Был в 20-е годы прошлого века такой теоретик искусства Владимир Фриче - марксист, который всю историю мировой литературы толковал в духе классовой борьбы. Со студенческих лет в память врезалась его строка: "В свободное от военных предприятий время класс феодалов занимался любовью" - это он о средневековой поэзии, о трубадурах и миннезингерах. Все пьесы Шекспира, по Фриче, отражали борьбу феодалов с нарождающейся буржуазией.
Молодые режиссеры из России, Германии, Венгрии, которых собрал в Москве фестиваль NET, Фриче, наверное, не читали. Но мыслят они ровно в тех же категориях. Как ни странно, вульгарный социологизм не мешает им выпускать отличные спектакли, полные смысла.
Классиков порезали
Думаете, "Ромео и Джульетта" - пьеса про любовь? Ничего подобного. Любовь здесь так, сбоку припека - в буквальном смысле слова. Литовский режиссер Оскарас Коршуновас поместил шекспировских влюбленных на кухню. Слева - кухня Капулетти, справа - кухня Монтекки. Проговаривая шекспировский текст, персонажи месят тесто, лепят пасту, пекут пиццы. И, разумеется, воюют: швыряются друг в друга мукой, выплескивают воду, порой хватаются за ножи.
Это не похоже на борьбу феодалов с буржуазией, скорее - на обычную конкурентную борьбу двух маленьких итальянских ресторанчиков "в Вероне, где встречают нас событья". Время и место действия: послевоенная Италия. Все герои словно пришли из неореалистических фильмов. Никакой романтики, никаких сантиментов. Персонажи озабочены бизнесом, статусом, интригами. Они делают классовую войну, а не любовь. Любое человеческое чувство в таких условиях обречено. Дело не в том, что Ромео и Джульетта любят друг друга как-то особенно. Просто они любят не в том времени и не в том месте. "Я ставлю спектакль про обыкновенную любовь в драматических обстоятельствах", - говорит Коршуновас.
Полное отсутствие сентиментальности продемонстрировал и молодой венгерский режиссер Арпад Шиллинг, показавший на фестивале свою "Чайку". Он тоже обошелся без романтических красот. "Колдовское озеро" обернулось крошечным пятачком сцены, на котором - без декораций и костюмов - играли Чехова актеры театра "Кретакор". Убитая чайка предстала перед зрителем в виде пластикового пакета. Треплев протягивал его Нине, она с испугом заглядывала внутрь: "Что это?" "Я убил чайку!" - гордо отвечал он, и несколько перышек, кружась, падали на пол.
Тридцатилетний Шиллинг прославился несколько лет назад своим спектаклем "Шоу фрау Пластик Чикен" - пародией на реалити-шоу. Ведущая приглашала в студию серийного убийцу - копию Малколма Макдауэлла из "Механического апельсина" Стэнли Кубрика - и его жертв, чтобы в разговоре по душам выяснить, "кто виноват". Естественно, дело заканчивалось общим кровопролитием.
"Чайка" не менее радикальна, чем "Шоу фрау Пластик Чикен", несмотря на свой предельный минимализм. Актеры сидят среди зрителей - обычно одетые, с расслабленными, неактерскими лицами. Когда они начинают говорить, публика не сразу догадывается, что спектакль уже начался, - настолько тихо и естественно звучат их голоса.
Герои Шиллинга - современные интеллигенты, точь-в-точь такие же, как люди в зале. Они ходят среди нас, заметно стесняясь наших взглядов. Когда надо сказать что-то на ухо, шепчут настоящим, нетеатральным шепотом. Когда доктор Дорн оглаживает Полину Андреевну, та смущенно оглядывается на зрителей. А когда Аркадина бросается раздевать Тригорина, тот ее останавливает: "На нас смотрят". И действительно смотрят - с расстояния протянутой руки.
Тихие интеллигентные герои "Чайки" ведут свои войны - за признание, за гонорары, за славу - с убийственной жестокостью. В финале Треплев не стреляется. Просто, раздавленный конкуренцией, растаптывает свою скрипку, отрекаясь от юношеских амбиций. А Тригорин с Аркадиной, похихикав, как вампиры, скрываются среди публики - неотличимые от зрителей, точно такие же, как и мы.
Женщины на грани
Звездой NET-2004 стал немецкий режиссер Томас Остермайер, руководитель самого статусного немецкого театра "Шаубюне". Остермайер модернизирует традиционный немецкий театр, пытаясь как можно решительнее приблизить его к кинематографу. Летом мы писали про его кинематографичного "Войцека", поставленного специально для Авиньонского фестиваля. В Москву Остермайер привез свои спектакли о женской доле.
Главную роль и в "Норе", и в "Концерте по заявкам" играет Анн Тисмер - безупречная красавица со спокойным, задумчивым лицом. В кульминационные моменты ее правильные черты внезапно искажаются. Перекошенное гримасой лицо превращается в портрет кубиста, словно Чужой, сидящий внутри, вырывается наружу и начинает крушить все вокруг. Тисмер - воплощение опасной реальности, которая скрывается за красивым фасадом. Она - ожившая метафора молодого европейского театра, который стремится сорвать с жизни ее маски.
Наиболее эффектно такой трюк удается Остермайеру и Тисмер в "Норе". Этот жесткий и гламурный спектакль интонацией смахивает на "Американского психопата" Брета Истона Эллиса. Начинается все необычайно красиво, но к финалу красота взрывается выстрелами.
Нора и ее супруг - преуспевающие немецкие бюргеры, crиme du crиme среднего класса. Они живут в чудесной двухэтажной квартире в стиле хайтек. В их собственности - новенькая музыкальная система, огромный аквариум с экзотическими рыбами, прислуга-мулатка - ее имя они все время забывают - и трое детей, упакованных в самые модные шмотки. Остермайер осовременил пьесу, но конфликт оставил в неприкосновенности, лишь слегка заострив. Когда муж Норы узнает, что она поставила под удар его статус, его пост и его деньги, он превращается в настоящего монстра и едва не убивает ее. Нора стреляет в него, несколькими выстрелами разнося в прах скромное обаяние буржуазии. И вот уже ее лощеный супруг тонет в собственном аквариуме, а рыбы удивленно глядят, как вода окрашивается кровью.
Дьявол кроется в деталях
Томас Остермайер - настоящий законодатель моды на всем пространстве объединенной Европы. Он не просто выпускает театральные хиты в "Шаубюне". Этим летом он организовал программу Авиньонского театрального фестиваля, по сути сделав свой стиль руководящей и направляющей силой современного европейского театра. И Шиллинг, и Коршуновас - его протеже. Естественно, российские деятели театра стремятся встроиться в орбиту его влияния. Братьям Владимиру и Олегу Пресняковым это уже удалось. Их пьесы регулярно представляют в Авиньоне, и сам Остермайер рассматривает возможность их постановки.
За братьями тянется и режиссер Кирилл Серебренников, недавно поставивший их пьесу "Изображая жертву". Это один из первых отечественных спектаклей, авторы которого пытаются понять, что происходит с их страной и с ее населением. В "Изображая жертву" есть и презабавные театральные аттракционы, и экстремальная для российского театра нецензурная брань, и остро актуальные монологи. Пьеса вполне достойно смотрится на NET.
К сожалению, театральные техники режиссера и актеров выглядят несколько старомодными на фоне актуальных европейских тенденций. Стоит только сравнить "Изображая жертву" с "Концертом по заявкам", закрывавшим фестиваль. "Концерт..." - тоже пьеса из современной жизни. И эта жизнь воспроизведена на сцене с такой точностью и в таких подробностях, что дух захватывает. Немолодая, плохо одетая женщина приходит с работы домой, в крошечную однокомнатную квартирку - типичное социальное жилье для бедноты. Она ставит чайник на плиту - дешевенький металлический чайник, купленный на распродаже, - достает хлеб и намазывает его дешевым маргарином, купленным со скидкой. Каждая деталь говорит что-то о ее жизни, об обществе, в котором она живет, о нашем времени.
Эта убийственная точность антуража позволяет авторам обойтись вообще без слов. В "Концерте по заявкам" текста нет. Анн Тисмер изредка вздыхает, зевает, жует бутерброд, ходит в туалет, включает радио. И из этих мелочей возникает вся ее жизнь - одинокая, нищая, никому не нужная. Лицо Анн Тисмер неподвижно. Она не кричит, не плачет, в отличие от исполнителей "Изображая жертву" не произносит зажигательных монологов. Но все ее существо выражает невыносимое отчаяние. И никто в зале не удивляется, когда ее героиня, выпив таблетку снотворного, берет еще таблетку. И еще. И еще.
Гиперреализм Остермайера, превращающий его спектакли в настоящие кинофильмы - со сменой панорам и крупных планов, с предельно достоверной игрой актеров, с бьющим по нервам саундтреком, - вот новая технология, которую стоит освоить отечественным режиссерам. В сочетании с отчетливым социальным мессиджем это ноу-хау обеспечивает высокое качество нового европейского театра. Театра, в который, хочется надеяться, будем приняты и мы.
