Как бы ни были трагичны события в Беслане, как ни больно смотреть на кадры хроники освобождения заложников, как ни страшно будет узнать о реальном количестве жертв этого теракта, мы должны увидеть и признать некоторые вещи. Чтобы больше это не повторилось.
Штурм школы в Беслане был единственно возможным выходом из ситуации. Когда в первые дни представители силовых структур говорили о переговорах с террористами, общество совершенно отчетливо протестовало против этого. Так было и во время "Норд-Оста". Россия не может вести переговоры с террористами. Россия понимает, что, проявив такую слабость, она готовит себе ужасную смерть.
Вторая важная вещь, которую мы должны осознать: теракт в Беслане, будучи реакцией на президентские выборы в Чечне, одновременно последний, когда террористы выступали от имени "чеченского сопротивления". Чеченский народ, выйдя на улицу с протестами против теракта в Беслане, даже более весомо, чем молодой Кадыров, фактически заявил, что в Беслане мы столкнулись с террористами, не имеющими нации и не могущими отстаивать ничью свободу. Проанализировав течение этого теракта, мы и сами должны увидеть, что мы имели дело не с идеологами сопротивления, а просто с бандитами.
Признав это, мы должны оценить и то, что публичное превращение "чеченских боевиков" в бандитов стало следствием российской политики в Чечне. Пусть в значительной мере через вербовку элиты, а не через большую стратегию (хотя нельзя недооценивать и того, что за последние пару лет чеченцы поверили в возможность нормальной жизни), но власть России смогла создать в Чечне ситуацию, когда гибель Ахмата Кадырова не ослабила российские позиции в республике, а напротив, не оставила там почвы для терроризма под национальным прикрытием. Теракт в Беслане фиксирует окончательное примыкание "чеченских боевиков" к международными террористическим организациям.
Мы должны также признать, что российские силовые структуры плохо готовы к борьбе с терроризмом. Все мы видим, что низовые структуры работают, и работают настолько эффективно, насколько могут. Но их чувство долга не может закрыть те лакуны, которые порождаются всей слабостью "силовой корпорации". Мы говорили с людьми, принадлежащими к ней. И даже они говорили о коррумпированности, пренебрежении долгом, отсутствии стратегического мышления у верхушки российских силовиков.
Их ограниченная дееспособность очевидна всем. Россия сегодня не может обеспечить безопасность своих граждан ни в столице, ни в Северной Осетии, которая является главной опорной точкой (база в Моздоке) при ведении контртеррористических операций в Чечне. Силовики работают только как пожарная команда. У нас не развита система предотвращения терактов, нет достаточной агентурной сети.
Так и не была решена проблема лидеров чеченских террористов. Масхадов и Басаев по-прежнему живы, на свободе и без особых помех могут планировать террористические операции и руководить ими. Сам факт того, что им в течение вот уже пяти лет с начала второй чеченской войны удается ускользать от российских правоохранительных органов, говорит о слабости этих органов либо об отсутствии политической воли. Самого факта доброго здравия Масхадова с его давними претензиями на звание единственного легитимного главы Чечни и зарубежной поддержки для террористов достаточно, чтобы вопреки всему надеяться на благоприятный для себя исход противостояния с федеральным центром.
Является ли серия терактов катастрофической для власти, для России? Пока нет. При все проблемах -- с Чечней, с дееспособностью силового аппарата, с политической системой. В этом смысле 1992-й, 1996-й, 1999 год были более драматическими. Тогда федерации реально грозил распад.
Но все-таки мы недалеко ушли от катастрофы. Казалось бы, "Норд-Оста" должно было хватить, чтобы власть сделала все необходимые выводы. Но "силовая корпорация" как будто не заметила трагедии "Норд-Оста". Что будет после Беслана?