Евросоюз готов принять Турцию в свои ряды. Не сразу, а лет через десять или даже двадцать - когда она, по мнению Брюсселя, будет готова. А пока стороны готовятся начать переговоры об условиях вступления. Само решение беспрецедентно - пока такой чести не удостоилась ни одна мусульманская страна. Неудивительно, что европейские политики и обыватели разделились на два лагеря - и оба не вполне дружественны к Турции. Первые считают, что вступление Турции в ЕС извратит саму идею союза. Вторые полагают, что принятие Турции - это вынужденная для ЕС мера. Как бы то ни было, но, пообещав однажды туркам членство, ЕС не может взять своего слова назад. Максимум, что он может сделать, - до бесконечности тянуть время и повышать планку требований. По мнению многих в Европе, это время нужно Турции, чтобы измениться и стать похожей на обычную европейскую страну.
Однако превращаться в "обычную европейскую страну" Турция вовсе не намерена. Год за годом, десятилетие за десятилетием (а Турция подала заявку на членство в ЕС еще в 1958 году) турки скрупулезно выполняют требования Брюсселя. Но их цели имеют мало общего с намерениями Европы в отношении Турции. Для Турции процесс сближения с Евросоюзом - это инструмент превращения в великую державу. Уже сегодня Турция внешне довольно похожа на европейскую страну среднего достатка. Но это только видимость.
Дорога на Анкару
Новенький стамбульский аэропорт имени Ататюрка. Наглядная заявка Турции на принадлежность к Европе - никакого азиатского хаоса, хорошо организованные службы и ясные указатели позволяют расслабиться и почувствовать себя в хорошо знакомой европейской реальности. Ищу информационную будку. Мне надо как-то попасть в Анкару. Железные дороги в Турции не развиты. Самый простой и короткий способ - ехать автобусом. Я даже знаю названия нескольких автобусных компаний, и мне известно, что у них должны быть отделения в аэропорте, а у некоторых даже шаттлы до автовокзала.
На этом сходство с Европой начинает заканчиваться. Служащая в справочном окошке явно растеряна: на вопрос, как попасть из аэропорта на автовокзал, девушка советует спросить у водителей автобусов на выходе. Озадаченно иду дальше, глядя на указатели. Вдруг из дверцы с надписью "Агентство путешествий" выныривает человек в костюме и на бойком английском предлагает ответить на возникшие у меня вопросы. Приглашает меня в свой офис, где сидят еще двое, глубоко погруженные в какую-то деятельность, и начинает обзванивать пару десятков автобусных компаний, чтобы узнать, есть ли места на ближайшие рейсы.
Мой новоявленный помощник много и быстро говорит по-турецки. Сокрушенно качает головой. Наконец докладывает: во всех недорогих компаниях все билеты на ближайшие рейсы проданы: "Вы же знаете, сегодня воскресенье, и у нас Курбан-байрам". Ближайший рейс в полночь. Это значит, что мне надо ждать почти двенадцать часов. Но есть места в дорогой компании. Нерешительно соглашаюсь и смотрю, что будет дальше. Жду, что он полезет в компьютерную базу, чтобы купить билеты через электронную систему. Вместо этого он говорит: "С вас семьдесят долларов". Всякое сходство с Европой улетучивается окончательно.
"За что столько?" - спрашиваю я. Оказывается, 20 долларов будет стоить шаттл до автобусной станции и еще 50 долларов билет в Анкару. "А где билет?" - спрашиваю я. "Нет, билета мы вам не дадим. Я вам дам вот такую квитанцию, свидетельствующую о том, что вы заплатили нам семьдесят долларов. А наш водитель, который повезет вас на автобусную станцию, купит вам билет на месте", - отвечает он, не глядя мне в глаза. Тут все становится на свои места, я благодарю собеседника и выхожу из офиса. В рядах клерков мое движение вызывает смятение. Из-за соседнего стола вдруг решительно выпрыгивает начальственное лицо, которое до сих пор было глубоко погружено в работу и ничего вокруг не замечало, и на приличном русском выкрикивает мне вслед: "Вы что, не верите нам? За такси вы заплатите не меньше тридцати долларов. А больше вы ни на чем отсюда не уедете. Это вам не Россия, где все обманывают. Мы честные турецкие бизнесмены". Его слова оказались справедливы в одном - уехать из аэропорта на автовокзал кроме как на такси действительно оказалось невозможно. Зато такси вопреки прогнозам стоило не 30 долларов, а в районе тринадцати. И такси этих было страшно много.
На автовокзале представление продолжилось. Едва мы въехали на его территорию, к машине подскочило несколько человек. С криками они бежали вровень с машиной, показывая водителю, где остановиться. Затем кинулись вытаскивать мои вещи из багажника и потащили меня в какую-то автобусную компанию, где автобус на Анкару якобы отправлялся с минуты на минуту. Учитывая первый опыт, я решительно отстранила добровольных помощников от своих вещей и сообщила им, что в их услугах не нуждаюсь. После нескольких минут темпераментного диалога они разочарованно отстали.
Тут я оказалась в тупике. Меня окружали едва ли не сотни вывесок на турецком с названиями автокомпаний и пунктов назначения. Не в силах разобраться в этом хаосе, я решила идти в компанию с вполне интернациональным названием "Метро". Офис этой автокомпании тоже выглядел вполне на уровне - ничуть не хуже автостанции в каком-нибудь немецком городе средней руки. Да и автобусы у них были приличные - новенькие, очень комфортабельные "рогатые" "Мерседесы" (как, впрочем, и у большинства остальных компаний - на рынке очень жесткая конкуренция). Единственное, что выглядело совсем не по-европейски и выделялось на фоне типичной офисной обстановки, - большая фотография отца нации Кемаля Ататюрка.
Ататюрк жив
Сочетание логотипа компании, офисных настенных часов и яркого фотопортрета отца нации поражало. Приняв его за некий артефакт прошлого, я даже поторопилась сфотографировать "офис с Ататюрком". Вскоре, однако, мое стремление запечатлеть всех увиденных на стенах Ататюрков заметно поугасло. Выяснилось, что в Турции трудно найти место, где не было бы его изображения. В каждом банке, магазине и даже маленькой забегаловке, где жмут сок и делают кебабы, со стены обязательно смотрит Ататюрк. Солидные банки делают барельефы и панно с Ататюрком. В ковровых магазинах он смотрит с ковра. На улицах по ночам горит иллюминация в виде его портрета.
Исходя из советского опыта, логично было бы предположить, что вся эта ататюрковщина спускается сверху и искренне простыми людьми не разделяется. Но оказалось, что это не так. Аккуратно выпытывая у окружающих их реальное отношение к Ататюрку, понимаю, что между европейским обывателем, воспитанным на демократических идеалах, на отторжении какого бы то ни было культа личности, и обывателем турецким лежит пропасть. Ататюрк органично входит в повседневную жизнь турок. Турки любят своего давно умершего лидера, словно он является членом их семьи.
"О делах Ататюрка мы начинаем узнавать в первом классе школы, мы начинаем учиться писать, выводя его имя, - говорит мой знакомый, молодой менеджер одной из крупных западных компаний, работающих в Турции. - Это был великий человек, он сделал для нас все, что мы сейчас имеем. Все эти портреты в лавочках висят не потому, что кто-то их заставляет, а потому, что люди действительно любят и помнят Ататюрка. Я сам долго жил за границей, учился в Великобритании. Когда я вернулся, мне было непросто найти работу, но я очень хотел вернуться в Турцию. Я очень люблю Ататюрка - это такое живое чувство. И таких, как я, очень много".
Ататюрк действительно сделал для Турции очень много. Он спас страну от иностранных завоевателей, избавил от участи типичного исламского государства и нищеты, провел деисламизацию страны (отделил церковь от государства), перевел письменность с арабской вязи на латинский алфавит. И, что не менее важно, - он был первым "турецким европейцем": именно Ататюрк впервые заявил о европейской судьбе Турции. Парадокс, но теперь, когда Турции осталось несколько шагов до Европы, именно наследство Ататюрка, по мнению Брюсселя, мешает Турции.
Взгляд из Европы
В ЕС считают, что на определенном этапе модель государственного устройства "по Ататюрку" сыграла большую позитивную роль. Ататюрк, по сути, совершил чудо, вырвав страну не только из экономической отсталости, но и из "тьмы традиционного ислама". Но теперь, по мнению ЕС, эта модель национального государства мешает развитию турецкой демократии.
Модель Ататюрка состояла в следующем. При наличии всех традиционных атрибутов демократии (разделение властей, всеобщие выборы, суды и т. п.) в стране существует еще одна сила - военная элита, которая выполняет роль стража, контролирующего развитие страны. В случае, если демократия поворачивает в сторону традиционного исламского уклада, армия, апеллируя к авторитету непогрешимого Ататюрка, вмешивается и возвращает систему в прежнее состояние (за послевоенные годы Турция пережила массу военных переворотов, предотвративших "сползание в ислам"). Естественно, что в этих условиях демократические институты оказываются относительно слабыми, и в Европе считают это большим недостатком и серьезной помехой для вступления Турции в европейскую семью народов.
Внешне турецкое общество сегодня выглядит очень светски. И когда европейские СМИ анализируют возможность вступления Турции в Евросоюз, они не сговариваясь используют один и тот же образ: Турция - это две совершенно разных страны. Одна - светская, прозападная, прогрессивная; другая - исламская, отсталая и косная. Современное западное сознание не в силах представить себе культуру, органично совмещающую в себе и те и другие черты. Пытаясь понять ее, оно может лишь отделить одно от другого, выделить две противоположные стороны. Этим страдают не только обыватели, но и политики - идеологи европейской интеграции. Поделив общество на "светлую" и "темную" половины, они полагают, что если усиленно развивать и поощрять одну и зажимать другую, то довольно скоро Турция станет вполне демократической.
Реформы, которых ЕС требует от Турции, по идее, должны свести до минимума контроль государства и активизировать роль общества. Они подразумевают, что Турция уже вполне может обходиться без такой страховки, как Совет безопасности и армия. Одновременно, по мысли ЕС, государство должно устраниться от вмешательства в религиозные дела.
Реформация по-турецки
Проблема в том, что видимые европейским взглядом "оба начала" внутри самой турецкой идентичности практически неотделимы одно от другого. Культ Ататюрка вовсе не противоречит исламской сущности Турции - он вырастает из нее, придавая стране более светский характер, и удерживает ее от крайностей, присущих чисто исламскому пути развития. Сломать существующий внутритурецкий баланс - значит сильно рисковать.
Один западный политолог, много лет проживший в Турции и искренне увлеченный ее необыкновенной историей, сформулировал это ощущение так: "Как во всякой восточной и особенно мусульманской ментальности, в турках глубоко сидит потребность веры в бога. Специфика обществ с такой ментальностью такова, что даже весьма светские и прогрессивные мусульмане при некоторых обстоятельствах в глубине души готовы признать свою светскую жизнь слабостью, грехом и отступлением от суровых законов ислама. Поэтому радикалам, которых, может быть, всего процентов десять, надо лишь немного нажать на них и достучаться до их совести, чтобы они молча отказались от демократических завоеваний и одобрили их радикальные реформы. Они готовы согласиться с тем, что если 'свобода личности' и 'жизнь по правде', как она описана в Коране, входят в противоречие, то лучше поступиться свободой, чем правдой. Демократия же подразумевает очевидное доминирование свободы над правдой. В сущности, это основное препятствие для процесса демократизации в исламских странах".
Во многом в силу этой особенности национального характера реформы Ататюрка органично проросли на турецкой почве. Отец нации, который едва ли не в одиночку насаждал в стране западные светские идеалы, загонял Турцию в европейский рай. Его антирелигиозные реформы вызывали жестокое сопротивление народа, и только страх наказания удерживал несогласных от выражения своей позиции. Если бы народу предоставили право решать свою судьбу, то в те годы большинством голосов Турция, без сомнений, осталась бы классическим мусульманским государством.
Более того, существует мнение, что сегодня в странах исламского мира может успешно работать лишь подобная ататюрковской форма демократии. Пожалуй, лучшее тому доказательство - Иран, вторая после Турции успешно модернизирующаяся мусульманская страна с политической системой, которая нормально функционирует по демократическим принципам (с правительством, избираемым президентом и парламентом). Здесь сложилась похожая структура власти, только вместо светского Совета безопасности, как в Турции, в Иране за развитием страны следит Совет стражей исламской революции.
Отчасти поэтому некоторые политологи считают, что Ататюрк сделал для ислама приблизительно то же, что и Лютер для христианства. Формальное сходство состоит в том, что благодаря Ататюрку Коран был переведен на турецкий и стал доступен для чтения и толкования простым людям, ведь ранее это была исключительно прерогатива священников. Реформация по Ататюрку позволила обществу технически и экономически развиваться.
Огонь в кувшине
Впрочем, от того, что ислам в Турции подвергся реформации, турецкое общество не перестало быть глубоко мусульманским по духу. Хотя турки считают себя светской страной, употребляют алкоголь, а турчанки курят и носят мини-юбки, они все равно остаются мусульманами. Стамбул выглядит как динамичный европейский город с легким налетом азиатчины, но лишь до определенного момента. Таких моментов в течение дня пять - когда по улицам разносится призыв на общую молитву. Особенно сильное ощущение этот призыв рождает вечером, когда с темного неба, с минаретов, город накрывает мощный трубный глас. Они перекликаются, их звуком пронизан весь воздух, и в нем чувствуется древняя сила, которая живет в крови этого города и народа. Степень ортодоксальности веры среди турок очень варьируется. Однако среди них очень трудно найти атеиста. Даже любой высокопоставленный чиновник, если вы спросите его в откровенной беседе о личном отношении к религии, ответит, что предан Ататюрку, выступает за светское государство по западному образцу, но является мусульманином.
"Ислам для турок - это не столько отвлеченная религия, сколько живая связь внутри народа, ощущение, которое делает их большой семьей. Для турок быть мусульманином значит быть турком. В этой религиозной общности для них на первый план выходит национальная составляющая. Поражающие иностранца своей глубиной и интенсивностью турецкий патриотизм и пассионарность уходят своими корнями в веру их отцов", - говорит бывший высокопоставленный дипломат, а ныне профессор в университете Билкент в Анкаре Решат Арим. А важность патриотизма в Турции понимают все здравомыслящие политики, военные в том числе. Поэтому здесь никто не будет выкорчевывать ислам в угоду Брюсселю, никто не будет гасить источник внутренней силы страны. А это означает, что опасность исламского поворота в Турции сохранится еще долго. Как сказал, посетив Турцию, один европейский политик, "ислам - это особенная религия. Она греет, как огонь внутри кувшина, но если хоть на мгновение выпустить его из-под контроля - он сожжет весь дом".
Кемаль Ататюрк и его наследники хорошо понимали это и выстроили мощную систему государственного контроля за религиозной жизнью граждан. Так, до недавнего времени в стране ни одна мечеть не могла быть построена без разрешения Директората по религиозным делам - могущественного и хорошо финансируемого государственного агентства. Это же агентство платит зарплату большинству имамов, пристально следит за проповедями, которые они читают, а часто даже посылает им тексты, которые надо использовать в проповедях. Это агентство тесно связано с министерством образования, которое, в свою очередь, курирует все религиозные школы и поставляет для них учебную литературу. Если, например, группа приятелей при систематических встречах обсуждает какие-то религиозные вопросы, то ими вполне может заинтересоваться полиция и провести рейд по выявлению нелегальной религиозной школы.
Наконец, может быть, самое важное ограничение: все пожертвования, которые традиционно делают все мусульмане в мире, в Турции должны поступать в специальные контролируемые правительством благотворительные фонды, все другие вклады - незаконны и наказуемы. Таким образом в Турции была решена проблема, с которой бьются многие исламские, а сегодня уже и европейские страны - финансирование мусульманскими общинами радикальных исламских и террористических движений. Сегодня же ЕС требует от Турции эту систему отменить.
Брюссель вместо генералов
Сами турки к идее политических реформ, которых требует от них ЕС, относятся философски. В сущности, они понимают, что турецкая демократия еще не может жить без поводка. Но многие считают, что сегодня наступило удобное время, чтобы модернизировать поводок: заменить внутреннего военного цербера на более цивилизованного внешнего - евробюрократию.
"Стремление Турции вступить в ЕС выглядит органично. Это не что иное, как завершение длинного пути по модернизации страны. Сейчас роль армии в обществе по-прежнему очень высока и востребованна. Хотя многие говорят о достаточной зрелости турецкой демократии, генералы пока не могут ослабить контроль за происходящим в стране. Однако процесс вступления в ЕС действительно цементирует светские ценности в обществе и укрепляет его на этом пути", - считает президент группы по коммуникациям и международным связям одной из крупнейших турецких компаний Koc Holding Хасан Бенгю.
Но все не так однозначно. Новый этап сближения Турции с ЕС во многом происходит под знаком усиления внутри страны происламски настроенных сил. Так, партия Реджепа Эрдогана, пришедшая к власти в 2002 году, фактически представляет интересы происламски настроенного общества и исламского бизнеса. В кулуарах поговаривают, что сам Эрдоган столь же мало религиозен, как и известный чуть ли не атеистическими взглядами Кемаль Ататюрк. Как бы то ни было, стоящая у власти партия Эрдогана, которая главной своей целью объявляет борьбу с коррупцией в бюрократической элите, декларирует себя как умеренно исламскую. Однако на практике партия Эрдогана довольно активно эксплуатирует религиозные симпатии населения, заигрывая с электоратом фундаменталистов. Так что демократизация по рецептам ЕС - постепенный демонтаж механизмов контроля государства над исламом - на деле легко может обернуться ростом влияния фундаменталистски настроенных кругов.
Парадокс, но, по мнению Брюсселя, светская власть в лице турецкого генштаба оказывается менее демократичной и менее европейской, чем турецкие исламисты. Четко выраженная проевропейская ориентация Эрдогана и его сторонников убеждает многих в ЕС, что их власть не создает опасности исламизации страны. Во многом такая убежденность рождается из того, что при переговорах с ЕС Эрдоган более сговорчив, чем так же традиционно проевропейская Партия Ататюрка, которая в данный момент находится в оппозиции. "ЕС действительно более заинтересован в контактах с партией Эрдогана, потому что она значительно более склонна к уступкам во всем, что касается тех условий и ограничений, которые ЕС выставляет Турции. Мы же считаем, что Турция должна быть принята в ЕС на тех же условиях, что и другие, например восточноевропейские, страны. Мы не готовы к чрезмерным уступкам", - говорит заместитель генерального директора Республиканской народной партии Онур Емен.
Впрочем, различия в подходах по отношению к исламу между турецкими исламистами и умеренными далеко не столь велики, как может показаться. Приверженность исламским ценностям - это важный ресурс, благодаря которому Турция хочет сохранить и увеличить свое влияние на Ближнем и Среднем Востоке. "Для Евросоюза, да и для всего западного мира факт вступления Турции в ЕС был бы чрезвычайно полезен. Турция выступила бы своего рода катализатором реформации в других исламских странах Ближнего Востока. Вступление в ЕС означало бы, что тот путь, по которому она пошла, реально успешен. Что этот путь в состоянии вывести исламскую страну в список развитых стран. Это была бы 'история успеха', которая нашла бы своих последователей. Современная Турция может стать мостом между двумя мирами", - говорит Онур Емен.
Великая Турция
Сегодня уже очевидно, что вступление в ЕС для Турции не самоцель. Для турок гораздо важнее то, что в процессе приготовления к вступлению Евросоюз сыграет роль внешнего гаранта, который в период бурного экономического роста будет страховать страну от политических кризисов. Поэтому весь крупный бизнес в Турции поддерживает идею вступления страны в Евросоюз.
"Основная причина нашего желания вступить в ЕС, безусловно, экономическая. Во-первых, мы уже давно являемся членами таможенного союза и для нас было бы крайне выгодно, если бы торговые пошлины были полностью устранены. Во-вторых, процесс вступления в ЕС вызовет приток иностранных инвестиций, в которых страна серьезно нуждается. Западные инвесторы боятся вкладывать деньги в Турцию из-за недавнего дефолта, высокой инфляции и определенной политической нестабильности. Если же ЕС официально объявит о начале переговоров с нами, то в глазах инвесторов это будет чем-то наподобие гарантии стабильности. Мы даже не ожидаем каких-то серьезных финансовых вливаний из бюджета ЕС, потому что у них на нас просто нет денег. Мы все сделаем сами", - говорит генеральный секретарь Конфедерации турецких работодателей Бюлент Пирлер.
Представители турецкого бизнеса считают также, что процесс вступления в ЕС откроет для них европейские рынки. "Многие турецкие компании, например наша, значительно более конкурентоспособны, чем аналогичные представители европейского бизнеса. Мы не боимся даже возможных бюрократических препон, связанных с регулирующей деятельностью Евросоюза, ведь наша собственная бюрократия значительно хуже и мы научились с нею справляться", - говорит основатель компании Enka Шарик Тара.
Турецкая политическая и деловая элита, впрочем, совершенно не собирается вступать в ЕС любой ценой. "Для нас главное - это сам процесс приготовления. За это время Турция должна экономически и политически окрепнуть. Если же Турция сможет достичь уровня развитой европейской страны, то ЕС сам будет очень заинтересован в нас. Вот тогда мы еще подумаем, выгодно ли нам вступать в ЕС на тех условиях, которые он нам предлагает. Может быть, мы придем к мысли, что нам выгоднее создать другой союз. Свой собственный, в который могли бы войти Россия, Украина, Казахстан и другие", - говорит Бюлент Пирлер.
Стамбул - Анкара - Стамбул - Москва
