"Долгосрочные перспективы у России лучше, чем у Китая. Несмотря на колоссальные экономические успехи, в Китае остается коммунистическое правительство, которое не приемлет свободы. Рано или поздно требования рынка войдут в конфликт с политикой, и неизвестно, чем это все закончится. Поэтому не сомневайтесь: по показателю привлечения иностранных инвестиций на душу вы скоро обойдете Китай", - так говорил "Эксперту" американский финансист Джордж Рассел ровно год назад. А совсем недавно другой международный финансист того же уровня сказал, что его компания в ближайшее время делать серьезных инвестиций в Россию не собирается, потому что "неизвестно, чем у вас все это закончится".
Большой капитал не любит стеснений, потому что из эмпирики знает, что самой высокой эффективности можно добиться в свободных условиях. Большой капитал не любит работать с краткосрочными флуктуациями, предпочитая пусть плохо видные, но фундаментальные тренды. Серьезный интерес к России, который возник в мире за последние четыре года, базировался на том, что эти два условия у нас, казалось, совпали. Сегодня же создается впечатление, что мы лихорадочно ищем какой-то новый путь.
Президент Путин неоднократно заявлял, что возврата к прошлому не будет, потому что это невозможно. Однако возврат происходит. Нет, мы не возвращаемся в социализм с жесткой плановой системой и единой и неделимой КПСС, но мы возвращаемся в пункт развилки середины 80-х, когда страна фактически выбирала, как ей развиваться - идти ли по пути госкапитализма, уподобляясь азиатским "тиграм", или избрать в качестве модели свободное рыночное хозяйство.
В то время, кстати, экономически разумнее было избрать путь госкапитализма, но слабость действующей политической элиты и наличие мощного слоя интеллигенции, зараженной либеральными идеями, увели страну на путь свободного капитализма.
Этот путь оказался непростым, но мы его уже прошли. К 2003 году в России сложилась экономическая система, достаточно эффективная для того, чтобы обеспечить восемь процентов роста в год. Все, чего не хватало этой системе, так это более стратегичного, менее коррумпированного и более готового к риску правительства. Однако вместо этого все более отчетливо проглядывается реванш бюрократии. Государственная машина, освободившись от поднадоевших либеральных идеологем, зачем-то бросила все силы на борьбу с крупной частной собственностью.
Как видится сегодня новый проект совсем новой российской экономики? По-видимому, она представляется двухчастной. Основу системы составляют крупные государственные, полу- или окологосударственные компании, реализующие проекты в рамках национальных приоритетов. Все остальное пространство занимает средний и малый бизнес, абсолютно свободный и даже, более того, защищаемый федеральной властью от давления местной бюрократии.
К этой, возможно, для кого-то идиллической картинке есть несколько вопросов. Как быстро и за счет чего будет построен новый каркас экономики? Что произойдет со средними компаниями, когда они дорастут до крупных? Как избежать политического конфликта, который предрекал Рассел Китаю? Знают ли проектанты, чем сопровождались и закончились азиатские взлеты? Японское искусство открывает нам просто бездны страданий людей, задавленных системой. Японское хозяйство после трех десятилетий бешеного роста уже почти пятнадцать лет не выбирается из депрессии. Среди южнокорейских чеболей пережить развал системы госкапитализма смог один Samsung, и то только позвав на помощь американцев.
Господин Рассел наверняка счел бы колебания нашей идеологической линии за несерьезную суету. "Я посоветовал бы вам изменить временные ожидания, - сказал он 'Эксперту' год назад. - Чтобы стать по-настоящему эффективной рыночной экономикой, России понадобится еще лет десять-пятнадцать. Поэтому давайте не будем говорить, что вот это мы сделаем через три года, а это через три с половиной. Просто наметим, что мы хотим сделать на самом деле, и будем двигаться в намеченном направлении, никогда не останавливаясь и не прекращая своих попыток. И вы достигнете цели".