- А кто это там так визжит? - спрашивает у гардеробщика человек, случайно зашедший в "Сатирикон" к финалу "Страны любви". - Зрители, что ли? - Да нет, актеры, - вздыхает гардеробщик.
Исполнители нового спектакля Константина Райкина и впрямь радуются как дети. На финальных поклонах они выбегают на авансцену и начинают отчебучивать нечто среднее между трепаком и рэпом. Поют, визжат, хохочут, хлопают зрителям и своему режиссеру. Неподдельное счастье от пребывания на сцене - лучшее, что они могут предъявить залу.
Дело в том, что "Страну любви" Райкин поставил со своими студентами, которых в полном составе зачислил в труппу "Сатирикона". Заботливый педагог предоставил начинающим артистам большую сцену своего театра и приспособил для них заигранную на детских утренниках пьесу Островского "Снегурочка".
В кулуарах в связи с этим предвкушали небольшой скандал. Константин Райкин старательно позиционировал свою версию "Снегурочки" как эротический спектакль только для взрослых. Обещал голую сцену и минимальные костюмы на артистах. Грозился не пускать в зал детей. Даже поменял название пьесы, лишь бы не превратить свою премьеру в банальный "целевой" спектакль для школьников.
На деле все оказалось не так экстремально. Голую сцену прикрыли марлей, изображающей снег, и заставили стульями. Снегурочку, едва раздев в финале, сразу закутали в белую тряпочку. Никаких радикальных изменений классическая пьеса не претерпела. Райкин просто немного ее сократил и вместе с хореографом Валерием Архиповым придумал вставные музыкальные номера. Эти коллективные танцы, в которых рэп пробивается сквозь "А мы просо сеяли", как ручеек из-под снега, - единственное оправдание "Страны любви".
Досидев до конца трехчасового спектакля, зритель остается в недоумении. В чем был смысл странной истории Снегурочки, почему сексуально озабоченные берендеи так равнодушно принесли ее в жертву, был ли их царь деспотом или демократом, отчего его подданные так старательно пели гимн, подозрительно напоминающий "Боже, царя храни"? Нет ответа. Если у "Страны любви" и была режиссерская концепция, то под напором эмоций, захлестнувших артистов, она погибла безвозвратно.
Но стоит дождаться финала, когда райкинские ученики, впервые прорвавшиеся на большую сцену, выбегают на поклоны и начинают отчаянно зажигать - глаза горят, каблуки стучат, - как все вопросы отпадают. Счастье игры захватывает зал. И выйдя из театра, зритель еще долго будет напевать себе под нос: "А мы просо сеяли, сеяли..."
