- Каковы в советское время были взаимоотношения Свердловска и метрополии?
- В той среде, где я вращался, ощущения провинциальности не было. Более того, к культурной жизни столицы вообще не было интереса. Вот Питер рассматривался как нечто равноправное, только более продвинутое. А Москва воспринималась как оплот массовиков-затейников. На тогдашнюю эстраду мы смотрели как на явление не столько советской, сколько московской культуры.
- Вы тем не менее уехали из Свердловска - причем именно в Москву...
- Свердловск очень изменился в 1989-1991 годах. Удар по Екатеринбургу, вызванный так называемыми реформами, был значительно сильнее, чем по многим другим местам. До начала девяностых Екатеринбург четко делился еще на два города: центр и "Уралмаш" с "Химмашем", где была совершенно другая культура, урловская. А культура, связанная с университетом, архитектурным институтом, Уральским научным центром, существовала благодаря государственной политике. Когда кончилась господдержка, вышли люди с "Уралмаша", началось настоящее вторжение варваров, которое вызвало очень мощную депрессивную фазу. Тогда и начался отток из города интеллектуальных сил.
- Каковы были взаимоотношения властей Свердловска с андеграундом, субкультурами?
- Довольно мягкими. Региональной власти было трудно понять, чем ей угрожают всякие молодежные течения. Ну, песни поют, спектакли ставят... Противостояние шло по линии культуры: рок-н-ролл против попсы. Внешне мы вели себя даже как-то по-комсомольски. Главным объектом нашего протеста было то, что называется в советских терминах мещанством, бездуховностью.
- Велика ли сейчас в России разница между провинциальной и столичной культурой?
- Я воспринимаю Москву как жуткую провинцию. Мне кажется, что здешняя культура находится в глухом тупике. В центре должно происходить постоянное столкновение культурных составляющих. А у нас - стагнация, чудовищная переоценка своего места в мире. Классический пример для меня - Пелевин. Это писатель, чьи тексты совершенно убиты для восприятия отсылками к малопонятным культурным реалиям. Идею он постоянно разжижает до местного анекдота - это тоже черта провинциальности. У наших лучших писателей, как и вообще у нашей культуры, подводная, российская часть айсберга сильно превосходит надводную, общечеловеческую.
