Последние дни были полны новостями, так или иначе связанными с прямым волеизъявлением народов. О результатах референдумов во Франции и в Голландии, где граждане решительно отказали в поддержке проекту европейской конституции, можно сказать много разного (см. "Дом без крыши"), но первое впечатление от этого известия было отчетливо благоприятным - кажется, не у меня одного. А вот одновременная весть о решении Верховного суда не удовлетворять иск коммунистов к ЦИКу, зарубившему затею КПРФ с референдумом, вызвала менее определенные чувства.
То есть в первом-то слое все вроде правильно. Большая часть из семнадцати коммунистических вопросов отметена ЦИКом в полном соответствии не только с Законом о референдуме (который запрещает выносить на референдум вопросы, связанные с бюджетом или с "исполнением и изменением внутренних финансовых обязательств" России, а также вопросы, допускающие множественное толкование или подразумевающие неопределенные правовые последствия), но и со здравым смыслом. Довольно две минуты повоображать, что выйдет из весьма вероятного "да" на иные из предложенных вопросов, чтобы решение ЦИКа одобрить. В самом деле, согласны ли вы с тем, что в РФ должно быть обеспечено право каждого гражданина на общедоступное и бесплатное дошкольное, среднее, профессиональное и высшее образование, или с тем, что размер оплаты жилья и коммунальных услуг в сумме не должен превышать десяти процентов совокупного дохода совместно проживающих членов семьи? Ну ответит народ, что согласен, - и что? Принятие ответа вполне всерьез означало бы радикальный и бессмысленный слом нынешней, пусть дрянненькой, но действующей социально-экономической системы - при полной неизвестности насчет того, чем ее замещать; ведь подразумеваемое "сделайте, как было", то есть "верните советскую власть", заведомо неисполнимо. Вместо трудной (потому что умственной) работы по улучшению дел предлагается устроить еще один всероссийский развал, прямо грозящий смутой. В этом смысле зряшней кажется ирония идеолога референдума Глазьева: мол, эдак ЦИК "отверг бы и вопрос, вправе ли наши граждане пить чистую воду и дышать чистым воздухом". Да, вероятно, отверг бы за "неопределенность правовых последствий" - и совершенно правильно бы сделал.
Но тут же начинаются и сомнения. Прав был тот же Глазьев, сказав, что даже травля крыс как-то связана с бюджетом, - значит ли это, что на референдум против воли действующей власти нельзя вынести вообще никакой вопрос? А если значит, то хорошо ли это?
Вообще-то, очень может быть, что и хорошо. Предельная простота этого крупнокалиберного орудия народовластия делает его и предельно опасным. Недаром же в современной Германии плебисциты запрещены законом - очень уж запомнились немцам бесконечные плебисциты Третьего рейха, посредством которых фюрер буквально повязал всю нацию круговой порукой, сделал бюргеров не только заложниками, но и прямыми соучастниками преступлений своего режима. Ковровые бомбардировки последних месяцев войны трагически ускорили осознание немцами своей личной причастности к свершениям вождя - и больше они на референдумы выходить не желают. Этому можно подыскать и теоретическую основу: чем прямее народное волеизъявление, тем выше вероятность проявления худших свойств демократии. Как писал Монтень, мэр Бордо (сочувственно цитируя Бианта из Приены, то есть восходя к очень ранним истокам классической демократии), "большая часть - это всегда наихудшая", и сколь угодно скверные результаты плебисцита нетрудно себе представить и не обращаясь к нацистскому опыту.
Но тут возникают сразу два возражения. Первое: плебисциты опаснее, если инициируются не оппозицией, а как раз действующей властью. В гитлеровском "упрощении" демократии, в неограниченном манипулировании народной массой плебисциты смогли сыграть свою дьявольскую роль только в комплекте и с абсолютной безальтернативностью пропаганды, и с прямым насилием против оппонентов, и с бесконтрольностью подсчета голосов - оппозиция таким комплектом обычно не располагает. Если совсем коротко, то референдумы страшнее всего тогда, когда их втюхивают народу взамен "продажной политики" как праздники национального единения, - оппозиции такие трюки не по силам, иначе она не была бы всего лишь оппозицией.
И второе возражение: нельзя слишком туго зажимать клапаны. Коммунисты правы, указывая на прямую зависимость между затрудненностью законного протеста и вероятностью выхода недовольных на улицы. Да и без КПРФ видно: вон, во Франции довольно долго варили политику почти без оглядки на растущее недовольство - и получили ошеломляющую плюху (и, повторюсь, эту плюху многие скорее одобрили).
Мне, впрочем, представляется, что эти возражения не исключают крайне опасливого отношения к референдумам здесь и сейчас. Конечно, такой полномасштабной катастрофы, к какой в итоге привели Германию плебисцит 34-года о наделении фюрера "исключительной исполнительной властью" и дальнейшие такого же рода торжества единства нации, никакой референдум о расценках на коммунальные услуги в России не породит, но и той каши, какую он все же способен заварить, нам бы не надо.
При всем множестве различий между веймарской Германией и нынешней РФ у них есть важное сходство - примерно одинаковый возраст и, как следствие, сравнимые неразвитость и неукорененность в общественном сознании институтов и принципов развитой демократии. Поэтому упрощения демократии (а референдум есть все-таки предельное ее упрощение) нам тоже надо очень опасаться, чтобы жить не стало сильно хуже. Ведь, при многих сходствах между современной Францией и нашей страной, по обсуждаемому вопросу между нами может обнаружиться очень существенное различие. Итог референдума во Франции оказался, повторюсь, плюхой действующей власти. У нас же, если, не приведи Господи, до подобного дойдет, мало того что плюха окажется куда как похуже полученной Шираком; важнее другое: она будет плюхой не только власти, но и всей стране, и радоваться не придется никому.
А что клапана не надо пережимать - сущая правда, но это другая тема. Это не про референдумы.