Неподъемная девятисотстраничная биография пусть нобелевского лауреата и великого поэта, но все же умершего 45 лет назад, изданная в не самой харизматической серии ЖЗЛ, конечно, вряд ли станет обсуждаемым явлением не только интеллектуального, но и общественного свойства. Можно предположить, что она пройдет незамеченной или вызовет широкое раздражение в узких кругах. И эта наиболее вероятная реакция сообщает не слишком веселые вещи скорее о нынешнем "русском интеллектуальном поле", нежели о самой биографии Бориса Пастернака работы Дмитрия Быкова.
Именно как биограф, кстати, Быков раздражать не должен. Работа проделана огромная. Фактического материала - море. Биография Пастернака (1890-1960) изложена подробнейше, со всеми кризисами, фактами и апокрифами. Все аспекты - от "гений и женщины" (Пастернак и его возлюбленные - от Жени Лурье до Ольги Ивинской) до "художник и тиран" (чертовски неоднозначные отношения со Сталиным) - рассмотрены. Взгляд на героя - здравый, с безусловной симпатией и даже нежностью, но без глупой слепой апологетики. Анализ текстов вполне делен и целен. Вдобавок в книгу включены фактически самоценные эссе о Маяковском, Цветаевой, Мандельштаме, Сталине, Ахматовой и даже Вознесенском: их с Пастернаком Быков рассматривает как систему отражающих и тем дополняющих друг друга зеркал...
Однако быковский "Пастернак" - больше чем портрет, даже больше, чем портрет с дотошно прописанным фоном. Это еще и вполне личное высказывание вполне публицистического свойства: во-первых, с Пастернаком Быков обращается на равных (пусть и без всякого панибратства, с соблюдением положенной корректности); откровенно и эффективно использует его для проговаривания своих концепций, касающихся, страшно сказать, "судеб России", во-вторых. И вот уж это у многих точно вызовет раздражение.
Вызывать раздражение - это у Дмитрия Быкова, журналиста, романиста, поэта и немного телеведущего, вообще фирменное свойство. Оно и понятно: куда ни плюнь - везде Быков, от "Собеседника" до "Огонька", от книжного прилавка до программы "Времечко", от шорт-листа "Нацбеста" до лонг-листа "Букера". Парадоксально, однако, что при этой вездесущести Быков - фигура явно недооцененная: не находится даже оппонентов, желающих дискутировать с его обильно генерируемыми концепциями на равных. Добро бы речь шла о спорщиках из интернет-форумов, не способных преодолеть планку "дурак - сам дурак". Но вот ведь и умнейшая Татьяна Толстая в интервью на вопрос, а читала ли она роман "Орфография", ответила, что, дескать, не читала и не будет, поскольку ей неинтересна книга, которую мог написать ТАКОЙ человек... Прости, читатель, что разговор идет о Быкове, а не о Пастернаке: это объяснимо, поскольку и для Быкова -. при всей добросовестности его как биографа-исследователя! - Пастернак в "идейном" смысле лишь повод, причем повод идеальный.
Магистральная быковская тема (во всех трех его романах - "Оправдании", "Орфографии" и "Эвакуаторе", во множестве стихов и статей) - поведение интеллигента (то есть сложно организованного индивидуалиста, умеющего чувствовать тонко и склонного к рефлексии) в Истории. История имеется в виду русская: ее Быков видит как ряд схожих четырехтактных (реформаторство-зажим-оттепель-застой) циклов, результатом которых всегда (а в двадцатом веке особенно) является очередное, всякий раз большее упрощение. Торжество энтропии, исчезновение из жизни как раз самого сложноорганизованного и тонкого. Процесс этот над-человеческий - биологический, чтобы не сказать геологический: роли в нем расписаны, ниши розданы заранее, противостоять ему невозможно (и самоубийственно), покоряться - постыдно (и в итоге тоже самоубийственно). Поэтому говорить можно не о результативной борьбе или тотальной сдаче, но единственно о поведении: как будешь ты вести себя, втиснутый в предписанную люльку этой помеси карусели и мясорубки? Как сумеешь балансировать между инстинктом самосохранения и чувством собственного достоинства? В случае человека искусства уравнение даже усложняется, становясь "задачей трех тел", потому как есть еще и властный голос предназначения, воля дара, реализующегося через своего носителя - даже тем самым его губя.
Разумеется, для Быкова, могущего вслед за Пастернаком повторить "Мы были музыкой во льду. Я говорю про всю среду, С которой я имел в виду Сойти со сцены - и сойду", это тема личная (пусть и с поправкой на времена, в которые упрощение реализуется иначе, не через лагеря). Разумеется, Пастернак - эталонный русский интеллигент (еврейство только усугубляет эталонность), эталонный Большой Поэт, выживший в эталонно жуткие годы новейшей русской истории и сумевший все же не сломаться окончательно; то ли "самая компромиссная", то ли "самая универсальная" фигура советской культуры. Однозначный герой быковского "романа", лучший повод поразмышлять о ключевом вопросе "поведения".
Быков склонен выставлять своему герою итоговый плюс: по нему, пастернаковские всеприятие, жизнелюбие, компромиссность, тяга к нормальности, к обывательству даже (разумеется, уравновешенная особой чуткостью к высшим гармониям), скорее положительны, хотя бы потому, что плодотворны. Жаль, что с Быковым навряд ли кто возьмется всерьез поспорить про "поведение личности в Истории" - хотя бы сейчас, хотя бы на материале Пастернака; и впрямь ведь ограничатся молчанием и раздражением. А ведь пока на эту тему - кажется, снова для России ключевую - не случится полноценной и результативной рефлексии у наиболее умной и динамичной прослойки русского общества, не получится и скорректировать чугунную, тоскливую, внечеловеческую цикличность общей для страны судьбы.
