От куратора такого грандиозного шоу мировой архитектуры, как венецианская биеннале, всегда ждешь некоего программного заявления, вроде девиза биеннале-2000 — "Меньше эстетики, больше этики". Ждешь, что куратор подкрепит выбор участников каким-то содержательным жестом. Но часто этот жест застает тебя врасплох. Прошлая биеннале, тема которой - Next - заставляла ждать футурологических откровений, на самом деле оказалась прагматичной витриной проектов, стоящих в очередь на осуществление. На этот раз настраивающие на лирический лад "Метаморфозы" стали обвинительным актом Ле Корбюзье и всей архитектуре модернизма, искусству безликих "коробок", стандартных модульных элементов. В общем, той самой архитектуре, с которой когда-то связывалась вера в тотальное переустройство мира по законам рационализма.
Обвинительное заключение
Намерения куратора 9-й Венецианской биеннале Курта Фостера становятся ясны зрителю, как только он попадает на главную выставочную площадку - в древний Арсенал. Экспозицию предваряет нехитрая видеоинсталляция - под крутящуюся без остановки "I will survive" Тины Тернер на экране загорается конспективное изложение кураторской позиции. "В семидесятые мы смотрели на 'спирали' Альдо Росси, в восьмидесятые - на Фрэнка Гери и Питера Айзенмана, в девяностые мы читали Delirious New York Рема Колхааса. Все эти люди разными способами боролись с архитектурой модернизма". Затем на экране проносятся проекты Росси, Гери и Айзенмана, и в самом деле не похожие на строгие параллелепипеды из бетона, стали и стекла, олицетворявшие современную архитектуру до самых 80-х. Тут становится понятно, что "I will survive" (кто бы мог подумать!) - это про подлинные ценности архитектуры, которым удалось прорваться сквозь десятилетия господства последователей Ле Корбюзье. После чего зритель попадает в пространство метаморфоз.
Собственно говоря, большая часть экспозиции является развернутым комментарием к обвинительному заключению Курта Фостера. Раздел первый - "Трансформации" - открывается концептуальным проектом Дагмара Рихтера. Рихтер берет жилую ячейку Ле Корбюзье (двухэтажный коробок с боковой лестницей) и превращает ее в цепь биоморфных структур, без конца и начала. Только в таком виде, говорит архитектор, мы готовы принять это наследие. Чем провинилась ячейка Ле Корбюзье? Она не предполагала трансформаций. Сегодня - это не просто анахронизм, это почти преступление. Хотите доказательств? Пожалуйста.
Достаточно посмотреть, сколько больших стеклянных коробок, выстроенных в 70-е годы в Вене, Париже и других городах, сейчас подвергаются тотальной реконструкции. В Париже, на Елисейских полях, рядом с триумфальной аркой в 70-е возникла аптека - обычная, безликая "стекляшка". В этом году Мишель Сайе превратил ее в спектакль из разодранных и перетекающих друг в друга плоскостей а-ля Coop Himmelb(l)au, короче говоря, в образец деконструктивизма.
К числу грехов модернизма относится и полное равнодушие к местности, отведенной под застройку. Модернисты, расставив по всему земному шару одинаковые панельные коробки, подвергли сомнению интимную связь здания с окружающей средой, с топографией. Это мы узнаем, переходя в раздел "Топография". Но и это не все. Модернизм превратил архитектуру в рутину, лишил ее волшебства, чего-то такого, что не выразишь словами. И сегодня мы (спасибо новым технологиям, материалам и доброй воле архитекторов) восстанавливаем этот волшебный флер (раздел "Атмосфера").
И еще - модернисты учили, что у здания есть жесткий скелет из горизонталей и вертикалей, тем самым страшно обедняя язык архитектуры. А мы (раздел "Поверхности") покажем вам стены и перекрытия, которые, прихотливо изгибаясь, складываясь в складки и раздуваясь парусами, мягко обнимают пространства и выстилают земли волнистыми коврами.
Внутри сугроба
Сегодня уподоблять здания ландшафтам очень модно: архитекторы дробят свои постройки на отдельные "холмики", заставляют их растекаться по берегам рек, подражать структуре скал и оврагов, превращаться почти в буквальные слепки местности. Грандиозный проект культурного центра Галисии в Сантьяго-де-Компостелла Петера Айзенмана буквально представляет собой чередование "холмов" и "оврагов", которое с высоты птичьего полета не грех перепутать с реальным ландшафтом. Винсенте Гуйарт собирается строить в испанской Деньи развлекательный комплекс под названием "Искусственная гора", и в самом деле похожий на гору, изрытую гномами. Кенго Кума "закапывает" обсерваторию Киро-Сан в гору так, что лишь появляющиеся порой среди зарослей лестницы подсказывают, что без архитектора здесь не обошлось. У Ренцо Пьяно Центр Пауля Клее в Берне похож на череду мягких, постепенно сходящих "на нет" холмов.
Проект-призер раздела "Топография" - гараж штаб-квартиры Novartis в Базеле британского бюро Foreign Office Architects. Гараж этот представляет собой территорию, где живут машины и деревья. Для деревьев в крыше сделаны длинные прорези наподобие расщелин, на самой крыше растет кустарник. Получается двухуровневый гараж и двухуровневый сад, проникающие друг в друга. Другой проект находится в согласии не только с местной растительностью, но и с климатом. Музей естественных наук Эчиго Матсунояма в префектуре Нигата похож на змею, ползком забравшуюся на пологий холм. При этом он прекрасно сочетается со снежными сугробами, которые в префектуре вырастают до пяти с половиной метров: через специальные окна в нижней части здания можно изучать устройство сугроба, выясняя, на что похожа жизнь под снегом. Снаружи музей представляет собой таинственно сияющую снежную скульптуру с торчащей из-под белой шапки башней.
Движение - жизнь
На биеннале можно сбиться с ног и не найти проекта, в котором был бы хоть один прямой угол. Зато заверченных спиралью и воронкой, свернувшихся лентой Мебиуса пространств - хоть отбавляй. Чего стоит коридор между двумя зданиями Королевской балетной школы в Лондоне, спроектированный бюро Wilkinson Eyre, - "Мост вдохновения". Он закручен жгутом, пол в нем переходит в стены, стены - в потолок, будто этот коридор постоянно выполняет фуэте. Архитектура все время течет и бежит, летит и расползается - и даже там, где есть прямые углы, все находится в постоянном движении.
"Программным" руководство биеннале сочло концептуальный проект голландского бюро MVRDV "Город контейнеров". Заключается этот проект в следующем. Часть из миллионов грузовых контейнеров, оседающих каждый день в порту Роттердама, соединяют в одно целое. Каждый из них может быть кафе, квартирой, офисом и так далее. Все контейнеры стоят на рельсах и могут ездить туда-сюда, образуя новые группы помещений там, где это необходимо в данный момент.
С другой стороны, чтобы поддерживать в архитектуре это постоянное, безостановочное движение, вовсе не обязательно заставлять части здания совершать перемещения. Голландцы из UN Studio идут другим путем. Их небольшой офисный центр La Defense Offices в городке Алмере в Голландии сплошь облицован отполированными до зеркального блеска металлическими панелями. Здание отражает все, что творится вокруг, меняясь в зависимости от погоды, времени года и времени суток, каждый день приобретая фантастический вид на закате. Зачем? Скорее следует спросить - почему. Потому что так новая архитектура утверждает свою изоморфность жизни, в которой, как известно, остановка означает одно - смерть.
Фракталы против ячеек
В деле уподобления архитектуры жизни и превращения ее в текущую, летящую, встающую на дыбы и расползающуюся по земле материю помогают цифровые технологии, без которых сегодня многие архитекторы уже не могут представить себе процесс проектирования. Компьютеры создают виртуальные модели искривленных пространств, генерируют десятки вариантов решений одной задачи - неоценимая услуга при проектировании массовой жилой застройки в условиях нынешней массовой же нелюбви к любым стандартам.
Однако большим преувеличением было бы сказать, что лишь сегодня, с развитием высоких технологий и с готовностью проектировщиков бесконечно гнуть и мять, архитектура научилась жить в гармонии с окружающей средой. Крестьянские дома и старинные усадьбы, не отличавшиеся особой извилистостью линий, и даже некоторые памятники модернизма, вроде знаменитой "Виллы над водопадом" Фрэнка Ллойда Райта, дают уроки самого что ни на есть гармоничного сосуществования с пейзажем. Недаром, вопреки официальным антимодернистским настроениям, в павильоне Венеции кураторы посвятили всю экспозицию наследию архитектуры 70-х - BBPR, Марио Ботта, - явственно давая понять, что "вечные ценности" архитектуры вовсе не были забыты лучшими мастерами того времени.
Что касается особой способности современной архитектуры избегать стандартов, то возможности новых технологий в этой области и правда чрезвычайны. Но стоит зайти на представительную экспозицию проектов новых концертных залов и музыкальных театров, расположившуюся в павильоне Италии, то и в этом начинаешь сомневаться. Театр Нормана Фостера в Гейтсхеде напоминает проект шоу-рума BMW Coop Himmelb(l)au. Opera House в Гуанчжоу Coop Himmelb(l)au напоминает аэропорт Фостера в Гонконге. И вообще, когда видишь двадцатую, а затем и тридцатую, и пятидесятую по счету завернутую воронкой и растекшуюся извилистыми ручьями стену, тебе начинает казаться, что на смену одним стандартам приходят другие. И описываются они другими словами: раньше были "модули", "ячейки" и "единицы жилья", а теперь - "фракталы", "ризомы" и "сети".
De jure
Теперь главный вопрос. Почему сегодня возникла такая потребность очередной раз прощаться с модернизмом? Ведь его постулаты уже не раз подвергались сомнению, становились объектом иронии и развенчания. "Машина для жилья" и социальный утопизм а-ля Ле Корбюзье - история архитектуры. Историей уже стала и антимодернистская полемика. Сегодня принято вспоминать одного из первых оппонентов квадратной жилой ячейки - Фредерика Кислера, который в начале 50-х спроектировал так называемый "Бесконечный дом", в котором было все, на чем зиждется новая архитектура: отсутствие прямых углов, перетекающие друг в друга пространства и т. д. Тогда домом этим заинтересовался только Музей современного искусства в Нью-Йорке. Музей заказал Кислеру рабочий проект "Бесконечного дома", чтобы поставить его во дворе МОМА на 53-й улице - но архитектору и его бюро не удалось превратить это сборище коконов в чертежи, годные для строительства. Сегодня, когда компьютеры переводят в "рабочку" поверхности любой сложности кривизны, с этим нет проблем. Нынешним строителям если и ведомы какие-то препятствия, то они носят не технологический, а финансовый характер. То есть новая архитектуры состоялась de facto. Теперь ей надо состояться de jure, то есть "застолбить" за собой ряд важных ценностей. Куратор 9-й биеннале Курт Фостер, который одинаково известен и как историк, и как архитектурный критик, увидел значение архитектуры "дигитальной эры" в возвращении к "вечным ценностям" - таким как уважение к "гению места", способность не терять актуальность с течением времени, отражать бесконечное разнообразие мира и т. д. Так новая архитектура из высокотехнологичного аттракциона превратилась в явление, полное собственного позитивного содержания. Поэтому и понадобились очередные "долгие проводы" модернизма.