Творчество Акунина, плохо это или хорошо, давно уже перестало доводить до экстаза читательские массы. Похоже, это прекрасно понимает создатель акунинского проекта Григорий Чхартишвили: в новой своей книге он объединил себя самого со своим же псевдонимом, пытаясь оживить несколько уже захиревший проект собственной харизмой. Интересно, что неожиданный союз возник на почве особой любви обоих к теме смерти: самый известный труд Чхартишвили - "Писатель и самоубийство", завершающий роман фандоринского цикла - "Любовники смерти" (да и вообще романам о Фандорине свойственна была некоторая некрофилия - вся их прелесть состояла именно в подробном восстановлении безнадежно умершего времени).
Оба автора, в полном соответствии с названием книги, описывают шесть наиболее полюбившихся им кладбищ. Под своим именем Чхартишвили пишет о каждом из них подробное эссе - с исторической справкой, с лирическими отступлениями, с философскими обобщениями. В качестве Акунина он занимается художественным воплощением своих идей. Например, на Хайгейтском кладбище Чхартишвили осмысляет личность Карла Маркса - а заодно приводит легенды об обитающих здесь вампирах; тут же Акунин сочиняет рассказик о неприятных посмертных привычках вождя мирового пролетариата, который за гробовой чертой освежается кровью прогрессивно мыслящих посетителей. Собственно, практически у всех рассказов сюжет схож - о легко проходимой грани между посю- и потусторонними мирами, о постоянном присутствии обитателей кладбищ (Оскара Уайльда, Салтычихи) в мире живых. Эти манерные, вялые, стилизованные под декадентщину начала XX века рассказы - пожалуй, худшее из всего написанного Акуниным.
Эссе Чхартишвили, конечно, поинтересней; однако и они производят невеселое впечатление. Шесть раз подряд автор сообщает о том, как удивительно застывает прошлое в форме кладбища, как душа нации проступает сквозь могилы и как приятно в этом разбираться; оно, может, и верно, да только несколько однообразно. Похоже, Чхартишвили, вместо того чтобы оживить Бориса Акунина, сам заразился от него трупным ядом, превратившись в результате в ходячий литературный проект.
