Европейское кино давно уже пестует собственную усредненность, эстетическую предсказуемость. Всякий радикализм, похоже, отдан на откуп былым окраинам кинематографического мира; воспользовавшись этим, сперва японские, а в последнее время корейские режиссеры мощно заявляют о себе миру. Даже самые опасные и маргинальные эстетики в Европе неумолимо перерабатывают в качественный и привычный мейнстрим, как это произошло несколько лет назад с откровенной порнографией, которая с помощью Катрин Брейя и прочих французов стала неотъемлемой частью среднестатистического фестивального кино. Кинохулиганов, не желающих мириться с всеобщей стандартизацией, в Европе осталось совсем немного - Педро Альмодовар, Михаэль Хайнеке, и главный из них, похоже, датчанин Ларс фон Триер. Его последний фильм, только что вышедший в российский прокат, - "Пять препятствий" - не вмещается ни в какие жанровые рамки.
Поразительнее всего то, что Триер по выслуге лет давно уже мог бы превратиться в мэтра, чуждого каким-либо экспериментам. Еще в 1984 году всеевропейский фурор произвела первая же его полнометражная работа "Преступный элемент" - мрачный, изысканный артхаусный фильм. Некоторое время он работал в той же стилистике, производя мощное, но все же вполне укорененное в привычной стилистике кино; в "Европе" Ларс фон Триер демонстрировал депрессивную послевоенную Германию, в "Королевстве" соединял хичкоковский хоррор с психоделикой Дэвида Линча. Однако в 1994-м он резко сменил ориентиры, заодно устроив веселый переворот в киносознании; ничего радикальнее придуманного Триером течения "Догма" в Европе в 90-е не было. "Догма" была сконструирована из набора жестких правил: нельзя использовать декорации, сюжет не должен быть слишком эффектен (никаких убийств, например) и т. д. "Догма" подавалась как мощное движение с большим числом участников. Примечательно, однако, что использовать все ее теоретические разработки смог только сам фон Триер, остальные участники группы мало чем себя прославили. Сняв в рамках "Догмы" "Рассекая волны" и "Танцующую в темноте", фон Триер с издевательской легкостью отказался от придуманных им (вроде бы для решительного обновления кинематографа и возвращения его к живительным истокам) жестких правил. Знаменитый "Догвилль" снят прямо противоположными методами: вместо натуры - крайне условные имитации декораций, а что касается убийств, так крови здесь больше, чем в гонконгских боевиках.
К фон-триеровским экспериментам за прошедшие годы можно было бы и привыкнуть. Однако "Пять препятствий" - фильм, неожиданный даже для фон Триера. И не просто из-за полнейшей жанровой неопределенности - документальное кино здесь смешивается с художественным, при этом неотъемлемая часть конструкции - короткометражки. "Пять препятствий" - смесь манифеста с глубоким самоанализом, фильм о принципах функционирования кинематографа вообще.
Героев в картине два: первый - сам фон Триер, второй - виднейший датский документалист Йорген Лет, когда-то обучавший Триера ремеслу в киношколе, в конце 60-х создавший знаменитую короткометражку "Совершенный человек" (некая личность в бесконечной белой комнате совершает ряд бессмысленных телодвижений - прыгает, ест, бреется, произносит сюрреалистические тексты; режиссер при этом пытается понять, что происходит у героя в голове). В последние годы Лет бездельничает на Гаити - датское правительство назначило его тудам почетным консулом. Фон Триер, решив вновь вернуть его в кинематограф, предлагает ему сделать пять римейков "Совершенного человека", но с условием: каждый раз Триер будет придумывать множество случайных, весьма нелепых правил, которым Лет должен строго следовать. В первом фильме в каждом монтажном плане должно быть ровно 12 кадров, во втором действие происходит в беднейшем районе Бомбея, в третьем главное условие - отсутствие всяких условий (Лет, привыкший к жесткому самоконтролю, совершенно теряется), четвертый должен представлять собой анимацию ("Я ненавижу мультфильмы!" - в ужасе восклицает Лет. "Я тоже", - злодейски смеется Триер). В пятом Лет является режиссером только в титрах; фильм состоит из кадров, снятых во время бесед учителя с учеником.
Отчасти это, конечно, остроумная и язвительная пародия на "Догму". Куда важнее, однако, другое. Триер постоянно пересоздает самого себя, придумывая себе все новые и новые правила существования, разрабатывая какие-то совершенные удивительные концепты. Например, у него есть проект "Измерение": каждый год под Рождество он снимает в разных уголках Европы какой-либо трехминутный сюжет, и съемки в целом должны продолжаться почему-то ровно 33 года; премьера того, что получится в результате, назначена на 2024 год. Только теперь, после "Пяти препятствий", стало ясно, зачем, собственно, Триер занимается подобными странными вещами. Правила, которые он сам себе постоянно придумывает, столь же, по сути, нелепы, как и те, которыми он мучает своего старого учителя. Они - естественный ограничитель для творчества, именно своей случайной условностью освобождающий от условности штампованной; они сжимают, подавляют творческую пружину, позволяя ей в дальнейшем распрямиться с удивительной силой. Триер походит на персонажа Хармса, который сам себя поместил в тесный ящик и запер за собой крышку - чтобы выяснить, кто победит в результате, жизнь или смерть. Побеждает, как известно, жизнь - пусть даже и неизвестным способом. То же самое происходит и с Триером. Наилучший этому пример - последний его фильм, который, при всей своей схематичности и экспериментальности, в конце концов оказывается очень человечным, крайне трогательным приношением престарелому учителю.
