В России опять пытаются реформировать науку. Сформированное Владимиром Путиным правительство намерено решить проблему, которая оказалась не по зубам правительству гайдаровскому: как из постсоветского конгломерата сотен академических НИИ, разнообразных отраслевых и ведомственных структур создать прозрачную и эффективную систему по производству научного знания, востребованного национальной экономикой.
Институты, отвечающие в нашем обществе за науку, оказались гораздо более инертными и живучими, чем институты экономические и политические. Академия, созданная по указу Петра из группы импортированных из Европы великих, средних и просто бездарных ученых и пережившая бурные в научном смысле XVIII и XIX века, только повысила свой статус после 1917 года. Как пишут историки, если бы не революция, использовать свой шанс на первенство в формировании национальной стратегии НТП могли бы университеты и промышленные предприятия, но большевики решили по-другому. Как пишет один из лучших историков российской и советской науки Лорен Грэхем, "начиная с 1930-х годов советская Академия наук оставалась единственной из всех основанных в XVIII веке европейских академий, которая продолжала в интеллектуальном отношении доминировать в науке своей страны". Сталин и Хрущев, несмотря на ведущееся параллельно вытаптывание целых направлений исследования природы, еще больше повысили статус академического научного олимпа. И дело не только в своеобразной расплате власти за успешно реализованные атомный, ракетно-космический и радиолокационный проекты. Управлением наукой в централизованном, корпоративном по сути государстве должна была заниматься организация, основанная на централизованном, корпоративном, кастовом принципе - как это и было задумано Петром.
В 1991 году ситуация, казалось, радикально изменилась: резкое сокращение финансирования и попытки изменить основные принципы функционирования советской большой науки должны были привести к новой системе производства знания или (по мнению части наблюдателей) к полному исчезновению этой области человеческой деятельности в России. Ни того, ни другого не произошло - постаревшее и поредевшее в процессе утоления кадрового голода развитых стран отечественное научное сообщество зализывало раны, получало очередные Нобелевские и Государственные премии и продолжало работать в отточенных десятилетиями, если не столетиями, институциональных рамках.
Затеянная ныне реформа, контуры которой, возможно, окончательно прояснятся к концу этого года, тем и интересна, что власть вроде бы наконец решила "окончательно разобраться" с неуправляемой и одновременно ключевой (хотим же мы экономики, основанной на знаниях) зоной своих интересов. Вот только раскусить академический орешек ей пока оказалось не под силу.
Подрыв российской науки
Началось все, естественно, со скандала. Стартовый пистолет выстрелил на заседании президиума Российской академии наук, которое прошло 14 сентября. Впервые собравшаяся после летних отпусков академическая верхушка была ошарашена эмоциональным выступлением вице-президента РАН Геннадия Месяца. Тема, которую он затронул, не значилась в повестке дня. Неожиданно даже для президента РАН Юрия Осипова академик Месяц сделал сообщение о подготовленном Министерством образования и науки проекте Концепции участия Российской Федерации в управлении государственными организациями, осуществляющими деятельность в сфере науки. Причем документ был представлен не как проект, каковым он по сути являлся, а как конечный продукт, готовый для утверждения правительством.
Конкретный посыл концепции заключался в том, что имеющиеся в наличии у государства бюджетные средства должны не размазываться ровным, а значит, тонким слоем между многочисленными институтами, а концентрироваться в нескольких десятках научных центров. Очевидно, что и сотрудников в них будет собрано гораздо меньше, чем в ныне существующих НИИ. В результате в них можно будет поднять уровень зарплаты, привлечь высококлассных специалистов, закупить современное оборудование, литературу и т. д. Не вошедшие в число счастливчиков институты будут приватизированы или ликвидированы.
Попутно академики вспомнили и о других документах, изменения в которые вносились министерством и также не обсуждались с научной общественностью. Речь идет о федеральном законе "О науке и государственной научно-технической политике", Стратегии Российской Федерации в области развития науки и инноваций на период до 2010 года, а также об Обобщенном докладе правительства Российской Федерации президенту Российской Федерации об "Основных направлениях государственной политики Российской Федерации в области развития науки, технологий и техники на период до 2008 года".
Так, говоря о том, что чиновники и в грош не ставят Академию наук, Геннадий Месяц возмущался, к примеру, тем, что о внесенных 22 августа 2004 года в федеральный закон 1996 года "О науке и государственной научно-технической политике" 150 поправках в президиуме РАН узнали всего за несколько часов до обсуждения на заседании Госдумы, и беспокоился, что и в случае с остальными документами академию поставят перед фактом. Но то, что с весны в министерстве работали над такими поправками, выполняя распоряжение президента и правительства о подготовке законодательных положений, связанных с монетизацией льгот, ни для кого не было секретом, в том числе и для руководства академии, которая, между прочим, является крупнейшим "держателем" всякого рода преференций и льгот. Еще в начале августа один из академиков сетовал "Эксперту", что в Министерстве образования и науки готовится несколько ключевых документов, а руководство РАН "ведет страусиную политику, прячась от неизбежных реформ и отсиживаясь по черноморским курортам". А академик Владимир Накоряков прямо сказал, что "изучал документы еще в середине августа, а ребята из академии притворяются, что они их не видели".
Зная о готовящихся в Министерстве образования и науки документах, академические начальники вовсе не торопились прервать летние отпуска для того, чтобы хоть как-то повлиять на содержание составляемых чиновниками бумаг. И это при том, что предполагаемые поправки в тот же Закон о науке исключали положения, касающиеся обязательств государства перед сферами науки и образования, фиксированной доли в расходной части бюджета страны науки и образования, федеральных фондов поддержки научно-технической деятельности, из закона изымались все упоминания о налоговых льготах, а научные и образовательные учреждения лишались права самостоятельно распоряжаться внебюджетными средствами и выступать арендодателями. То есть напрямую затрагивали интересы этой самой научной общественности. Но безмятежность летних каникул, похоже, оценивалась академиками выше этих льгот. По крайней мере, ни один из авторитетных ученых не высказался против этих поправок, а просочившиеся сведения о них были заглушены развернувшимися в СМИ баталиями о пользе и вреде монетизации для простых пенсионеров и инвалидов. Впрочем, спокойствие академических олимпийцев было кажущимся. Совет главных мудрецов страны ждал удобного момента для нанесения ответного удара.
Первое обсуждение вышеупомянутой концепции прошло на коллегии Министерства образования и науки в конце августа. При представлении проекта концепции готовившими ее чиновниками не раз подчеркивалось, что это рабочий документ "нулевого уровня", не имеющий официального статуса и "предназначенный для дальнейшего конструктивного и делового обсуждения".
По нашей информации, на коллегии присутствовали академики Геннадий Месяц и Валерий Костюк (главный ученый секретарь президиума РАН), которые и донесли документ, "созданный в тиши чиновничьих кабинетов", до широкой общественности. Первый заместитель министра образования и науки Андрей Свинаренко утверждает, что на этапе подготовки концепцию не обнародовали намеренно: "Проблемы науки по своей значимости выходят далеко за рамки научного сообщества и требуют широкого обсуждения. Но вести умозрительные споры вряд ли имеет смысл. Нужен конкретный предмет для разговора. Для этого и была разработана концепция с конкретными предложениями".
Тот же Андрей Свинаренко, приводя данные о существующих в стране 2388 государственных научных организациях, говорил, что только менее 20% из них входят в систему РАН, и потому концепция "ориентирована главным образом на неакадемический сектор науки", но академики в итоге приняли слово "приватизация" исключительно на свой счет.
После этих выступлений Свинаренко прозвучали наконец первые залпы тяжелой академической артиллерии. Нобелевский лауреат Виталий Гинзбург уверял, что "проект, сочиненный в стенах министерства, по существу разрушает науку в России" и ставит ее "ниже любого коммерческого предприятия по изготовлению поддельной водки или дамских прокладок". Другой обладатель "Нобеля" Жорес Алферов собрал директоров ведущих питерских институтов и сообщил, что "министерство поступило бесцеремонно по отношению к научным работникам. С нами никто не советовался и даже не поставил в известность. Если разрушительная концепция будет в ближайшее время утверждена правительством, с наукой в России можно будет попрощаться". Нобелевский лауреат уверял, что "лично не допустит приватизации ни одного из шестидесяти институтов", входящих в Петербургский научный центр РАН, которым он руководит, и пообещал представить президенту альтернативную концепцию развития российской науки.
Может, в этом и заключался просчитанный властью эффект - заставить академические структуры зашевелиться и заняться собственным "альтернативным" реформированием. По крайней мере, нас убеждали в этом представители Минобразнауки. Однако реальный эффект вброса концепции в научную среду был таким, что министру образования и науки Андрею Фурсенко, после нападок академиков и прямых угроз отправить его в отставку, в своих интервью пришлось ясно давать понять, что речь вовсе не идет о ликвидации РАН или об ее приватизации (и надо отдать ему должное, в результате объяснений и приглашения научного сообщества участвовать в конструктивном диалоге ему удалось-таки локализовать набирающий силу скандал). В интервью "Эксперту" министр, сглаживая радикализм своих подчиненных, в частности, говорил, что задача его ведомства - "задать рамки процесса, и самое страшное, худший вариант, если чиновник начнет реформировать науку". Говорил он также о необходимости сохранения "среды воспроизводства знаний". У заинтересованного читателя может сложиться впечатление, что власть готова консервировать ситуацию с РАН.
"Мы должны добиться того, - утверждает Андрей Фурсенко, - чтобы наука стала реформироваться силами самого научного сообщества. Тем более что академия понимает: сегодня она существовать по-старому не может". По мнению министра, "существует неформализованная сеть ведущих научно-образовательных институтов, оцененных экспертным сообществом". Эти ведущие учреждения и должны бы, по замыслу министерства, стать основой нового академического сектора науки. "Едва ли кто будет спорить с таким выбором, и если академия примет оценку экспертного сообщества, то она сама легко найдет пути избавления от балласта неэффективных институтов", - считает министр.
Vivat academia
Тем не менее, будет ли российская наука действительно реформирована и каким образом, пока так и остается открытым вопросом. Кулуарные переговоры между академиками и чиновниками, наспех переписываемые бумаги, которые уже в этом месяце придется выкладывать на стол президенту, оборачиваются полным непониманием ситуации, складывающейся в научном и деловом сообществе. Тем, кто сегодня реально делает науку и занимается инновационным бизнесом, не ясны цели такого рода реформ.
"Вот я, сотрудник академического института, завлаб, - пишет на форуме 'Российской газеты' простой кандидат наук, - получаю деньги, в том числе и по грантам из госбюджета через казначейство. Зачем мне нужен посредник между мной и бюджетом в лице академиков-чиновников? Ученые пишут, что академия рулит своими организациями. Это каким же образом? Тем, что мы отсылаем им каждый год пухлые отчеты о своей деятельности? Но давайте называть вещи своими именами: мой настоящий научный отчет - это статья в журнале. А мой финансовый отчет я отправляю в финансировавший меня фонд. Зачем же мне президиум Академии наук? Более чем за двадцать лет моей деятельности ни один академик не ставил передо мной ни одной научной задачи".
Политика портит людей, а наши академики слишком увлеклись политикой. Наши же политики проявляют излишнюю академичность - после провокационных "концепций" они тут же готовы сделать "два шага назад" и предложить элите научного сообщества старый путь - самореформироваться. Уже, кажется, всем понятно: почти трехсотлетний институт РАН, еще и продублированный методом вегетативного размножения во всевозможных медицинских, сельскохозяйственных и естественнонаучных академиях, давно не соответствует современной ситуации в области НТП. Но если он сохраняет лояльность власти - попробуй тронь его.
Растерянность власти, которая сначала убедила себя в том, что реформа науки необходима, а затем обнаружила, что имеет дело с институтом, гораздо более древним и прочным, чем КГБ или "единственная партия", вполне понятна. Но ответственности за создание эффективной национальной модели НТП это с нее не снимает.
Готовящиеся сейчас многочисленные документы по реформе российской науки, в которых есть безусловно позитивные моменты, благодаря чиновничьему многословию могут только "сбить прицел" включенному в процесс наблюдателю. Поэтому возьмем на себя труд сформулировать несколько простых, даже резче, самоочевидных положений, часть из которых, надеемся, найдет свое место в "концепциях", "стратегиях" и "докладах". Авторство нижеследующего списка мер невозможно приписать конкретному человеку - это плод общения с экспертным сообществом страны, свободным от круговой поруки академической корпорации.
Первое - наука ради науки нам не нужна. Власть, наука, бизнес и общество должны создать список немногочисленных приоритетных проектов, которые будут определять НТП-судьбу России в ближайшие десятилетия. В конкурсе русских инноваций, затеянном нашим журналом, это проходит по ведомству номинации "Белая книга". Длинный перечень "критических технологий", сформулированных в академическо-чиновничьих недрах, не подойдет - гораздо ближе так называемые мегапроекты, затеянные нынешним министром образования и науки Андреем Фурсенко; правда, стоит существенно увеличить их масштаб.
Второе - необходимо инвентаризировать множество научных организаций страны по нескольким критериям и отобрать шорт-лист лучших, которые должны получить избыточное госфинансирование (остальные либо начинают заниматься наукоемким бизнесом или платным образованием, то есть кормят себя сами, либо прекращают свое существование). По каким критериям их отбирать, научное сообщество отлично знает (см. "Критерии известны"). Не исключено, что после применения такой "бритвы Оккама" многие академики и возглавляемые ими институты могут оказаться за бортом.
Третье - отечественному научному сообществу необходима поколенческая революция. В естественных науках самые главные работы делаются до 40, если не до 35 лет. Академик и директор ведущего института в возрасте 75 лет - нонсенс. Уступите место молодым, в том числе уехавшим за рубеж, активным научным кадрам, отчаявшимся не только получить на родине достойную оплату своего труда, но и занять перспективные карьерные ниши.
Четвертое - Академия наук перестает быть госведомством и становится почетным клубом, "ложей бессмертных"; реальным же управлением НТП начинают заниматься специально обученные менеджеры. Роли "крупнейшего ученого, отца-основателя целого направления исследований" и "управляющего исследовательской организацией" надо закрепить за разными актерами (исключения вроде Капицы, Курчатова, Келдыша и раньше были исключениями, что уж говорить про сегодняшний день). Члены клуба великих могут привлекаться в качестве экспертов для формулировки национальной НТП-стратегии, но они не должны заниматься оперативным управлением научными корпорациями.
P. S. Когда этот текст сдавался в номер, в редакцию пришло сообщение, что подготовлен новый вариант пресловутой Концепции участия Российской Федерации в управлении государственными организациями, осуществляющими деятельность в сфере науки, в котором нынешний статус РАН в очередной раз подтвержден и закреплен. Vivat academia!
