Всякий, кто внимательно анализирует общественную жизнь России, приходит к печальному выводу: единственной социальной группой, которая осознала свои интересы и институционально оформилась, является бюрократия. Что касается буржуазии, то ее как класса нет, хотя с момента старта приватизации прошло уже более десяти лет. Что в нашей стране мешает классу капиталистов развиваться и занять существенное положение в структуре общества?
Если следовать логике западных теоретиков капитализма, то главным связующим элементом для буржуазии является кредит. Именно он соединяет предпринимателей невидимыми нитями взаимного интереса и солидарности. Однако в России капитализм (или его подобие) возник не в результате развития кредита, а по решению бюрократического аппарата, и его зависимость от бюрократии сохраняется до сих пор. Сама возможность получения кредита сегодня зачастую зависит от того, благоволит бюрократическая машина к предпринимателю или нет. Да и не только отдельный кредит, само развитие финансовой системы сегодня зависит прежде всего от воли бюрократии. А ей априори чужды и энергия, и рискованность предпринимателя, поэтому она сдерживает наше экономическое развитие. О том, как вывести российский капитализм из бюрократической ловушки, мы беседуем с Александром Волковым.
- Я, безусловно, соглашусь с тем, что бюрократия в России - наиболее оформленная социальная группа. Но если говорить о причинах отсутствия буржуазии как социальной группы и ее недостаточной институциализации, то моя гипотеза заключается в том, что в России практически нет свободного рынка, а следовательно, нет и оснований для возникновения буржуазии. То есть дело не в отсутствии кредита, а в отсутствии рынка как противостоящих совокупностей спроса и предложения. Отсюда я делаю вывод, что институциализация буржуазии в России, наверное, будет происходить другим путем. Ведь сегодня и предприниматель как таковой в России отсутствует - если понимать под предпринимателем человека, свободно принимающего бизнес-решения. На мой взгляд, в России предприниматели как группа общества обслуживают бизнес-схемы чиновников. И в этом смысле предприниматели такие же наемные работники, как и люди, которые работают у них на предприятиях. Потому что без согласования с бюрократией бизнес в России не возможен ни на каком из уровней - ни на мелком, ни на среднем, ни на высоком. А на самом деле согласование очень быстро перерастает во встраивание в чиновничий бизнес.
- То есть весь бизнес подчинен неким схемам, которые выстраиваются бюрократией?
- Совершенно верно. Причем сейчас это настолько очевидно, что люди просто приходят к чиновнику и говорят: есть у меня вот эти активы, берите их вместе со мной. Потому что это жизненно важно для самого существования бизнеса. А чиновник может, например, потребовать четверть или половину. Это не так важно. Важно, что он выстраивает свою схему, в которой является распорядителем либо финансовых потоков - бюджетных, либо других ресурсов. И очень часто люди, которых все считают предпринимателями и которые являются потребителями бюджетных средств, напрямую и очень жестко притянуты к бизнес-схемам чиновников. Более того, ими дело не ограничивается: они, в свою очередь, являются распространителями влияния чиновников на тех предпринимателей, которые напрямую не являются потребителями государственных ресурсов. Таким образом, чиновники через предпринимателей, вовлеченных в их бизнес-схемы, также влияют на предпринимателей, которые являются либо поставщиками услуг этим предпринимателям, либо получателями их услуг. В этом смысле сектор свободного рынка исчезающе мал. Что это значит для нашей темы? Это значит, что кредитование между зависимыми людьми доверия между ними не добавляет, потому что каждый из них и их бизнес зависят от того, насколько они приятны чиновникам. Доверия в том смысле, в котором его употреблял Франклин, нет.
- Я правильно понял? Если Бенджамин Франклин писал, что для буржуа честность определяет кредитоспособность, то в нашем случае она не играет роли, потому что гарантом служит не личная честность, а поручительство чиновника?
- Да. Причем посмотрите, что получается. Если мы перейдем на уровень регионального бизнеса, который упирается своим верхом в команду губернатора, то в этом случае кредитоспособность предпринимателя зависит не от того, насколько у него в настоящий момент успешен бизнес, не от его планов или его честности, а от устойчивости команды губернатора. Если вдруг завтра прокурор некой области заведет уголовное дело на губернатора и тот уйдет, то рушится или сильно повреждается вся пирамида бизнеса, который упирается в его команду. В этом смысле, если отвечать на вопрос, нужно ли самоопределение буржуазии и нужно ли его стимулировать, то понятно, что нужно. И ясно как. Нужно разрушить саркому чиновничьего бизнеса.
- Возможно ли это? Насколько я понимаю, эта система сама себя воспроизводит. То есть предприниматели тоже являются ее частью, и многие, может, по-другому и не представляют себе своей жизни. Кто же тогда ее может разрушить?
- Если это поручать чиновникам, как это происходит в последние два года, то выхода из этого не будет. Потому что ресурсы, которые поддерживают эту систему, себя не проявляют. Но эти ресурсы, на мой взгляд, преодолеют любой указ президента и любое давление и противодействие силовых структур ровно потому, что они с ними не соизмеримы.
- То есть это не формальные структуры, которые может разрушить формальное вмешательство?
- Совершенно верно. И эти неформальные структуры сложились в России очень давно, а точнее, после административной реформы Михаила Сперанского. Собственно, с тех времен и существует "первое правило российского чиновничества", которое я кратко сформулировал бы на современном языке приблизительно так: ни одно государственное уложение не должно быть прописано так, чтобы оно могло быть исполнено без участия чиновников. Я убежден, что в начале девятнадцатого века это было абсолютно верно. Более того, реформа Сперанского скрепила через чиновника Россию, и это дало стране возможность развиваться. Но сейчас такая жесткая схема уже мешает нам развиваться. И поэтому, на мой взгляд, с ней надо бороться. Причем бороться путем отсечения или, точнее говоря, замены норм, которые позволяют чиновнику напрямую воздействовать на чужие активы. Замены их на автоматические нормы там, где это возможно, либо на распределительные, действующие по определенным механизмам с заданными критериями.
Я разделяю коррупцию на пещерную и беловоротничковую. Пещерная коррупция является следствием того, что у чиновника есть одна норма, которую он, как гаишник на дороге, эксплуатирует, торгуя своей совестью. Проехал водитель, превысил, скажем, скорость, и гаишник может либо составить протокол административного нарушения, либо заменить его на другую степень воздействия. Скажем, на кошелек водителя. Такая коррупция - пещерная, она, безусловно, по природе своей отличается от коррупции, которая возникает в случае рыбных квот либо строительства в городе Москве. Чем она отличается? В первую очередь тем, что в случае беловоротничковой коррупции у чиновника есть совокупность норм из одного или нескольких законов, которая дает ему возможность строить предпринимательскую схему. Предпринимательскую схему на основании одной нормы построить нельзя.
Приведу пример. Коррупция, возникающая вокруг рыбных аукционов и рыбных квот, - это, соответственно, коррупция пещерная и беловоротничковая. Как возникает коррупция на уровне рыбных аукционов? Покупается задорого одна квота, а потом под нее вылавливается гораздо больше. И если это обнаруживают, скажем, пограничники, то им платится взятка.
При распределении рыбных квот возникает другой механизм коррупции. Распорядитель этих квот является получателем "отката", и он же следит за тем, чтобы никто, кроме допущенных в этот бизнес, ни одной рыбки не выловил. И в этом случае рыбный бизнес конкретного предпринимателя очень быстро или меняет собственника, или погибает, потому что губернатор имеет возможность распределить квоты только между "своими" людьми, которые автоматически становятся менеджерами "своего" бизнеса. То есть в случае рыбных квот никаких взяток может и не быть просто потому, что весь рыбный бизнес фактически находится в собственности у чиновника. Опосредованно, но в собственности. Ему нет смысла самому себе взятки давать.
- И что делать?
- Надо вычленять нормы, отдающие бизнес в руки чиновника, и изменять их, зачастую в пользу пещерной коррупции. В конкретном случае с рыбой открытый аукцион при всех возможных издержках, на мой взгляд, принципиально лучше квотирования. Пещерная коррупция - поле для работы правоохранительных органов. И это плохо, но не трагично. А вот беловоротничковая коррупция просто сожрет Россию. Ее не только можно победить, но обязательно нужно это сделать. Иначе Россия навсегда проиграет экономическое соревнование.
- Давайте вернемся к проблеме кредита. Если бы доступ к финансовым ресурсам был свободным, появилась бы возможность независимого предпринимательства, по крайней мере в тех сферах, где не требуется каких-то особых разрешений чиновников? Или таких областей нет? Скажем, пошивочное какое-нибудь дело...
- Вы взяли удачный пример. Удачный, потому что он не связан с бюджетом. В этом случае работают другие механизмы.
Я делю бизнес на мелкий, средний и крупный не так, как принято в законодательстве - по объему работающих или по объему производимой продукции, а по тому, какой чиновник может этот бизнес закрыть. Мелкий бизнес может закрыть пожарник или милиционер. Это небольшое предприятие или торговая точка. Средний бизнес может закрыть вице-губернатор. Крупный бизнес вице-губернатор закрыть не может, но могут другие закрыть, как мы видим сегодня. Такая классификация охватывает любой бизнес, в том числе пошивочный. Пусть у меня как у губернатора во всех остальных секторах уже все хорошо, то есть я свои пирамиды построил. Но мне, например, интересен пошивочный бизнес, потому что в нем, предположим, рентабельность вдруг стала достаточно высокой. Я ставлю вашего портного перед выбором. Либо он встраивается в мою конструкцию, отдает какие-то акции, либо я нахожу возможность его закрыть. Это самое простое, что можно предложить. А если я его выдавливаю из области и бизнес его тем не менее мне интересен, я могу заполнить освободившуюся нишу своими предпринимателями.
- И какой же выход? Получается, что сами предприниматели не в состоянии никак решить эту проблему, так как они разобщены, конкурируя за доступ к чиновнику.
- Разрушение этой конструкции возможно только на площадке Государственной думы. Только законодатель может это сделать. Причем понятно как. Предложения, которые сформулировала наша компания для "Деловой России", звучат приблизительно так: бизнес-сообщество должно само сгенерировать антикоррупционный законопроект. Этот законопроект должен быть построен в виде таблицы из двух столбцов, где левый столбец - это действующая норма, позволяющая чиновнику напрямую распоряжаться чужими активами, и правый столбец - это альтернативный автоматический механизм исполнения этой же функции без принятия чиновниками существенного решения. И если эта таблица будет составлена по всем группам корпоративных законов, то она просто в силу своего существования, в силу неформального восприятия ее бизнес-сообществом может стать той самой идеей, которая, если будет подхвачена массами предпринимателей, станет движущей силой. Чтобы этот проект стал родным для бизнес-сообщества, оно должно само его создать и продвигать, потому что ни законодатель, ни чиновник, никто другой за самих бизнесменов этого не сделает. Я говорю о бизнесменах в данном случае как о единой социальной группе, потому что даже те люди, которые работают в предпринимательских схемах чиновников, чувствуют свою ущербность как предприниматели, и их это положение дел, безусловно, не устраивает. И они прекрасно понимают, как сказал один из сопредседателей "Деловой России", что "кому, кроме нас, этот закон составлять, кто, кроме нас, знает, когда, сколько и по какому поводу мы носим деньги чиновникам?". Поэтому в рамках "Деловой России" или других предпринимательских объединений это сделать наиболее логично, естественно и просто. И понятно, что делать это нужно при помощи современных электронных форм общения. Мне ведь как эксперту, который работает над составлением проекта этого закона, важно мнение не только свое и своих коллег, важно мнение, условно говоря, бизнесмена из-под Иркутска. Опросить его напрямую нельзя, добраться до каждого из них тоже, а раскрутить интернет-сайт и получить отклики - можно. Конечно, даже если этот текст будет написан, быть уверенным, что он будет обязательно принят, нельзя. Более того, его не примут ровно потому, что ресурсы, еще раз повторяю, которые встанут поперек подобного законопроекта, огромны. Хотя широкой публикой они просто не осознаются. Для того чтобы ресурсы, которые стоят за таким законом, были сравнимы с теми ресурсами, которые сегодня могут противостоять ему, должно пройти четыре-пять лет. Потому что через четыре-пять лет произойдет радикальная для нашего общества замена старых команд губернаторов на новые. Я уверен, что срок, когда кончаются полномочия старых команд, станет стартовым для возможного выхода из коррупционного капкана.
- То есть надо ждать, пока появятся новые губернаторы, новые команды, не втянутые в эти схемы?
- Да. Я с интересом наблюдал изменения, которые происходили в Приморском и Краснодарском краях и в Камчатской области после смены губернаторов. Даже если это было, как, например, в Краснодарском и Приморском краях, где уходящий "батька" сажал вместо себя "сынка", про которого он думал, что контролирует его. Этот сынок выходил из-под контроля если не на следующий день, то через день точно и начинал разрушать пирамиду старого губернатора, строя из нее свою пирамиду. Через полтора-два года вместо монополии возникала дуополия. Понятно, что пока это касается нескольких регионов и нескольких старых губернаторов, которые почувствовали это на себе. Но как только это явление станет массовым, критическая масса новых команд губернаторов, которые строят свои пирамиды, безусловно, станет тем самым лоббирующим ресурсом, который захочет зафиксировать свои права, то есть сделать наши законы более консервативными. То есть сделать так, чтобы следующая команда губернаторов через восемь лет не могла бы съесть результаты работы предыдущей. А это означает, что им будет необходимо зафиксировать титул собственника и распределение собственности. Это не решит сразу проблему дебюрократизации страны. Более того, в следующие восемь лет передел собственности в пользу действующих чиновников будет продолжен. Однако в случае принятия консервативных по духу законов будут созданы предпосылки для последующего развода титулов собственников средств производства и политической элиты.
- Но может быть, все эти подвижки возможны только в том случае, если в стране произойдет смена политической власти в целом? К власти придет оппозиция и прервет эту цепочку?
- Я, пожалуй, не соглашусь. Проблема не в центральной команде. Если представить себе, что команда, которая находится у власти, абсолютно разделяет те предложения, которые я сейчас изложил, - а мне иногда кажется, что они их разделяют, - все равно я уверен, что у нее ничего не получится. Ровно по тем причинам, которые я уже называл. Ресурсы, которые этому противостоят, могут быть побеждены только при существовании хотя бы сравнимого поддерживающего экономического ресурса. Сегодня его нет. И поэтому только политического ресурса центра, силового ресурса будет недостаточно.
- То есть получается, что этот процесс, с одной стороны, должен быть организован сверху, а с другой стороны, это процесс достаточно длительной смены в первую очередь региональных элит. И надо найти критический момент, когда эта смена будет достаточно массовой, чтобы переключить ситуацию.
- Я считаю именно так. Критическая масса понимания может возникнуть через пять лет. И именно в этот момент нужна соответствующая политическая воля и общественная поддержка, адекватная силе сопротивления.
То есть все эти годы текст нашего законопроекта должен висеть в Интернете. Он должен найти общественный отклик и общественное признание.
- Мне кажется, что тот сценарий, который сейчас у нас вырисовывается, носит какой-то монархический характер. Мы ждем, что наверху должна появиться некая воспринимающая наши идеи личность, которая решит осуществить необходимые перемены. Не получается демократический сценарий, реализация предлагаемых вами идей через структуры гражданского общества.
- Не получается, к сожалению.
- А возможен ли, на ваш взгляд, демократический вариант: создание политической структуры, которая через пять-шесть лет себя реализует, держа в руках это знамя?
- Тот сценарий, который я сейчас излагал, мне представляется реалистичным. Но я готов на секунду превратиться в романтика и посчитать, что повешенный в Интернете вариант законопроекта явится сам, как когда-то доклад Римского клуба, текстом, который оказывает революционизирующее влияние на жизнь общества. В принципе это возможно. И меня бы такой вариант, конечно, устроил гораздо больше, потому что я никогда не был "монархистом".
Но никаких реальных признаков того, что это может произойти само собой, без участия центральной власти, нет. И я излагал "реалистический" сценарий ровно потому, что в нем я не вижу внутренних противоречий. В любом случае у нас, на мой взгляд, осталось пять лет, чтобы начать вырываться из ловушки бюрократического капитализма, в которой мы сейчас находимся. Это время можно провести с пользой, составляя российский вариант по-настоящему антикоррупционного закона.
