Вменяемый рецензент генисовского «Колобка» обречен облизываться вдвое против плановой нормы. Как обычный читатель, он борется со слюноотделением, резко повысившимся от кулинарной смачности сконцентрированных здесь экскурсов в мир съедобного. Как человек пишущий — глотает слюну белой зависти, потом не удерживается и, оскоромившись, впадает в смертный грех цитирования. Ну, например: «В Таиланде дуриан считают афродизиаком и называют королем фруктов. Если это и так, то это — сумасшедший король, вроде Лира».
Удержать от превращения рецензии в дайджест способна здесь только профессиональная сила воли. Именно Генис и Вайль, двое рижан, эмигрировавших из Союза в Штаты и вернувшихся — заочно, текстами, — на перестроечной волне, задали стандарты новой русской эссеистики как азартного словесного эквилибра, в котором виртуозность жонглирования обязана не уступать, а то и превосходить ценность предмета. Подражать манере соавторов у значительной части пишущей в газеты братии теперь такое же общее место, как имитировать парфеновский стиль — у говорящей из телеящика; однако оригиналы, даже разделившись и давно работая соло, способны организовать клонам наглядный мастер-класс.
Таков и «Колобок» — даром что в генисовском портфолио это не первая кулинарная сессия, была же у них с Вайлем знаменитая «Русская кухня в изгнании». Мотивы и блюда могут пересекаться, но ассортимент аранжировок у Гениса — как у элитарного шеф-повара. «Колобок» — это тридцать два эссе, лукавым змием обвившихся вокруг ствола гастрономии: двадцать четыре визита в национальные кухни (географический репертуар — планетарный: от Шотландии до Таиланда, от Турции до Калифорнии), восемь чечеточных выплясываний на полях всемирной «Книги о вкусной и здоровой пище» (от проступающего в текстах писательского меню — в подаче Бродского, Кафки или Булгакова — до кулинарной анатомии советской цивилизации). Цитировать мы зареклись, поэтому поверьте на слово: вкусно.
