Лбом о берлинскую стену

Вадим Аплетаев
23 февраля 2004, 00:00

Берлинский кинофестиваль так и не сумел отказаться от излишней политизированности. Образцовой политкорректностью заразились все - и отборщики конкурсных фильмов, и жюри

Когда два года назад легендарного многолетнего директора Берлинского кинофестиваля Морица Де Хадельна сменили на Дитера Косслика, предполагалось, что мировой кинофест номер два в результате избавится от постоянных упреков в чрезмерной политизированности. Берлин, когда подспудно, а когда и явно желавший стать номером один, всегда безнадежно проигрывал ценящему собственно качество кино Канну - именно потому, что пытался усидеть на бесчисленных стульях всех актуальных социальных тем. Однако 54-й Берлинский кинофестиваль в очередной раз доказал, что изменений ждать не приходится. Он традиционно открылся Большим Голливудским Фильмом ("Холодной горой" Энтони Мингелы), традиционно погрузился в беспросветную социальщину и традиционно завершился ее триумфом. Разве вот Косслик, становясь рулевым Берлинале, обещал составить протекцию родному кино - и в 2004-м "Золотой медведь" достался-таки немецкому фильму. Но и тут что немцу здорово, то остальным - без разницы.

Скромный победитель

Нынешняя немецкая победа выглядит компенсацией за прошлый год, когда в триумфаторы прочили еврохит "Гуд-бай, Ленин!" - а "золото" ушло к фильму Майкла Уинтерботтома "В этом мире". Но, хотя фильм-победитель "Лоб в лоб" - далеко не шедевр, даже самые едкие критики не упрекают жюри под водительством Фрэнсис Макдорманд (звезды лент братьев Коэнов) в подыгрывании стране-хозяину. Программа 54-го Берлинале была слабой настолько, что победа "Лоб в лоб" ни возмущения, ни особого удивления не вызывает: а почему бы и нет?

Тридцатилетний режиссер Фатих Акин, немецкий турок, снял картину про немецких турок. Налицо почти идеальный набор тем для берлинского триумфатора: социальная актуальность (причем еще и своя, германская), иммигранты, бедность, алкоголизм, суицидальность, большие проблемы в личной жизни персонажей и мрачный финал.

Герой - бедный и неприкаянный турок-алкоголик по имени Кахит. Пьет, буянит, работает уборщиком. Однажды спьяну врезается на автомобиле в стену на полном ходу, однако выживает и попадает в клинику для самоубийц. Там знакомится с такой же суицидальной девушкой, порезавшей себе вены на почве нереализованной из-за родительской тирании сексуальной озабоченности. Дальше начинается буквально фильм Дм. Астрахана "Перекресток", только на немецко-турецкий депрессивно-фестивальный манер: герои заключают фиктивный брак, перерастающий в большое и светлое чувство... но это вам не Астрахан, закончится все плохо.

Фильм Фатиха Акина - нормальная, крепкая работа, даже и не без некоторой эстетской претензии. Но по большому счету - абсолютный середнячок, который благополучно забудут уже через год.

Триумф политкорректности

54-й Берлинский кинофестиваль оказался слаб во всем. Слабая, как и было сказано, программа - в частности, исправно разочаровывали мэтры вроде Ангелопулоса, Бурмана, Леконта или Лоуча. Плоха была организация - вплоть до того, что однажды напористые зрители заняли места членов жюри в зрительном зале и долго ругались с секьюрити, не желая уходить (пока жюри мялось у стенки). Реальных звезд почти не было. И даже погода стояла отвратная.

Дотошно комментировать программу не приходится из-за ее очевидной слабости, а выбор жюри - из-за его предсказуемой берлинской традиционности: почти все награжденные фильмы в смысле творческих достижений мало что собой представляют, зато во всех много правильной социальной проблематики и актуального политкорректного пафоса.

Получивший гран-при (второй по весу приз Берлинале) фильм "Прерванное объятие" аргентинца Даниэля Бурмана мало чем отличается от турецкого "Лба". Снова иммигрантская тема. Главный герой - аргентинский еврей (право, коктейли становятся все экзотичнее!) Ариель мечтает эмигрировать в Европу. Снова социальное неравенство - герои фильма чрезвычайно бедны. Снова множество личных и бытовых проблем. Если "Лоб в лоб" - середнячок хотя бы действительно крепко сбитый, то "Объятие" - лента и вовсе заурядная во всех отношениях. Что не помешало исполнителю главной роли Даниелю Хэндлеру получить приз за лучшую мужскую роль.

Вообще практически во всех фестивальных лентах преобладали один и те же темы - бедность, проблемы иммигрантов, нелегкая судьба женщины и всеобщее отчуждение. Даже призы за лучшую женскую роль (на этот раз их выдали сразу два) отошли исполнительницам наиболее социально значимых ролей. Первый предсказуемо достался Шарлиз Терон за фильм "Чудовище": все без исключения киносмотры очень любят красавиц-кинозвезд, рискующих предстать на экране в неприглядном виде, будь то Джулия Робертс в роли замызганной Эрин Брокович или Николь Кидман в роли некрасивой, старой и сходящей с ума Вирджинии Вульф. Эталонная голливудская породистая красотка Шарлиз Терон била в цель без промаха, сыграв уродливую проститутку-лесбиянку, становящуюся серийной убийцей. Да еще вдобавок "Чудовище" замешано на разных сортах социальных унижений и психологических проблем, да еще - по реальной истории. Не наградить невозможно. В пару Терон жюри добавило южноамериканскую актрису Каталину Сандино Морено: в колумбийско-штатовском фильме "Мария милосердная" режиссера Джошуа Марстона она играет бедную латиноамериканку, вынужденную работать наркокурьершей.

Ким Ки Дук, как всегда, отличился

Исключением из общего уныло-социального фестивального потока оказался разве что кореец Ким Ки Дук со своим не вполне "берлинским" козырем - сочетанием патологии с садизмом. На этот раз последний фильм корейца - "Самаритянка" - получил "Медведя" за лучшую режиссуру. Плодовитого Ким Ки Дука, клонирующего ленты со скоростью невероятной, очень любят кинофестивали и продвинутые кинокритики. Печет Ки Дук своих клонов где-то раз в полгода, практически все они абсолютно единообразны по стилистике и патологически кровавы. "Самаритянка" - эталонный образец персонального стиля, исправно сочетающий тему экстремально-ненормального секса с темой ненормально-экстремального насилия. Героини - две несовершеннолетние школьницы-лесбиянки; при этом одна из них трудится на фронте проституции (чтобы, между прочим, заработать деньги на отъезд в Европу - вот и опять тема иммиграции прорезалась!), вторая - работает ее сутенершей. Потом проститутка гибнет, выпрыгнув из окна во время полицейской облавы (и, разумеется, еще какое-то время помучившись), а сутенерша решает странным образом восстановить кармическую справедливость, переспав со всеми клиентами покойной подруги и раздав им обратно их деньги. Но клиентам не стоит радоваться халявному сексу с доплатой: по следу юной альтруистки идет ее папа-полицейский. Будучи человеком робким, закомплексованным и не могущим разрешить сложные взаимоотношения с дочерью, он, бедолага, вынужден зверски изничтожать ее партнеров...

Фестивальный кризис

Засоциализированность Берлинале - порок, кажется, органический. И избавиться от него Берлинский фест может, разве что перестав быть берлинским... больше того - вообще немецким. Сумрачный тевтонский гений во всем любит доходить до предела - будь то окончательное решение еврейского вопроса или построение образцово-показательной европейской демократии. Немецкая политкорректность реализуется с тем же неукоснительным и всеохватным орднунгом, что некогда - какой-нибудь "дранг нах остен", и неудивительно, что в области идеологизированной политкорректности Германия - единственная европейская страна, способная состязаться со Штатами. Берлинале всего лишь реализует эту линию в области кино.

С другой стороны, выводить слабость программы Берлинского фестиваля лишь из особенностей национальной political correctness - тоже не вполне корректно, если рассуждать логически. В последние годы изрядный кризис переживают все фестивали класса A - и Канн, и Венеция... Ведь и льстящий русскому кинопатриотизму триумф "Возвращения" в Венеции-2003, положа руку на сердце, - скорее следствие слабости конкурентов, чем силы достаточно "евростандартного" фильма Звягинцева. И берлинские проблемы - лишь часть общих проблем фестивального движения, теряющего адекватность мутирующему мировому кинопроцессу.