На дворе снова одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмой. Молодым французам, как и в прошлый раз, до смерти надоел тупой государственный патернализм. Разница лишь в том, что у нынешних молодых бунтарей другой цвет кожи...
Чем была революция 1968 года? Это был протест против абсолютного доминирования государственной машины над обществом. Национальное государство с мощным бюрократическим аппаратом оказалось крайне эффективным институтом. Благодаря ему в XIX-XX веках Европа шагнула далеко вперед. Каждый получил доступ к образованию и медицинской помощи, право на социальную защиту и пенсию. К середине XX века даже стало казаться, что этот универсальный механизм способен каждого сделать счастливым. Но довольно быстро оказалось, что есть два маленьких "но".
Во-первых, выяснилось, что бюрократия далеко не так умна и дальновидна, чтобы ей можно было полностью доверить управление страной. Госаппарат полезен, когда речь идет о простых вещах - о гигантских промышленных проектах, об управлении железными дорогами и электросетями. Он неплохо может удовлетворить базовые потребности людей. В остальном же бюрократия скорее обуза - она боится перемен и тормозит развитие. Во-вторых, в забюрократизированной стране люди чувствуют себя винтиками, от которых мало что зависит. Есть чиновники, которым по рангу положено заботиться о благе народа, и они лучше остальных знают, что людям на самом деле нужно. Место человека в системе определяет не он сам.
Отсюда кажущаяся алогичность революции 1968 года. Она одновременно и либеральная, и левая. "Вы не можете дать нам то, чего мы хотим. Вы не умеете учитывать интересы индивидуумов. Вы далеко не столь эффективны в управлении, как вы нам говорили. Дайте нам больше свободы, и мы разберемся сами!" - говорили тогда либералы. "Нам надоело быть винтиками безликой безмозглой системы. Нам надоело фальшивое казенное счастье - быть частью национал-государственной машины с флагами, гимнами и марширующими колоннами. Мы хотим подлинного равенства индивидов, мы хотим искренней солидарности единомышленников!" - говорили левые. Либералов и левых сплотил общий враг - патерналистское государство. На выходе из революции англосаксонская часть Запада выбрала скорее свободу, континентальная Европа - скорее солидарность.
Как показали нынешние события во Франции, с течением времени солидарность по-европейски стала неотличима от старого доброго патернализма. Молодые арабы оказались в положении тяжело больного пациента, умереть которому врачи не дают (жалко!), но и толком не лечат. Лечиться же самому строго-настрого запретили. Ведь если все начнут лечиться сами, то кто-то ведь и выздороветь может. И тогда возникнет вопрос: а зачем нужны такие врачи? А потом, поправившийся пациент-то и наподдать может.
Впрочем, не будем торопиться с выводами: желающих посочувствовать несчастным поджигателям чужих автомобилей хватает и без нас. Нынешние молодчики из гетто - это не студенты-троечники, бунтовавшие почти сорок лет назад. И ныне дело далеко не только в социальном протесте. Сегодня во Франции немало депрессивных регионов, в которых коренная французская молодежь живет немногим лучше своих сверстников из мусульманских гетто. И тем не менее они не идут громить магазины и жечь авто. Почему? Во-первых, плотность расселения молодежи из коренных французов меньше, чем у иммигрантов с их высокой рождаемостью, и меньше проблем с завоеванием "жизненного пространства". Во-вторых, дело в том, как эти молодые потомки мигрантов ощущают себя во Франции. Сжигая построенные для них школы, они требуют увеличения социальных пособий и чтобы полиция не совала нос в их дела (и не хочется даже думать, что они потребуют завтра). Конечно, это далеко не все молодые арабы - кто-то мечтает о более доступном образовании и приличной работе, но машины-то жгут другие.
Вопрос - сочувствовать бунтовщикам или бороться с ними - на самом деле важнее и глубже, чем может показаться. Ответ зависит от того, считаете ли вы человека существом причинно-обусловленным или целеполагающим. Если вы считаете, что непростые условия жизни - это на все времена железное оправдание неприкрытому свинству, то это одно. Если же вы уверены, что стремление человека сделать свою жизнь лучше и достойнее помогает преодолевать самые трудные препятствия - это совсем другое. Сочувствующие сегодня хотят, чтобы Франция так и осталась патерналистским государством, пекущимся о нерадивых детках, которые потом это же государство с удовольствием похоронят. Возмущенные же действиями молодых подонков требуют, чтобы Франция изменилась.
