Боязно стало еще до открытия 25-го Парижского книжного салона (18-23 марта), на который Россия была приглашена в качестве почетного гостя. Боязно - что получится "как всегда". Прежде всего на мрачные мысли наводили странные излияния, которые разместило на портале "Москва-Париж" Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям - именно оно курировало наше гостевание (с французской стороны куратором выступало Министерство культуры Франции). Там были сложносочиненные объяснения касательно статуса березы ("Береза - поэтический образ, воспетый русской литературой - от фольклора до современности. Это символ утонченности, непорочности, мечты о прекрасном"), пояснения: березовые кущи, используемые как элемент дизайна российского стенда, притупят острую тоску по родине писателей, отправленных на пять дней в Париж, и много чего еще было.
Кроме того, вспоминался печальный опыт Франкфуртской книжной ярмарки, где Россия была почетным гостем два года назад. Все эти конференции на темы "Какая проза лучше - московская или питерская?" и "Российская интеллектуальная литература: вещь в себе или вещь для нас?", а также пышные застолья, где иностранцы встречались крайне редко, зато склоки и даже драки - с печальным постоянством.
Российский стенд Парижского книжного салона действительно встретил гостей лобовой березовой символикой и напугал меня даже больше, чем вышеперечисленные лирические пассажи. С павильонного потолка свисали многочисленные "березовые стволы", больше напоминавшие заводские трубы. Сверху стволы были обмотаны трехцветным бело-сине-красным, чуть ниже "кора" пестрила именами русских классиков. На центральной площадке для зрителей были установлены деревянные пеньки с подушечками. А глава Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Михаил Сеславинский со товарищи расположились в лубочном, русском народном, директорском домике из фанеры. Дизайнер всего этого безобразия Павел Каплевич, известный театральный художник, охотно рассказывал всем желающим про специфику русской души и ее связь с данным конкретным интерьером.
Культурный пиар
К счастью, худшие опасения на этот раз не оправдались - благодаря активному участию в проекте "Россия как почетный гость" французов. Сорок два писателя, числившиеся в официальной делегации, равно как и их российские издатели, были окружены вниманием и заботой, так что на этот раз не дичились и во время литературных конференций не дрались - ну максимум косились друг на друга. Кроме того, писателей пригласили в Елисейский дворец на рандеву сразу к двум президентам - Владимиру Путину и Жаку Шираку (похоже, об этой знаменательной встрече еще долго будут ходить легенды), а некоторых даже наградили (орден "Кавалера искусства и литературы" получили Ольга Седакова, Василий Аксенов и издатель Ирина Прохорова).
Единственный конфуз устроил на салоне Юрий Поляков, попытавшийся, видимо, предстать эдаким Эдуардом Лимоновым. Лимонов, в 2003 году приглашенный на франкфуртскую ярмарку, не поехал туда, опасаясь, что его не впустят обратно на родину, и обратился к дирекции ярмарки с просьбой отказаться от демонстрации дружелюбия по отношению к России, потому что демонстрация эта "будет увидена и понята всем миром как поддержка коррумпированного, деспотичного режима, воцарившегося в моей стране". В этом году Юрий Поляков - автор "Апофегея" и "Козленка в молоке" и главный редактор "Литературной газеты", - который, напротив, приглашен на салон не был, но очень туда рвался, написал Шираку несколько страстных писем о "продавшихся власти постмодернистах и либералах, дававших взятки Путину за публикации и за поездку на салон". Так и не получив приглашения, Юрий Поляков с группой подопечных писателей отправился в Париж за свой счет, добился того, чтобы на час ему предоставили один из конференц-залов павильона, и устроил там альтернативный обличительный "круглый стол".
Что до официальных "круглых столов" - их темы были согласованы между французами и нашими, и в итоге ориентированы таки на европейскую - в частности, французскую - публику. Для Парижского салона общественная сторона мероприятия вообще очень важна. В отличие от Международной книжной ярмарки, скажем, во Франкфурте-на-Майне, на которой преимущественно занимаются бизнесом (заключением международных контрактов, продажей авторских прав и т. д.), Парижский салон - это прежде всего большой культурный пиар. Здесь все ориентировано на публику: всевозможные акции, конференции, "круглые столы", авторские вечера и раздачи автографов. Деловая составляющая присутствует, но не доминирует, зато дальнейший коммерческий успех литературы страны-гостя на Западе зависит непосредственно то того, насколько хорошо она себя показала на салоне.
Об участии России в Парижском салоне я разговаривала с Анн Кольдефи, сотрудницей издательства L'inventaire и членом Государственного центра книги при министерстве культуры Франции. В этом году она выступала в роли "литературного советника" в организации российской экспозиции.
- Я просто поражена реакцией публики. Это, по-моему, даже трогательно. Я сегодня была в книжном магазине, и его директор сказал мне, что они продают просто вагоны книг, написанных российскими авторами, каждый день, с тех пор как открылся салон. И здесь, на ярмарке, я наблюдаю просто фантастический интерес к России. В прошлом году почетным гостем был Китай, до того - Португалия, Италия, Германия, - и ничего подобного не было. А сейчас публика интересуется российской литературой, даже несмотря на то, что новых писателей, самых новых, она не знает.
- Почему на салоне так мало молодых российских авторов?
- Во-первых, это мой промах. Их правда очень мало. Я добилась разве что, чтобы была Наталья Журавлева, которую я сама открыла и издаю. Однако главная причина: желание - вернее, нежелание - российской стороны. Они как будто исходили из того, что участие в книжном салоне нужно заслужить. Меня поразило, что приехали в основном ну не будем говорить "старики", но уже солидные, пожилые, именитые писатели. Им таким образом словно выражают уважение и благодарность. В общем, между французским министерством культуры и российской стороной шли долгие и страстные переговоры. Нам ведь надо было договориться не только о списке писателей, но и о темах "круглых столов". Этот вопрос тоже оказался больным.
- Почему?
- Мы организовали вместе пятнадцать "круглых столов". Есть мероприятия, которые устраивает только российская сторона. Тут были сложности. Мы старались придумать какие-то актуальные темы, которые бы заинтересовали именно европейскую, французскую публику. Поэтому мы объясняли, что на "круглых столах" речь может идти только о тех писателях, которые переведены на французский, иначе это бессмысленно. Никто не придет. Несмотря на это, российская сторона очень хотела пригласить - и мы им в итоге уступили - писателей, у которых практически нет переведенных книг. Например, Олег Павлов. У него во Франции был издан только один короткий рассказ. Ну о чем ему говорить с нашим читателем? Это невозможно, его не знают, будет скучно! Что касается тем, то российская сторона, например, очень хотела, чтобы был "круглый стол" о женской литературе. А у нас это уже считается клише. Всем надоела эта женская проза - тут мы категорически отказались. Но они так настаивали, что нам пришлось предложить им организовать мероприятие на их территории - то есть непосредственно у российских стендов, а не в большом зале, где официально проходят подобные встречи. В итоге они устроили даже два, а может, и три "круглых стола" о женской литературе. Ну - это их дело.
- А что интересует французов?
- Разное. Причем, как ни странно, политика - далеко не в первую очередь. Вернее, то, как политическая ситуация в России отражается на литературе, больше интересует нашу прессу, чем публику. Людей же прежде всего интересует сегодняшний имидж российской литературы, наследницы великой русской литературы девятнадцатого века.
Наш имидж
Вернемся к самому салону. В писательской делегации (в Париж были официально приглашены 42 писателя, чьи книги выходили во французских издательствах) действительно практически нет молодых. Исключение - уже упомянутая тридцатилетняя Наталья Журавлева (но она живет и издается во Франции, а в России практически никому не известна). Ну и еще - с натяжкой - Дмитрий Бортников, Андрей Геласимов, Дмитрий Быков. В основном же приехали признанные мэтры: Василий Аксенов, Андрей Битов, Андрей Вознесенский, Даниил Гранин, Виктор Ерофеев, Александр Кабаков, Юрий Мамлеев. Ну и всегдашние именинники, вернее, именинницы Татьяна Толстая, Людмила Улицкая, Александра Маринина. А что до имиджа российской литературы, который сформировали у французской публики почетные гости... В общем-то цивилизованному европейскому человеку российский писательский десант вполне мог показаться пестрой компанией фриков, иногда довольно тяжелых в общении. Так, Владимир Сорокин заявил на пресс-конференции, что "не в его компетенции интерпретировать собственные книги, потому как это вообще не дело автора". В результате на протяжении почти всей "творческой встречи" публика, затаив дыхание, слушала чтение вслух переводных сорокинских творений. Что-то родное - "голюбоЕ салО", "голюбоЕ салО" - мелькнуло пару раз в журчащем потоке французской речи. Владимир Шаров, автор "Воскрешения Лазаря", при каждом удобном случае с маниакальной увлеченностью принимался рассказывать широкой публике о Федорове и философии федоровцев ("Землю и природу Господь создал такими сложными, - сетовал Шаров, - что человек не успевает в течение своей жизни сориентироваться во всем этом и спастись"). Дмитрий Быков на протяжении всего часа, что длилась его встреча с читателями, держался, надо отдать ему должное, вполне адекватно, но под конец и его понесло, и он почему-то сообщил изумленной публике, что в его книгах нет и не будет ненависти к России, хотя таковая ненависть очень сейчас модна и делает литературный продукт популярным на Западе.
Образ России у посетителей некоторых конференций тоже порой мог сложиться довольно странный. Например, на "круглом столе" "Фэнтези - не сказка для взрослых" Анатолий Королев нес чудовищную ересь про отрубленные головы (во Франции, кстати, в скором времени выходит его роман "Голова Гоголя" - может, есть какая-то связь), процесс "усекновения всего" и еще про какие-то загадочные полиэтиленовые пакеты, которые люди в России путают со стеклом.
Впрочем, этот легкий налет сумасшествия не мешал, а, наоборот, даже способствовал интересу к нам французской публики. К тому же - еще раз отдадим должное организаторам салона - большинство мероприятий все же были действительно интересными, большинство тем - актуальными: "Глобализация и литература - pro и contra" (участники - Владимир Маканин, Дмитрий Пригов, Алексей Слаповский, Владимир Сорокин), "Война как объект литературы" (Василий Аксенов, Светлана Алексиевич, Андрей Геласимов, Вячеслав Пьецух), "Соцреализм - недавнее прошлое российской прозы" (Геласимов, Пригов, Лев Рубинштейн, Андрей Битов).
Пожалуй, наибольший интерес вызывал у французов вопрос существования цензуры в России. Интересно, что, когда этот вопрос был задан на "круглом столе" "Писать в эпоху Путина", писатели, помявшись, ответили, что цензуры практически нет (если, конечно не считать цензурой борьбу "Идущих вместе" с творчеством Сорокина). Однако объяснили это тем, что "аполитичность сковала наше общество, россияне потеряли интерес к глубокой серьезной литературе, книги теперь не имеют силы, и поэтому цензура властям не нужна". Там же, где цензура имеет смысл - то есть в прессе, - она есть. Тут иностранная публика воодушевленно заговорила про "мадам Политковскую", но писатели этого энтузиазма не разделили, и тема быстро себя исчерпала.
На протяжении всего салона французские газеты пестрели восторженными статьями о российской прозе - фотографии писателей, их биографии, рецензии на книги. Да и интерес французской публики к нашей литературе превзошел все ожидания. С российских стендов были раскуплены 18 тысяч книг (из них четверть на русском языке, остальные - переводные). А в книжных магазинах Парижа покупатели сметали с прилавков наше все - от Достоевского до Гришковца. Все без исключения "круглые столы" и творческие встречи проходили с аншлагами: люди сидели даже на полу, в проходах между рядами. Раздавая автографы направо и налево, польщенные российские писатели признавались, что у себя, в России, они никогда не имели такого успеха.
Во французской прессе российская литература в большинстве случаев подавалась, правда, странновато - словно речь шла годах эдак о восьмидесятых. По мнению большинства рецензентов, главные темы современной российской прозы - сталинизм, репрессии, трагедия Второй мировой и тоталитаризм. А главный пример для подражания - Солженицын.
Наблюдавшийся повышенный интерес говорит - по крайней мере на сегодняшний момент - не столько о востребованности современной русской литературы на Западе, сколько о ее сохранившемся статусе одной из главных мировых литератур. Это, пожалуй, основной для нас положительный результат Парижского книжного салона - унизительного ощущения, что все достижения остались позади и надо начинать все сначала, не осталось. Нас по-прежнему готовы слушать. Нас по-прежнему готовы воспринимать. Если мы теперь, после шумного успеха в Париже, сосредоточимся на собственном величии, продолжим пестовать исключительно заслуженных мастеров искусств, а молодых авторов будем воспринимать как досадное дополнение к мэтрам - в какой-то момент величие и впрямь отойдет в прошлое. Останутся лишь декоративные березки.
