Интегрированные бизнес-группы (ИБГ) долгое время были становым хребтом российской экономики, главенствующей формой организации крупного частного бизнеса в стране. "Альфа", МДМ, "Интеррос" - на всю Россию таких гигантов с объемом продаж более миллиарда долларов наберется с дюжину. Все они постоянно на слуху: "смерть" ЮКОСа, планы слияния "Газпрома" и "Роснефти", беспрецедентные по своему масштабу покупки крупнейшими российскими ИБГ зарубежных активов.
Список групп постоянно меняется, как меняется и состав каждой из них: что-то покупается, что-то продается, чему-то просто уделяется меньше внимания. Сейчас, например, уже трудно представить, что до дефолта центрами бизнес-групп были в основном банки, а не промышленные компании.
Есть ли общая логика во всех этих действиях? Чем вообще живет российский крупный бизнес? На что претендует? Как справляется с возросшим в последний год давлением государства? Об этом мы беседуем с главным научным сотрудником Института народнохозяйственного прогнозирования РАН доктором экономических наук Яковом Паппэ.
- Яков Шаевич, какие качественные сдвиги в работе ИБГ прослеживаются в последнее время?
- Наиболее важное изменение - это то, что ИБГ уже не являются самым интересным, самым важным субъектом нашего бизнеса. Это сильный тезис, тем не менее я его развиваю уже второй год. И второй год получаю этому все больше подтверждений. Что такое ИБГ? Это некая совокупность предприятий и компаний, относящихся к разным отраслям и секторам экономики. Их объединяет общая группа собственников и высших менеджеров, внутри ИБГ могут происходить переброски финансовых, людских и прочих ресурсов из отрасли в отрасль. Причем переброски в основном непрозрачные, и такая непрозрачность долгое время была наиболее эффективна. Но ИБГ всем хороша, кроме одного: ее нельзя ни оценить, ни продать.
- Но можно продать отдельные куски.
- Правильно. Когда бизнес немножко стабилизируется, он начинает задумываться, как ему себя оформить, чтобы было понятно, что он чего-то стоит. И тогда ИБГ начинает структурировать свои активы в компании. А компания - это уже нечто другое. У нее есть четкая технологическая логика. Например, это либо несколько алюминиевых заводов, либо это цепочка глинозем-алюминий-прокат-фольга. Эти самые компании, либо продуктово ориентированные, либо вертикально интегрированные, и становятся постепенно главными действующими лицами нашего бизнеса.
- А что же ИБГ, они ведь не умирают?
- Они превращаются либо в компании, отделив от себя все остальное, либо в совокупность компаний, объединенных едиными держателями крупных пакетов. Иногда выстраивается и классический холдинг. АФК "Система", например, держит акции МТС, МГТС, "Комстар - Объединенные телесистемы" и другие. То есть ИБГ превратились в некое подобие инвестиционного фонда. "Мы не нефтяники, не банкиры, не связисты, мы - инвесторы", - как метко выразился однажды глава "Альфа-Групп" Михаил Фридман.
От классического западного инвестфонда они пока отличаются тем, что держат в своих компаниях пакеты либо контрольные, либо блокирующие. Западные инвестиционные фонды все-таки не держат блокпакетов Coca-Cola.
- Какая стратегия для ИБГ более успешна: превращаться в компании, продавая все ненужное, или в инвестиционный фонд?
В сырьевых отраслях все активы уже более или менее поделены. Ожидать появления новых компаний с оборотом в миллиард долларов в 2005 году я бы не стал. Будут строиться компании масштаба нескольких сотен миллионов
- Если говорить абстрактно, то, наверное, стратегия инвестфонда более эффективна, потому что есть возможность маневрировать отраслями, бизнесами. Но на деле это не всегда так, потому что исходные бизнесы ИБГ, а именно сырьевые бизнесы, пока более прибыльны, чем любые остальные. Пожалуй, единственным исключением здесь можно считать АФК "Система", у которой вообще нет сырьевого бизнеса, и, возможно, консорциум "Альфа-Групп", у которой тоже очень сильный телекоммуникационный бизнес. А в остальных случаях все несырьевые бизнесы, в которые вкладывались ИБГ, - машиностроение, агробизнес и прочее - все-таки менее прибыльны и масштабны, чем исходные сырьевые. И потом здесь большую роль играет личный фактор: например, Виктор Рашников уйдет на пенсию металлургом, Вагит Алекперов - нефтяником, они никогда не станут инвесторами. А вот Владимир Потанин, Михаил Фридман и Олег Дерипаска уже превратились в распорядителей пакетов акций, а не производства.
Кстати, все новые ИБГ - допустим, группа "Промышленные инвесторы" или "БИН-Русснефть" - формируются по прежнему принципу, то есть как коллекция не связанных между собой активов. Но постепенно и они начинают из предприятий, которые были куплены, формировать компании, а все лишнее продавать.
Возьмем, например, группу "БИН-Русснефть". Это семейная группа Михаила Гуцериева и его родственников, у них три бизнеса: банковский (БИН-банк), девелоперский (ПФК БИН) и "Русснефть", добыча которой, если считать все приобретенные в 2004 году активы, доведена до десяти миллионов тонн. Это пока агрессивная группа, тем не менее то, что ей не нужно, она уже продала - так, была продана сеть супермаркетов "Петровский".
- То есть непрофильные активы уже особо никто не скупает?
- Никто не скупает предприятия, надеясь выжать из них финансы. Покупают, надеясь построить на их базе нечто или продать их тому, кто построит нечто. Ищутся по-прежнему недооцененные активы. Последние два года, например, были модны порты. И потом вокруг этих портов выстраивается некоторая цепочка: либо транспортная, либо сырьевая. Или завод по переработке свинины не покупается просто так, а строится агрохолдинг.
- А новые компании - они тоже возникают преимущественно в сырьевых отраслях?
- Нет. В сырьевых отраслях все активы уже более или менее поделены. В 2004 году была построена одна нефтяная компания небольшого по отраслевым меркам масштаба, это уже упоминавшаяся "Русснефть". Была доделена металлургическая отрасль, там пока больше нет места для новых компаний. Новые компании будут появляться в других отраслях: машиностроении, пищевой, цементной промышленности, промышленности стройматериалов, в химии. Ожидать появление новых компаний с оборотом в миллиард долларов в 2005 году я бы не стал. Будут строиться компании масштаба нескольких сотен миллионов.
Под диктовку международных стандартов
- Раз компании теперь становятся главными действующими лицами, давайте разберемся, что же происходит с ними.
- С компаниями происходят еще более интересные вещи. Если группы становятся все более похожими на западные инвестфонды, то компании начинают строго выстраиваться под требования мирового фондового рынка - то есть становиться такими, какими хотят их видеть инвесторы и кредиторы. И никакая российская специфика, никакие национальные особенности тут не являются ни причинами, ни препятствиями. Против глобализации лома нет.
- В чем конкретно это выражается?
- Во-первых, это вещи, связанные с good corporate governance ("хорошее корпоративное управление", более точно - "хорошее корпоративное построение"). Внедряются кодексы корпоративного поведения, обязательства платить дивиденды в четком объеме от прибыли, вводятся независимые директора и так далее. Делается все то, что нашим компаниям раньше задаром было не нужно.
- Это привнесенные извне, искусственные, вынужденные меры?
- Слово "искусственный" носит отрицательный оттенок. Если мы убеждены, что наше врастание в глобальную экономику - от лукавого, тогда, действительно, искусственные, навязанные. Если же мы убеждены в том, что России никуда не деться от превращения в нормальную открытую экономику, то это естественный процесс, конструктивный. А независимые директора и прочее - это самый дешевый способ продемонстрировать свою похожесть на остальной мир. Это не проблема вообще.
Иная вещь, несколько более дорогая, - это интернационализация исполнительного менеджмента. Посмотрите: в крупных российских компаниях на уровне вторых лиц появилось с десяток иностранных менеджеров. Это и плюс, и минус одновременно, потому что, с одной стороны, они приносят нечто важное, с другой - они ни черта не понимают в нашей экономике, что наверняка приводит к потерям в эффективности. Тем не менее на это тоже идут. "Интеррос", "Базэл", "Альфа" - у них у всех уже есть на вторых ролях по три-пять серьезных западных менеджера. Кроме того, есть и первый пример приглашения менеджера, входящего в мировую элиту: это бывший руководитель BHP Billiton, а ныне глава СУАЛа Брайан Гилбертсон.
Нефтяная компания, чьи акции котируются на мировом рынке, не может сама себе бурить. Это просто неприлично. Бурить должны Halliburton, Schlumberger и прочие специализированные фирмы
И еще более дорогая вещь - избавление от активов, которые, по западной логике, считаются непрофильными, а по нашей - вполне нужны. Так, "ЛУКойл" продает "ЛУКойл-Бурение". Он строил эту структуру очень давно, и ясно, что она ему нужна, так как серьезного рынка буровых услуг в России нет. Тем не менее компания, чьи акции котируются на мировом рынке, не может сама себе бурить. Это просто неприлично. Бурить должны Halliburton, Schlumberger и прочие специализированные фирмы. А, например, продажа речных танкеров, которые были у "ЛУКойла", вполне понятна и в чисто российской бизнес-логике, потому что у нас в бассейне Волги уже появился рынок речных танкерных перевозок, есть несколько компаний, которые не аффилированы ни с кем, они работают со всеми.
Другой пример, из области почти курьезов. Есть авиакомпания "Таймыр", все, что она делает, - работает на "Норильский никель", соответственно, контрольный пакет ее акций принадлежал "Норникелю". Но не может металлург в своей консолидированной отчетности "показать" авиаперевозки - и компания продается.
- Ну можно же сделать вид, что продал...
- Нет. Продать самому себе - это уже не проходит. Делается другая вещь. Продается с условием, что есть контракты на столько-то лет и мы эти контракты сохраняем. Продается менеджерам этой самой компании, то есть людям близким. Тем не менее это реальные продажи.
- Поймите нас правильно. Мы не полные мракобесы, мы в принципе тоже за открытость, в разумных пределах, конечно, за все эти международные стандарты. Но это же не значит, что их надо слепо копировать! Зачем нам так прогибаться под чьи-то представления о том, как "правильно"?
- Делается это для одной простой вещи: существует единственное место, где бродят неприкаянные миллиарды. Это мировой фондовый и кредитный рынок. Даже стратегические партнеры из числа мировых лидеров не могут вкладывать, допустим, в "Газпром" или "ЛУКойл" миллиарды долларов в год. К тому же единственный способ, которым хозяин бизнеса может оформить свое богатство, превратиться в легального миллиардера - это котировать акции своей компании на мировых рынках, другой формы нет.
- Все это верно, если мыслить в терминах запасов, а не потоков...
- А мыслить в терминах потоков в разы менее эффективно. Хозяева бизнеса, соглашаясь на то, чтобы выстроиться под мировой рынок, отказываются от манипулирования потоком. Тем не менее они на это идут, потому что от потоков можно отвести ручейки одного масштаба, а постепенно продавая свой запас в виде акций, можно получить совершенно другие деньги.
Я укажу на еще одну связанную тенденцию. Поскольку стал доступен мировой финансовый рынок, то стали значительно менее ценными так называемые карманные, близкие банки - даже очень крупные и хорошие. Это не означает, правда, что завтра Альфа-банк, Росбанк и другие будут проданы.
- Да и пока некому...
- За те деньги, которые хотят получить, действительно некому. Но банки - это уже давно совершенно не принципиальные части ИБГ. Во-первых, они уже не нужны как эксклюзивный источник кредитных ресурсов для нефинансовых предприятий группы. Это началось не в прошлом году, а раньше, когда их стали вытеснять Сбербанк и Внешторгбанк и возник общий российский рынок банковских кредитов, на котором все крупнейшие банки кредитовали практически все крупные компании, а не только свои, как это было в середине девяностых. В прошлом же году внутренний рынок банковских кредитов по значимости отошел на второй план. Стал более доступным мировой рынок, и крупные предприятия идут уже туда.
А во-вторых, поскольку государство совсем разлюбило, причем не словом, а делом, налоговые оптимизации, "свои" банки стали уже не нужны и для этой цели.
- А Газпромбанк и Сургутнефтегазбанк? Разве это не примеры крупнейших и по-прежнему моноклиентских банков?
- У Газпромбанка просто слишком много работы в рамках группы "Газпрома". А Сургутнефтегазбанк постепенно уходит из числа лидеров. Даже такой серьезный партнер, как "Сургутнефтегаз", не может удержать свой банк на уровне. Есть один человек, который эту тенденцию нарушил. Это Олег Дерипаска, который в 2003 году построил свой банк "Союз", закрепившийся в первой тридцатке российских банков. Но его появление - это не необходимость для "Русского алюминия", а просто желание собственника оформить империю, чтобы все было как у людей. Все остальные же играют в другую игру: постепенно отдаляются от банков, забирают самых сильных менеджеров из банков в промышленность. В 2004 году, например, Евгений Иванов ушел из Росбанка в золотодобывающую компанию "Полюс", Владимир Рашевский - из МДМ в СУЭК.
Непродажа "Силовых машин" - меньшее из зол
Драма ситуации с непродажей "Силовых машин" компании Siemens в том, что это решение - меньшее из двух зол. Здесь выбор стоял между второсортным путем развития и просто закрытием отрасли вследствие продажи прямым конкурентам
- Давайте перейдем к взаимоотношениям с иностранцами. Какова логика проникновения иностранных компаний на наш рынок?
- Стратегических продаж иностранцам в прошлом году намечалось две. Одна не состоялась, а вторая состоялась. И в том и в другом случае я говорю, что хорошо. Хорошо, что состоялась продажа прокатных заводов "Русала", и хорошо, что не состоялась продажа "Силовых машин". Почему хорошо, что Alcoa купила Самарский металлургический завод и Белокалитвенское металлургическое производственное объединение? Потому что мощность этих заводов превосходит потребности нашей экономики. Они делали алюминиевый прокат на масштабы Советского Союза, а не на масштабы России.
- Но мощности "Русала" тоже превосходят потребности российской экономики...
- Да, значит, надо продукцию экспортировать. И здесь "Русал" и два его бывших завода находятся в совершенно разной ситуации. Алюминиевый прокат - брендированный товар, все знают, кто его производит. Наши заводы - это не бренд на рынке проката. Это не значит, что у нас прокат плохой, - возможно, тот же самый наш прокат, сделанный на тех же технологиях, если его чуточку лучше завернуть, а на обертке написать "Alcoa", будет продаваться хорошо. Поэтому это продажа за возможность стать брендом. Кроме того, по номенклатуре продукции это относительно простое производство, поэтому ФАС, выдавая разрешение на продажу, смогла прописать вполне разумные требования: не закрывать такие-то производства, исполнять оборонный заказ, даже если правительство США против. Alcoa эти требования приняла, и все.
Что касается алюминия в чушках, то там ситуация другая. Во-первых, это товар биржевой, он не сильно брендированный, во-вторых, русский алюминий в чушках - это известный товар со времен СССР. Все знают, что есть КрАЗ, есть БрАЗ и есть "Русал". Поэтому продавать первичный алюминий за рубеж можно вполне успешно самостоятельно. Продавать прокат - очень сомнительно. Тут вопрос не в сложности и не в отрасли, вопрос в традиции. Есть традиция покупать на мировом рынке эту продукцию с русским брендом или нет. Я очень скептически отношусь к возможности создания новых крупных русских экспортных брендов.
- А что произошло с "Силовыми машинами"?
- Во-первых, "Силовые машины" - это бренд. В энергетическом машиностроении мы находимся если не на высшем, то и не на последнем мировом технологическом уровне. Да, мы проиграли многие крупные тендеры, но кое-что и выиграли. Во-вторых, продажа Siemens - это продажа прямому конкуренту. Своя правда есть и у желающих продать. Правда простая: "Мы не инвестировали десять лет - мы отстали и будем отставать все дальше и дальше".
- Ну так инвестируйте - какие проблемы? Чистая прибыль "Норникеля" - около полутора миллиардов долларов в год.
- Но это же логика Госплана. Если следовать бизнес-логике, я не могу полтора миллиарда долларов инвестировать в то, что стоит сто семьдесят миллионов долларов.
- Во всей этой истории удручает то, что непродажа произошла случайно, никаких процедур, законов, каких-то более или менее формальных определений - что можно продавать, а что нельзя, - нет. Мы в бизнесе радуемся растущей прозрачности, а что касается стратегических решений власти, то там прозрачности больше не становится.
- Красиво говорите. Но я хочу, чтобы была понятна и логика тех, кто говорит, что продавать надо. Давайте представим, что "Силовые машины" купит не Siemens, а "Базовый элемент", может быть, в складчину с "Газпромом" и РАО ЕЭС. Будем выигрывать мелкие тендеры в мелких странах. Будем проигрывать в Индии, в Китае, не говоря уже о Бразилии и Мексике.
- То есть вы намекаете, что мы таким образом обрекаем себя на этакий второсортненький путь развития нашего энергомашиностроения?
- Именно. Но драма ситуации в том, что это меньшее из двух зол. Здесь выбор стоял между второсортным путем развития и просто закрытием отрасли вследствие продажи прямым конкурентам.
- А каков фокус интереса иностранцев к нестратегическим российским активам?
- Есть одна тенденция. Интересными для иностранцев стали мелкие и средние предприятия несырьевых отраслей. В 2004 году мы найдем пару десятков сделок по покупке или строительству предприятий пищевой промышленности, шинной, табачной. Причем в Россию приходят серьезные мировые игроки и даже лидеры в соответствующих отраслях.
- То есть это профильные инвесторы, а не просто портфельные?
- Да. И это меня немножко удивило и радует.
Цепочки, спекуляции и бегство от рисков
- Что можно сказать о встречной экспансии наших компаний за рубеж?
- Стоит отметить покупку "Русалом" двадцати процентов акций крупнейшего в мире глиноземного завода Queensland Alumina в Австралии. Здесь чисто технологическая логика: этим заводом на паях владеют все крупнейшие мировые производители алюминия, чтобы получать оттуда глинозем.
Были в прошлом году и сугубо имиджевые ходы. Так, "ЛУКойл" купил лицензию на добычу газа в Саудовской Аравии и еще пару сотен заправок в США. И то и другое по лукойловским меркам маленькие покупки, по-видимому, с небольшой прибылью. Но для того, чтобы отметиться в США и в Саудовской Аравии, это стоило сделать.
Менее понятна экспансия "Норникеля", который купил двадцать процентов достаточно крупной южноафриканской компании Gold Fields. Купил и пока сидит с ней, как швед под Полтавой: ни один из вариантов дальнейшего развития событий, на которые, вероятно, рассчитывал "Норникель", пока не реализовался. Сначала сорвалась сделка по объединению Gold Fields с золотодобывающей "дочкой" "Норникеля" компанией "Полюс". Еще одна сделка, которую "Норникель" также поддерживал, - это поглощение Gold Fields другой южноафриканской компанией, Harmony Gold. Но и это пока не получилось. На сегодня похоже, что Gold Fields придется продавать, и дай бог, чтобы это была хорошая спекулятивная сделка.
То, что русские уже умеют успешно спекулировать, показал Алишер Усманов, который заработал около трехсот миллионов долларов на спекуляции с акциями люксембургской компании Corus. Это хорошая металлургическая компания, и акции покупались для стратегического союза с русскими предприятиями Усманова. Союза не вышло, зато получилась весьма выгодная спекуляция.
- "Северсталь" тоже очень активно скупала иностранные активы. Зачем, по-вашему?
- Да, сначала была покупка в США, и теперь, уже в 2005 году, - в Италии. "Северсталь" начинает превращаться в полноценную транснациональную корпорацию. В сумме уже около трети от всего ее производства находится за рубежом. Хорошо ли это для "Северстали"? Хорошо, потому что появляется возможность выстраивать цепочки, конечную продукцию производить там, продавать ее там, обходить всякие барьеры и так далее. Хорошо ли это для России? Как минимум не плохо. Потому что русская компания получает возможность производить металлургическую продукцию высокого уровня передела. А дальше возникает простой вопрос: ты, грубо говоря, Америка или Берег Слоновой Кости? Америке хорошо от того, что ее компании играют в транснациональные. Берегу Слоновой Кости плохо: они не умеют использовать доходы своих ТНК внутри страны, все они оседают за рубежом. Я думаю, что у России больше шансов быть на этом отрезке ближе к Америке, чем к Берегу Слоновой Кости.
А вот пускать в Восточную Сибирь "Газпром" я бы не стал. Просто нельзя перегружать "Газпром": он и так работает на грани или уже за гранью эффективной управляемости
- Многие наблюдатели посчитали, что приобретение зарубежных производственных активов - это в том числе и способ ухода от олигархических рисков. Активы там будет сложнее отнять, чем здесь.
- Поскольку я не сторонник отнимания, я говорю: и хорошо. Но наиболее надежную логику защиты от государства, на мой взгляд, выбрала "Альфа". Она не владеет контрольными пакетами своих компаний, а является их совладельцем наряду с западным крупняком.
Если бы директором был я
- Хотелось бы коснуться еще темы ЮКОСа. Каковы будут экономические последствия развала компании?
- Прежде всего, такие вещи, как ЮКОС, не забываются.
- Почему? Дефолт 1998-го уже почти напрочь забыли, и ЮКОС забудут.
- Дефолт нам стоил все-таки трех-пятилетней задержки во включенности в мировой рынок. ЮКОС нам, конечно, не будет стоить пяти лет. Но это будут помнить. Так же, как будут помнить непонятное решение правительства об отмене тендера по "Сахалину-3". Тем не менее никаких конкретных последствий не будет: никто не уйдет из России только потому, что Михаила Ходорковского посадили.
- Какие далее возможны конфигурации "Юганскнефтегаза", "Газпрома" и "Роснефти"? Какую роль здесь могут играть китайская и индийская национальные нефтяные компании?
- Что касается возможностей - тут решение уже, похоже, принято. Теперь Китай с Индией. Пока китайцы делают только одно: они дали деньги под будущие поставки. И то и другое хорошо: и деньги, и поставки. Кооперация с китайцами на уровне их участия в капитале, я думаю, маловероятна.
- Это нам невыгодно?
- Россия всегда опасалась Китая, и не без оснований. Что касается выгодности, китайские компании не могут нам дать ни технологий, ни запасов, ничего. Это только деньги и спрос. И то и другое можно использовать и без участия в капитале.
- А Индия?
- Пока то, что предлагает Индия, - миноритарный пакет в обмен на большие вложения - выглядит слишком хорошо для нас, чтобы быть правдой. Другое дело, чтобы миноритарные пакеты не превращались в нечто большее.
- Если бы вы были на месте тех, кто принимает решения, то что бы вы сделали с "Юганскнефтегазом"?
- Если бы я был "политическим руководством страны", я бы не начинал "дела ЮКОСа" вообще. А если бы только "директором", то я прежде всего не вырывал бы "Юганскнефтегаз" из ЮКОСа, а получил бы контрольный пакет самого ЮКОСа - это юридически намного сложнее, но лучше.
Если бы "директором" был я, я бы не стал изначально получать контрольный пакет акций "Газпрома" путем его соединения с "Роснефтью". Я бы выбрал другой вариант, который хорошо известен: аннулировать акции "Газпрома", находящиеся на балансе его "дочек" как казначейские, и докупить недостающий до контрольного пакет на рынке. В результате у меня к концу 2004 года был бы государственный "Газпром" без "Роснефти", государственный ЮКОС и маленькая государственная "Роснефть", которая занималась бы сахалинскими делами.
- А кто же будет Восточную Сибирь поднимать? Инвестировать в месторождения, обустраивать, строить нефте- и газопроводы?
- Вот здесь начинается использование китайских денег. А кто конкретно будет этим заниматься - "Сургутнефтегаз", ТНК-ВР, та же "Роснефть", - не так важно. А вот пускать в Восточную Сибирь "Газпром" я бы не стал. Просто нельзя перегружать "Газпром": он и так работает на грани или уже за гранью эффективной управляемости.
- Вы так считаете?
- У крупной компании всегда начинаются управленческие проблемы. "Газпром" эффективен там, где есть система единых магистральных газопроводов. А в чем, например, рациональный смысл единого экспортного канала, под предлогом которого "Газпром" требует, чтобы ковыктинский газ продавал именно он? Что, менеджеры ТНК-ВР хуже умеют продавать? Что, у "Газпрома" есть опыт работы с Кореей? С Германией действительно есть. А при чем тут Корея?
- Суммируя, каковы в целом итоги прошлого года для крупного бизнеса?
- Если не брать "дела ЮКОСа" и телодвижений вокруг "Газпрома" и "Роснефти", то для крупного бизнеса 2004 год был очень положительный. Он развивался и шел из сырья в несырьевые отрасли. Этот год стал годом появления очень крупных компаний с оборотом около миллиарда долларов в новых отраслях - пищевой промышленности, розничной торговле. Год, конечно, не стал в этом смысле переломным, но говорить о том, что мы становимся все более сырьевыми, я бы не стал.
Опять-таки, если не брать ЮКОС, "Газпром" и "Роснефть", то роль государства была невелика. Событий, связанных с государством, в числе значимых событий года мало.
- Как же можно исключить из рассмотрения эту троицу? Ведь события вокруг них серьезно отразились на всем инвестиционном климате.
- Климат - да, но они не отменили пока ни одно действие. Страхов, ужасов много. Но вот ощущения, что все страхи реализуются, у меня нет.
