Владимир Мирзоев, только что ставший главным режиссером Театра имени Станиславского, выпустил в новой должности первый спектакль - "Семеро святых из деревни Брюхо". Пьеса написана букеровским лауреатом Людмилой Улицкой. Сначала этот факт общественность насторожил: слишком сильным было впечатление от предыдущей поставленной в Москве пьесы Улицкой - написанной хроменьким ямбом "Кармен", в которой встречались такие перлы, как "люби хоть негров, хоть раввинов, но только берегись мундиров". Но "Семеро святых" написаны прозой и имеют вполне внятный сюжет - чего еще можно требовать от современной драмы?
Несколько лет назад Мирзоев уже подыскивал театральный вариант для полуподпольной, неофициальной, нутряной российской веры - в камерном спектакле по пьесе Михаила Угарова "Голуби". В его новом спектакле то же исследование потайной религии ведется с куда большим размахом. Женщины деревни Брюхо водят экстатические хороводы, поют странные заклинания и, как богу, верят своей пророчице, святой Дусе. Дуся, которую в шестнадцать лет бросил жених, слегка тронулась умом, потеряла способность передвигаться, зато научилась творить чудеса. Когда в деревню входят красноармейцы, ее дар проявляется во всей силе.
На премьерном спектакле Дусю гениально сыграла Ольга Лапшина. Ей удалось загипнотизировать зал, добившись странной зыбкости своего образа: ее пророчица выглядит то деревенской дурочкой, то святой. Ее голос дрожит и плывет, непривычные интонации превращают слова то ли в бред, то ли в пророчество. Эта жалкая, смешная, глупенькая Дуся, восседающая на высоком кресле, выставив свои беспомощные ноги, временами похожа на убогую юродивую, а порой - на богоматерь, спустившуюся в ад.
К сожалению, во втором акте Лапшиной гораздо меньше, а остальные актеры до ее уровня не дотягивают. Да и история чем дальше к финалу, тем более однозначной становится. По замыслу Улицкой, красноармейцы, войдя в деревню, уличают Дусю в преступлениях против Советской власти (она укрывала дезертира и помогала местному батюшке) и устраивают показательный расстрел. В спектакле эта история выглядит печально похожей на эпизоды типа "партизан в гестапо". Зверства большевиков оказались у Мирзоева точь-в-точь похожи на зверства фашистов.
Но один эпизод останется в памяти навсегда и - наряду с игрой Ольги Лапшиной - обеспечит долгую жизнь спектаклю Мирзоева. В финале семеро расстрелянных святых тянут руки сквозь щели своего надгробия, словно реализуя метафору о зерне, павшем в землю и взошедшем колосом. В этот момент не удержится от вздоха самый убежденный атеист.
