизнеса, то если бы государство получало налог с таких сделок (сейчас это проблематично, поскольку собственность в основном заведена на офшоры), то проблема была бы решена.
А что же государство?
Евгений Юрьев: "Теперь политический ресурс власти восстановлен, пройдет налоговая реформа в сырьевой области, и восстановится экономический паритет. Ситуация стабилизируется"
Александр Шохин считает, что из-за отсутствия у государства четких регламентов взаимоотношений с бизнесом у нас складывается новый причудливый тип прозрачности: дабы не попасть в тюрьму (под "наезд" налоговой, Минприроды и др.), бизнес склоняется к тому, чтобы ходить к чиновникам и выяснять: мол, ребята, а чего вы, собственно, хотите? А тот излагает: хотим столько-то в такой-то форме.
Андрей Бугров: "Это не прозрачность, а неприкрытый государственный рэкет. И это беспокоит больше всего: если корпоративный сектор стремительно продвигается в сторону открытости, подотчетности, перехода на международные стандарты, то государственные службы как работали по принципу черного ящика, так и продолжают. Там нужны сходные реформы, а этого-то как раз и нет, это вообще закрытая зона, где руководствуются принципом 'пусть ненавидят, лишь бы боялись'".
Что же делать? Г-н Шохин полагает, что самое важное, как ни парадоксально, - не застрять в развитии на нынешнем этапе олигархического капитализма. "Хорошо, есть ограничения на ликвидность, и, если крупные собственники не пытаются выйти за их рамки и согласовывают стратегические сделки с начальством, их не трогают, если нет - их меняют. И мне кажется, что главная опасность состоит в том, что этот причудливый российский госкапитализм будет воспроизводиться".
Александр Музыкантский: "Позитивный результат случившегося в том, что мы поняли: нельзя ввести демократию в стране по указу, для этого нужен опыт, кропотливая работа"
Чтобы этого не произошло, г-н Шохин несколько цинично предлагает использовать "дело ЮКОСа" во благо, дабы его жертва не оказалась напрасной, а послужила, так сказать, на пользу общего дела. "Если бы власть получила заказ от среднего промышленного слоя, от корпорации второго эшелона на конкурентный тип устройства экономики, на равный доступ к ресурсам, на минимизацию политических и административных воздействий, тогда бы власть смогла стать гарантом экономических свобод. В принципе это неплохая модель для интерпретации того, что делается сейчас. У меня впечатление, что власть понимает, что зашла далеко, что она сейчас нуждается в оцивилизовывании, что ли, своих действий. И я считаю, что наша с вами, коллеги, миссия - предложить им: мол, вот, ребята, идеология, давайте. По принципу 'не было бы счастья, да несчастье помогло'".
Что же касается текущего конфликта с крупным бизнесом, то Шохин полагает: нужно безотлагательно разрабатывать правила игры. "Например, бизнесы, созданные государством и с фактически назначенными собственниками. Мы прекрасно понимаем, что все крупнейшие приватизационные конкурсы проводились так, что победители были заранее известны - ну, значит, у государства должно быть 'право первой ночи' при выходе из бизнеса этих людей. По сути дела Путин уже обозначил, что надо советоваться с правительством. Но мы не знаем, с кем советоваться, какая процедура, какие условия надо соблюсти, чтобы не было отказа, и так далее. И это надо проартикулировать публично. Закон ли это будет либо процедура, предполагающая утверждение парламентом, правительством или президентом".
