Бывший глава секретной израильской службы контрразведки и внутренней безопасности (сокращенно Шабак, или Шин Бет) Ами Аялон был назначен на этот пост в январе 1996 года после убийства премьер-министра страны Ицхака Рабина. За две недели до нового назначения он подал в отставку с поста командующего военно-морским флотом. Впервые в истории Израиля имя нового главы спецслужбы было публично оглашено - человек, возглавлявший Шин Бет до Аялона, был известен как Каф (настоящее имя - Карми Гиллон). Отставка руководителя одной из самых могущественных спецслужб Израиля стала реакцией на острый кризис, охвативший не только спецслужбы, но весь израильский истеблишмент после убийства израильского премьера ультраправым евреем Игалем Амиром. Шин Бет ждал возможного удара откуда угодно, но только не изнутри еврейского общества.
Ами Аялон возглавлял ведущую израильскую спецслужбу четыре драматических для страны года (1996-2000) - за это время в Израиле сменилось два премьера, а разразившаяся в октябре 2000-го вторая палестинская интифада лишила политического будущего и третьего - Эхуда Барака. Но вовсе не эти драматические события привели к отставке Аялона - он покинул свой пост чуть позже срока "истечения контракта" и через некоторое время оказался в большой политике. Тем самым бывший глава Шабака пополнил длинный список израильских военных, которые решились заявить о своем собственном видении будущего, которое может быть уготовано государству Израиль. Полтора года назад израильтянин Ами Аялон и палестинский профессор Сари Нуссейба выступили с принципиально новой мирной инициативой - декларацией шести принципов, публичное признание которых обеими сторонами должно привести к подписанию "вечного мира" между Израилем и палестинской автономией.
Сегодня многим очевидно, что безопасность - лишь одна из сторон израильской дилеммы. Подлинная дилемма - в невозможности осознать, кто мы. Более двадцати процентов наших граждан не евреи. Возникает вопрос: может ли Израиль, оставаясь еврейским государством, оставаться и демократией?
Корреспондент "Эксперта" беседует с бывшим израильским контрразведчиком о мирном процессе, израильской дилемме, тактике "Хамас" и истинном значении слова "победа".
- У нас в России был такой период, когда генералы становились политиками. Это время можно назвать периодом слабого государства. В Израиле бывшие военные сплошь и рядом превращаются в политических деятелей. Что же, это означает, что государство Израиль политически ослаблено?
- Давайте сразу поясним: я не генерал. Я - адмирал, и разница велика. Даже если верно все, что вы говорите, это не относится ко мне. Нужно понимать, какую роль в Израиле играют военные: она беспрецедентна, если сравнивать ее с ролью военной элиты где-либо еще в мире. Израильские вооруженные силы (ЦАХАЛ) - это неотъемлемая часть израильского общества. ЦАХАЛ - очень демократичный институт. Это не профессиональная армия, это в буквальном смысле часть культуры. Я не думаю, что в сороковые или в пятидесятые годы двадцатого века израильские генералы меньше участвовали в политике. Вспомните Моше Даяна, Игаля Алона, Ицхака Рабина - все они начали свою политическую карьеру в армии. Просто проблемы безопасности являются доминирующими в израильской "повестке дня" - так что речь не идет о слабости нашей демократии или о слабости государства. Однако сегодня идут обратные процессы - из-за развитой прессы, обострения политических проблем и поражения многих генералов на политической арене военные стали куда менее влиятельны.
- Но когда военный выступает против доминирующего в израильской политике направления, разве это не опасное противоречие внутри истеблишмента?
- Поступая так, он действует как гражданское лицо. Здесь это воспринимается на уровне подсознания. Каждый из нас прежде всего человек, затем - гражданин Израиля и только потом - бывший генерал или адмирал. В состоянии кризиса мы ощущаем, как теряем все: теряем свою идентичность как граждан еврейского государства, теряем нашу демократию. Поскольку большинство наших проблем связано с безопасностью, это дает мне право думать, что я знаю, о чем говорю и за что борюсь.
Сегодня многим очевидно, что безопасность - лишь одна из сторон израильской дилеммы. Прежде всего наша дилемма в невозможности осознать, кто мы. Находясь в сегодняшней тяжелой ситуации, мы не можем больше откладывать поиск ответов на "проклятые вопросы". Что такое государство Израиль как "демократия" и как "безопасный дом для евреев"? Более двадцати процентов наших граждан не евреи. Возникает вопрос: может ли Израиль, оставаясь еврейским государством, оставаться и демократией? В чем преимущество иудаизма перед международными ценностями? Например, право на возвращение говорит о том, что любой еврей имеет право приехать в Израиль. Человек, который не еврей, не может сюда приехать. Это демократия? Мы говорим: да. Но мы должны это обосновать. Время работает против нас. Мы испытываем сильное демографическое давление как внутри, так и извне, на нас давят международные институты. Я думаю, что сегодня все больше израильтян задумывается, кто мы есть спустя пятьдесят с лишним лет со дня основания нашего государства. План одностороннего отделения от палестинцев - лишь одно из следствий этих ощущений. Люди понимают, что через несколько лет окно возможностей закроется. Через некоторое время дискуссия о том, что такое Израиль как еврейское государство и как демократия, будет неактуальной. Если евреи перестанут быть большинством, они потеряют право сначала решать, каковой быть символике государства, какие и когда должны быть праздники, какой должна быть политика. Именно поэтому терпение у большинства израильтян подходит к концу. Пора что-то делать.
- Я тут хотел бы вспомнить состоявшуюся войну в Ираке. Свергнув режим Саддама Хусейна, США волей-неволей слили Ближний Восток с глобальным миром. Израиль после этой войны оказался в окружении "глобального Ближнего Востока", в котором стираются границы между Ираком и Ираном, Ираком и Иорданией. Вы имеете в виду и этот вызов тоже?
- Война в Ираке слишком близка к нам по времени, чтобы осмыслить ее значение. Но я согласен с тем, что эта война создала намного больше нестабильности на Ближнем Востоке, чем от нее ждали. Конфликт между экстремистами и прагматиками резко обострился. Возникла прямая связь между тем, как, скажем, складываются отношения между шиитами и суннитами, и арабо-израильским конфликтом. Снова и снова мы получаем наглядный урок ограниченности военной мощи. Что такое победа? Выиграли ли американцы? Означает ли победа то, что мы видим каждый день в новостных блоках из Ирака по CNN? Немецкий военный теоретик Карл фон Клаузевиц двести лет назад дал определение словам "победа" и "военное решение". Он сказал: "Военное решение является всего лишь инструментом для достижения лучшей политической ситуации". И что, мы видим лучшую политическую ситуацию в Ираке? У меня нет ответа на этот вопрос. Но если ответом является "нет", тогда американцы не достигли победы. Потому что победа не определяется захватом территории.
- Как в таком случае относиться к израильским рейдам в Газу, уничтожению палестинской инфраструктуры? Это победа?
- К этому я и веду. Многие израильтяне до того, как американцы оккупировали Ирак, говорили: мы не будем чувствовать себя в безопасности, пока не уничтожим все властные структуры палестинцев, "пока не одержим победу". Но американцы сделали это в Ираке: они частично уничтожили, частично захватили все руководство иракцев. Достигли ли они победы? Нет. Так что влияние иракской войны на израильскую "повестку дня" очевидно. Более того, иракская война оказывает прямое влияние на ежедневную жизнь американцев, на их демократию. У США тоже возникла схожая с израильской дилемма - можно ли, борясь с террором, оставаться демократией.
Немецкий военный теоретик Карл фон Клаузевиц двести лет назад сказал: "Военное решение является всего лишь инструментом для достижения лучшей политической ситуации". И что, мы видим лучшую политическую ситуацию в Ираке? У меня нет ответа на этот вопрос. Но если ответом является "нет", тогда американцы не достигли победы
- Сложилась ситуация, когда иракцы, по сути, выбирают американского президента, а палестинцы - израильского премьера...
- Палестинцы выбирают премьер-министра Израиля в течение последних двадцати лет. Они "выбрали" Биньямина Нетаньяху - очевидно, что Шимон Перес проиграл выборы из-за атак палестинцев. Биби проиграл выборы из-за палестинцев. Барак проиграл Шарону из-за палестинцев. Но мы приходим к выводу, что не можем больше сваливать всю вину на них, потому что, поступая так, мы наделяем их большей властью. Я не думаю, что израильтян очень уж волнует тот факт, что палестинцы определяют их настоящее. Но их очень беспокоит тот факт, что они могут определить их будущее. И именно поэтому идея одностороннего отделения находит большую поддержку в Израиле, что уже само по себе является поражением. Парадокс. Пора сказать прямо: палестинцы и израильтяне живут в виртуальной реальности. Они очень похожи друг на друга в своем восприятии будущего. Около 72-75 процентов людей по обе стороны фронта примут идею "двух государств для двух народов" - более или менее по линии разделения 1967 года. Я встречался недавно с одним из лидеров движения "Фатх" Хани Хасаном. Он прямо сказал мне: мы готовы к миру, вы - не готовы. Я сказал ему: послушай, но большинство израильтян скажут тебе то же самое - мы готовы к миру, а палестинцы не готовы. В действительности это означает, что и они, и мы готовы, но они не видят нас, а мы не видим их. Между нами нечто вроде стены, возведенной из страданий, ненависти и предательства. Единственная возможность показать, что у нас есть партнер, - это убедить палестинцев подписать соглашение, приемлемое для двух сторон.
Мы создали проект принципиально нового соглашения на основе шести базисных принципов, благодаря которым будущее может быть воспринято двумя сторонами. Это очень болезненный процесс и для нас, и для них. Мы отказываемся от мечты о Великом Израиле, они - от мечты о Великой Палестине. Мы должны вернуть домой своих поселенцев, а они - отказаться от возвращения палестинских беженцев в Израиль. Эти базисные принципы подписали более 280 тысяч человек - свыше 170 тысяч израильтян и около 119 тысяч палестинцев. И это поразительно. Наши активисты каждый день идут в палестинские лагеря беженцев и собирают подписи. Подписываясь под этим соглашением, люди чувствуют, что их голоса многое значат. Это своего рода возвращение в будущее. Попытка изменить будущее, чтобы повлиять на настоящее. Когда я служил на флоте, мы шутили: если капитан не хочет идти в плавание, никакой ветер не вынесет его в море. Так что сначала мы должны понять, хотим ли мы вообще отправляться в плавание. "Дорожная карта" не будет работать - неважно, сколько приказов будет отдано президентом США и всем "квартетом". Если мы не решимся вывести поселенцев, они никогда не откажутся от права на возвращение беженцев в Израиль. Они тоже прекрасно понимают, что, пока они не откажутся от права на возвращение, мы не вернем поселенцев в Израиль. Образ будущего является для нас предварительным условием для того, чтобы сделать первый шаг.
- Но скажите, когда вы уничтожаете их лидеров, бомбите их инфраструктуру, проводите рейды в поиске террористов, - вы как представитель военного истеблишмента имеете те же самые политические взгляды, о которых сейчас заявили?
- Лично я? Да. У моего сына те же политические взгляды, но он выполняет свой долг в армии. Но ответ "да" был бы слишком простым. Есть великая книга, написанная Йошафатом Аркави в восьмидесятые годы, в которой он говорит о том, что палестино-израильский конфликт - из рода экзистенциальных конфликтов. Он экзистенциален прежде всего потому, что мы сражаемся за один и тот же кусок земли. Эта земля определяет нашу идентичность и нашу историю. И мы одинаково думаем: без нее мы не можем существовать как нация. Но что получается? Вы никогда не откажетесь от вашей мечты, потому что в ней - ваша суть, экзистенция как нации. И вот тут нужно разделять то, что является частью вашей мечты, и то, как вы создаете реальность, политическую программу. Эти процессы идут в умах израильтян с момента зарождения сионизма. Когда в девятнадцатом веке у нас возникла идея создания собственного государства, мы ничего не знали об арабах. Мы жили мечтой о Великом Израиле. И с 1948 года мы день за днем потихоньку отказываемся от какой-то части этой мечты, мы принимаем реальность. Мы должны всегда помнить, что, даже создав свое государство, получим его только в тот момент, когда придет мессия. А произойдет это не в течение моей жизни. Все это время Израиль не будет тем, чем он по нашей доктрине должен быть - Эрец Исраэль. И то же у палестинцев. Палестинцы отказались от мечты о Великой Палестине где-то в 1988 году, приняв идею о сосуществовании двух государств.
- Какую роль в этих процессах сыграл Ясир Арафат?
- Именно он как лидер палестинцев и глава организации "Фатх" в составе ООП принял в конце концов это решение. Но произошло это не в последнюю очередь под давлением лидеров здесь, в Палестине. Именно они возглавили первую интифаду и прямо заявили ему: если ты, сидя в Тунисе, хочешь еще оставаться релевантным, ты должен принять эту идею. Вопрос о признании существования Израиля обсуждался внутри палестинского общества именно здесь, "на территориях". Но еще до того, как палестинцы согласились с идеей "двух государств для двух народов", у нас не было другого выбора, кроме как сражаться. Если бы вы спросили меня где-то в девяностых, принимаю ли я идею о том, что Израиль должен отказаться от части своей земли, вернуть своих поселенцев домой и остаться демократией и безопасным домом для еврейского народа, я бы ответил: не только верю, что так и должно быть, - я все делаю ради этого. Когда я возглавил израильскую службу Шин Бет, мы стали сотрудничать с палестинцами. И если оценить результаты нашей работы, то можно увидеть: тогда мы действительно одержали победу в борьбе против террора. В течение одного года до второй интифады от террористических актов погиб только один израильтянин. И это был последний год, когда я занимал свой пост. Потом разразилась интифада, и все рухнуло. Если измерять победу количеством убитых - мы одержали сокрушительную победу. Но разве этим измеряется победа?
Я не думаю, что израильтян очень уж волнует тот факт, что палестинцы определяют их настоящее. Но их очень беспокоит тот факт, что они могут определить их будущее. И именно поэтому идея одностороннего отделения находит большую поддержку в Израиле, что уже само по себе является поражением
- Когда вы встречаетесь сегодня с представителями палестинцев, что, как вы ощущаете, мешает им публично заявить о согласии пойти на болезненные уступки?
- Я отвечу на этот вопрос теми словами, которые я уже сказал: они не видят сегодня в израильтянах партнеров. Что нового, собственно, в нашей инициативе? Мы все переворачиваем с ног на голову. Когда ведешь переговоры, обычно сохраняешь самые сильные карты до конца игры. Большинство переговорщиков с палестинской стороны говорят: мы отказались от наших принципов, но не собираемся об этом заявлять во всеуслышание, пока переговоры не будут завершены. А какие у них есть карты? Отказ от права на возвращение, признание существования Израиля и так далее. И делать все мы будем, говорят палестинцы, именно в такой последовательности. То же звучит с израильской стороны. А мы прямо говорим: это не игра в карты. Это процесс выстраивания доверия. Если вы хотите добиться доверия, вы выкладываете все свои карты на стол и только после этого можете претендовать на это доверие. Мы говорим: послушайте, вот что у нас есть. Вот наши "красные линии" - это то, за что мы готовы умереть и готовы уничтожать других. Я готов сражаться сам и послать своего сына в бой ради того, чтобы палестинцы не вернулись в Израиль. Их право на возвращение для меня - "красная линия".
- Но в Израиле политики тоже не склонны говорить публично о своих уступках.
- Я не осуждаю за это ни ту, ни другую сторону. Я испытываю иные чувства - жалости и горечи. Израильские лидеры достойны сочувствия - у них нет власти вести нас. Лидеры оказались позади всех нас. Они каждый день измеряют пульс общественного мнения и спрашивают: что еще вы хотите, чтобы мы сделали? Только когда мы сказали им: послушайте, мы хотим, чтобы вы вышли из Газы, - они об этом тоже заговорили. Только когда мы, израильтяне, сказали им: нужно демонтировать большинство поселений на оккупированных территориях, они стали потихоньку продавать эту идею нам же. И то же происходит у палестинцев: только если результаты опросов общественного мнения среди палестинцев покажут, что большинство готово отказаться от своих принципов, руководство автономии начнет что-то делать. Таким образом, мы, общественные деятели, делаем работу за наше руководство. И это новый концепт демократии - общественной демократии и, до определенной степени, общественной дипломатии. Мы прямо говорим нашим лидерам: за эти десять или даже пятьдесят лет вы проиграли. Отсчитывать можно откуда угодно - хоть с 1948-го, хоть с 1993 года. И поэтому у нас есть право сказать вам, что вы должны делать. И именно поэтому так важно, чтобы под петицией подписались простые палестинцы и израильтяне.
- На палестинских территориях "Хамас" становится все сильнее, а палестинская власть - все слабее. Это и является целью нынешней израильской политики?
- Когда я учился в Гарвардском университете, у меня был очень умный профессор. Он как-то сказал мне: к "теории заговора" прибегай только в крайнем случае. Никто в израильском истеблишменте не хочет усиления "Хамас". Но так получается в результате бездарной политики - невольно. И вот что я скажу: говоря сегодня "Хамас", вы употребляете тот же термин, что и пятнадцать лет назад. Но сегодняшний "Хамас" уже не тот. Если внимательно прочитать декларацию принципов этой организации, можно увидеть радикальные перемены. Исламисты в Палестине становятся все более прагматичными. С одной стороны, они усиливаются, с другой - начали принимать идею двух государств для двух народов "в этой жизни". Конечно, они говорят: мол, через сорок лет Израиль перестанет существовать. Но если семидесятилетний старик шейх Ахмад Ясин говорит "через сорок лет", это означает, что "не в этой жизни". А если это произойдет не в течение моей или его жизни, значит, вы и он можете с этим жить. То же самое в иудаизме. Расскажу вам небольшую притчу. В начале прошлого века в Восточной Европе девяносто процентов евреев жили в так называемых штетлах - маленьких деревнях и поселениях. И вот жители одного такого поселения увидели, что у человека, который прислуживает в синагоге, работы немного, а платить просто так никому не хочется. Тогда они поставили высокий стул прямо у входа в деревню, чтобы этот служка сидел на нем каждый день и ждал мессию - в любом случае он увидит, как тот идет, раньше остальных жителей и успеет предупредить. После двух недель сидения этот человек пришел к раввину, чтобы получить зарплату. Раввин спрашивает его, как работа. Тот отвечает: мол, работа отличная, мессия пока не пришел, но надежды не теряем. После семи месяцев сидения этот человек пришел к раввину и сказал: "Рабби, я больше не могу, я увольняюсь". - "Почему?" - спрашивает раввин. "Рабби, - отвечает человек, - я не могу постоянно жить в состоянии напряжения".
Напряжение возникает в ожидании, что именно сегодня придет мессия - именно в этот день. А это, возможно, вообще никогда не произойдет. Тогда напряжение просто невыносимо. Это иудаизм. И это проблема любого фундаментального движения, которое начинает понимать, что ожидаемое не свершится в течение нашей жизни. И это большая проблема. "Хамас" проповедовал на каждом углу, что нужно пожертвовать свои жизни ради достижения вполне конкретной цели. И вдруг шейх Ясин говорит: Палестина возникнет через сорок лет, потому что история движется по Библии и по Корану с интервалами в сорок лет.
- Но что это означает для израильской стратегии?
- Я гражданин Израиля, а не его премьер-министр. В качестве советника я бы посоветовал израильскому истеблишменту не сильно вмешиваться в палестинскую политику и не пытаться решить за палестинцев, кто будет их лидером, премьером или президентом. Это должны решить они сами. Пока же мы будем продолжать бороться с терроризмом - вне зависимости от того, исходит ли он от "Фатха" или от "Хамас". Если камикадзе взрывает себя в торговом центре, мне все равно, сделал ли он это, чтобы попасть к Аллаху или просто чтобы убить как можно больше евреев. Но сегодня даже атаки камикадзе стали менее теологическими. Если внимательно проанализировать каждый такой теракт, можно увидеть, что он сопровождается религиозной терминологией, но настоящим побудительным стимулом, как правило, является отчаяние, нищета, потеря надежды. Так что акты самоубийц - как "Хамас", так и "Фатха", - мало чем отличаются. Разница укладывается в отдельные нюансы. Их идеология отлична, но мотивация смертников почти одна и та же.
- "Хамас" стал использовать женщин-самоубийц - нечто новое в их доктрине. Это и есть стирание различий, о котором вы говорите?
- Внутри "Хамас" по этому поводу велась очень ожесточенная дискуссия. Год назад шейх Кардави заявил, что женщины должны поучаствовать в этих акциях, чтобы внести свой посильный вклад в создание исламского государства. И теперь женщинам-добровольцам даже не нужно спрашивать разрешения на совершение акции самоубийства у своих мужей, для этих целей можно даже надеть современную одежду, чтобы затеряться в толпе. Но когда вопрос попал на рассмотрение шейха Ахмада Ясина, тот отнесся к этому очень осторожно. Конечно, у него нет такого влияния, как у шейха Кардави, но он заявил: я принимаю эту идею, но нам не нужно женщин - у нас хватает мужчин. Женщины должны оставаться дома, чтобы рожать и воспитывать детей. Лидеры "Хамас" ощутили, что постепенно утрачивают контроль над палестинским обществом, а ведь они хотят создать именно исламское общество. Участие в терактах женщин-самоубийц представляет для них сложнейшую теологическую проблему.
Наша администрация пытается сдерживать оппозицию, а не сражаться с ней. В этом сила и слабость демократии. Слабость в том, что создается ситуация, в которой именно меньшинство формирует политическую реальность. Это происходило как в Израиле, так и в Палестине, последние двадцать-тридцать лет
- Арафат не переходит определенных "красных линий" в попытке контролировать оппозиционные "Фатху" группировки. Это и есть "демократия по-палестински". Но разве израильский истеблишмент так же не ограничен в контроле над своими группировками - взять, к примеру, поселенцев на оккупированных территориях?
- Это верное замечание. "Фатх" пытается сдерживать оппозицию, а не громить ее в открытом бою. То же и у нас. Наша администрация пытается сдерживать оппозицию, а не сражаться с ней. В этом сила и слабость демократии. Слабость в том, что создается ситуация, в которой именно меньшинство формирует политическую реальность. Это происходило как в Израиле, так и в Палестине последние двадцать-тридцать лет. Меньшинство поставило нас перед фактом создания движения поселенцев на оккупированных территориях. И именно меньшинство привело палестинское руководство к ситуации, когда оно не собирается бороться с террором. По поводу всего этого можно только сожалеть. Я знаю, что "мы" - это большинство, и это нетрудно доказать опросами общественного мнения. Именно мы должны создавать реальность.
- Но в израильской политике принято считать, что только "правый фланг" может принимать решения, которые воспримет все израильское общество, что только правые могут вынудить палестинцев пойти на болезненные уступки. Ваши политические взгляды больше имеют отношение к левому лагерю.
- Если посмотреть на наши замеры общественного мнения, я считаюсь "центристом". Но традиционное разделение на правых и левых в израильской политике больше неактуально. Реальный водораздел сегодня проходит между большинством израильтян, которые хотят, чтобы Израиль оставался демократией и еврейским государством, - и они принимают идею создания Палестинского государства - и меньшинством, которое такую идею не разделяют. Последние не очень-то обеспокоены тем, останется ли Израиль демократическим государством, - они хотят, чтобы это было прежде всего еврейское государство, а мы - меньшинством в нем. Вот где проходит водораздел, в котором я - центрист, потому что мое движение - это мейнстрим израильской идеи. Когда было подписано Женевское соглашение, стало ясно, что, поскольку подписавшие его - левые, они прописали право части беженцев на возвращение в Израиль. Для меня же здесь проходит "красная линия". Они чувствуют, что должны извиниться перед палестинцами за все их лишения - для меня это просто неприемлемо. И так далее.
Да, только правый лагерь может привести Израиль к осознанию необходимости болезненных уступок, которые являются условием мира. Я сказал, где проходит главный водораздел в израильском обществе, но ведь есть еще и другие водоразделы. Когда я соглашаюсь, что только правый лагерь способен "продать" израильскому обществу уступки, это означает, что правая партия должна быть в центре политической коалиции. Но этого не произойдет, пока другие слои израильского общества, не относящие себя ни к правым, ни к левым, не осознают необходимость создания палестинского государства. Это означает, что критическая масса израильтян, реальное большинство, должна заявить израильским политикам: вот чего мы хотим. И только тогда их мнение будет трансформировано в политический проект и изменит политическую карту Израиля. Только так возможно создать коалицию людей, которые сейчас разбросаны по разным блокам - в партиях "Ликуд", "Авода", "Шинуй". Часть людей из партии "Шас" могут туда войти. Никогда в нее не войдут партии "Мавдал", "Ехуд Леуми" и "Мерец".
До какой-то степени все, о чем я говорю, является мечтой левых. Но левый лагерь никогда не мог этого добиться, потому что в течение трех-четырех поколений не проявил политической воли, чтобы вывести поселенцев с территорий. Попытка решить этот вопрос почти привела нас к гражданской войне. Мы сможем добиться демонтажа поселений, только если создадим новую культуру политического диспута и новый политический словарь, в котором было бы четко заявлено, что еврейские поселенцы на оккупированных территориях не являются препятствием для мира. В новой политической культуре поселенцы сыграют роль тех людей, которые вынудят палестинцев признать Израиль не только де-факто, но и де-юре. Они были нашими пионерами, и именно теперь они должны заплатить большую цену, чтобы у нас наконец-то установился мир. Только если мы будем смотреть на эту проблему под таким углом, мы сможем сделать то, что должны сделать. Левый лагерь на это не способен.
Иерусалим-Москва
